«Чем могу служить?»

Отвечаю:

«Мне надо с генеральным поговорить».

«По вопросу?»

Думаю, скажу — по личному, помощник на табличку укажет, где обозначены дни и часы приема по личным вопросам, поэтому иду на хитрость:

«По вопросу, представляющему для него прямой интерес».

«Даже так? Хорошо. Фамилия, имя, отчество?» — Сам все в книгу заносит. «Ждите, я доложу о вас». Что ж, сижу — жду. Помощник в кабинет. Выходит оттуда:

«Заходите, генеральный вас примет».

Прохожу через сдвоенные дубовые двери и… остолбеваю, примерно как ты утром.

— И что же тебя так удивило?

— Не что, а кто.

— Не тяни, говори.

— В кресле сидит полковник Зотов Евгений Петрович, собственной персоной.

— Кто-о? Зотов? Наш Зотов?

— Вот-вот. Я так же был ошарашен. Он поднимает глаза поверх очков и… словно тик пробежал по лицу — узнал. Но что значит подготовка. Ничем не выдал удивления! Справился с собой мгновенно, только ладонь к губам поднес, будто лицо потирает. Я понял — говорить надо так, словно мы незнакомы.

«Здравствуйте, проходите, — это он мне. — Что привело вас сюда?»

Отвечаю:

«Я ищу работу».

«И Почему выбрали нашу фирму?»

«Потому, что она пользуется авторитетом, и, если честно, заработок у вас хороший».

«А что, собственно, вы умеете?»

«По специальности я — инженер по эксплуатации автомобильной техники, мог бы работать механиком или водителем — категории в правах у меня все открыты, или телохранителем, с оружием знаком и обращаться умею».

«Это, конечно, хорошо, но, боюсь, недостаточно, чтобы пройти конкурс в «Гелион».

«Ну еще, — добавляю, — владею французским и испанским языками».

«Да? Это уже лучше».

Представляешь, Феликс, это говорит мне Зотов, который знает меня, наверное, лучше, чем я сам себя, но играет мастерски.

«И каков уровень знания языков?»

«Свободное общение как в устной, так и в письменной форме».

«Мы сделаем так: вас сейчас проводят в зал совещаний — там напишете свою биографию. И сделайте это в трех экземплярах: на русском, французском и испанском языках. Добро?»

«Без проблем».

«Отдадите написанное помощнику и дня через два, в это же время — позвоните, думаю, я сумею что-нибудь вам предложить. Вот вам моя визитка». Помощник отвел меня куда надо и оставил одного, дав бумагу. Я, конечно, смотрю визитку. На оборотной стороне надпись: — 22.00, «Снежинка».

— Назначил встречу?

— Да, но что за «Снежинка»? В общем, стал я вычислять, где назначена встреча, и остановился на одном кафе. На самом удаленном от центра, открытом со всех сторон, наружное наблюдение там установить сложно. Вечером поехал. Угадал. Встретил меня сам Зотов.

«Нашел, пропащий? Значит, умеешь еще что-то. Ладно, пойдем в помещение, поговорим».

Прошли мы через пустой зал и вошли в небольшой кабинет.

«Здесь можем говорить открыто. Ну, здравствуй, что ли?»

«Здравия желаю».

«Признаюсь, удивил ты меня немало. Я поначалу глазам своим не поверил — ты ли это? Да и немудрено, считал тебя канувшим в небытие. А ты вот он, работу ищешь?»

«Я был удивлен не меньше».

«Видел. Ну давай, рассказывай, как выжить удалось? Про акцию не говори, я все знаю. Ты о себе давай».

Рассказал я ему все, что и тебе. Зотов задумался, закурил. А у меня самого к нему вопросов немерено.

«Знаю, что о многом спросить меня хочешь, Витя. И справедливо твое желание, да и понятно. С чего же начать?»

«С начала, товарищ полковник».

И он начал говорить. Дословно я сейчас уже не передам наш долгий разговор, но смысл следующий. Мы с тобой выполняли локальную задачу с целью замены Хасана на агента стратегического внедрения, каковым являлся Валентин. Он нелегально работал давно. Внедрен был еще во время войны в Афганистане, прошел «плен», вербовку в военные советники моджахедов, то есть прошел долгий, более чем десятилетний путь, пока не попал в структуры наркомафии. Он-то и должен был после смерти Хасана стать одним из руководителей арталыкского синдиката.

— Хорошо, — сказал Феликс, — мы выполнили задание, Валентин жив, вроде все нормально, и что дальше? Почему дальше пошла сплошная «не-понятка»?

— Ничего удивительного, — продолжил Виктор. — На финальной стадии нашей работы в Центре произошли изменения. Кому-то в самых высоких верхах деятельность Х-4 показалась либо лишней, либо опасной. Как бы то ни было, подразделение признали неэффективным, экономически нецелесообразным и решили прикрыть. Как, впрочем, и многие другие службы. На чем основывалось решение верхов? В их толковании наша ликвидация объяснялась просто — нет средств для финансирования в полном объеме. Зотов считал это детским лепетом. Руководство просто опасалось развертывания сил, ему, по большому счету, неподконтрольных. Ведь деятельность Х-4 и подобных ему подразделений легко можно повернуть в другое русло. Например, на свержение существующей власти. Отсюда то же решение, что и по КГБ в свое время. Или, что тоже возможно, в верхах имелись значительные силы, заинтересованные в распространении наркотиков, ведь прикрывался же Хасан? И если решение на его ликвидацию Зотов не принимал самостоятельно, то, возможно, того никогда не тронули бы. Таков расклад Зотова. В общем, деятельность Х-4 решено было свернуть, агентов всех уровней отозвать в Центр.

— Но ведь это означало «засветить» стольких нелегалов? И не просто «засветить», а обречь на гибель?

— Вот поэтому-то Зотов и предпринял меры,

чтобы агенты получили сигнал отхода и консервации. Только для того, чтобы не «высветить» их. Отсюда и отсутствие связи, твоя телеграмма Валентину и все остальное. Зотов не раскрыл своих людей, уничтожил те архивы, к которым имел доступ, за что и был уволен. Ну а дальше все просто. Он уезжает из Москвы, возвращается в Город, мы с ним, оказывается, земляки, и начинает жизнь заново. Создает фирму, которая с успехом развивается.

— Почему в своем офисе Зотов не мог с тобой говорить открыто, его что, кто-то «пасет»?

— Я спрашивал его об этом. Он ответил, что опасается одного человека, которого подсадила областная администрация и который, по данным Зотова, напрямую связан с криминалом. Фамилия этого урода — Дроздов. Приходилось мне с ним сталкиваться. Он, сука, по общему мнению, и повинен в гибели Зотова.

— Что? Зотов погиб?!

— Да, Феликс, но об этом позже. Только…

— Твою мать!.. Но как же так? Скажи хоть, как он погиб?

— Его убили, заказное убийство.

— Беспредел! Такого мужика завалить! — Феликс встал, нервно заходил по комнате. Затем выругался и вернулся на место.

Выждав небольшую паузу, Виктор продолжил:

— Не могу, Феликс, дальше все держать в себе.

— Говори, Витя, я тебя слушаю.

— Зотов принял меня в «Гелион», и я начал работать при нем, как специалист по иностранным языкам, а фактически — первым помощником. Татьяна радовалась за меня, семья обеспечена, Зотов помог купить квартиру — в общем, жизнь наладилась, и все в ней меня устраивало. Какое великое дело — надежный тыл, когда ты любишь человека так, что готов всю жизнь отдать ему и уверен во взаимности этого чувства.

Виктор замолчал, нервно прикурив сигарету, делал затяжку за затяжкой, пытаясь успокоиться, чтобы продолжить свой рассказ.

— Каким-то внутренним чутьем я чувствовал, что так долго продолжаться не может. И хотя не было никаких предпосылок для пессимизма, я чувствовал, Феликс, всеми фибрами своей души, как загнанный зверь, чувствовал надвигающуюся опасность. Отгонял от себя мрачные мысли, но неотвратимость чего-то неизбежно страшного становилась все более навязчивой и реальной. И это произошло. Ты не задавал себе вопрос: откуда в стране появилось такое количество наркотиков? На любой вкус, в любом количестве, совершенно доступно и практически легально? Что произошло? Нет панацеи от этой заразы. Это страшно, Феликс. Пойми меня правильно, говоря все это, я виню прежде всего себя, ибо сам молчал, сам скрывал и жил в плену иллюзий, чего простить себе не смогу всю оставшуюся жизнь. Если бы повернуть время назад…