– Возможно, у вас есть свой интерес?

– Вы снова льстите себе. – Мерседес отпила вина. Свой интерес? Очень возможно. Он заинтересовал ее гораздо больше, чем она предполагала. Гриир уловил все признаки, колкие замечания, чтобы быстро оттолкнуть его, и пульсирующая жилка на обнаженной шее начинала трепетать быстрее, когда его взгляд задерживался на ней, как сейчас.

Грииру стало любопытно, насколько долго готовилось это представление. В гостиной она, скорее всего, выглядела бы милой молодой женщиной, зато в столовой могла бы позировать для портрета. Ее голубое платье было на тон темнее светло-голубых стен. Лента цвета слоновой кости, украшавшая корсаж, подходила к молочному цвету стеновых панелей и молдингов и служила идеальным обрамлением для темных волос, искусные локоны которых вились вдоль шеи. Рука Гриира невольно дернулась, когда ему из чисто мужского любопытства представилось, как нежно он распрямляет один из них, позволяя пряди свободно струиться по спине. Он догадывался, какую цель преследовали эти скромные локоны – привлекать внимание к нежной округлости подбородка девушки, к чувственной линии ключиц, намекая на обнаженные плечи, скрытые под платьем. Следом за этим взгляд плавно скользил ниже, оценивая хорошо выраженную высокую упругую грудь, скрытую декольте. Мерседес Локхарт выглядела соблазнительной во всех отношениях. Она была бы хороша и без всяких усилий. Но Гриир не мог отделаться от ощущения, что все, вплоть до цвета платья, тщательно спланировано во имя высшей цели, которую он пока не разгадал. Он достаточно хорошо понимал, ради чего весь этот вечер, званый обед. Он имел прямое отношение к бизнесу. За демонстративным дружелюбием и непринужденной беседой стояли деньги. Локхарт, Карлайл и Тарстон выступали единым фронтом. Тарстон хотел продавать новые бильярдные столы и наверняка пообещал Локхарту и Карлайлу комиссионные за их рекламу. Два других джентльмена за столом владели бильярдными залами в Брайтоне и нескольких других городах по соседству. Покупка стола, в свою очередь, пошла бы на пользу их бизнесу. Они понимали, Локхарт оказывал им любезность, позволяя стать одними из первых заказчиков. Все одно к одному. И только он выпадал из общего круга. Никто, даже по ошибке, не мог бы предположить, что после сегодняшнего застолья он купит стол.

Мерседес заняла скромное местечко в большой бильярдной на втором этаже и воткнула иглу в сложный рисунок, который намеревалась вышивать. Она знала, что выглядит по-домашнему, и стремилась именно к этому. Бильярд – занятие для мужчин. Мужчинам, собравшимся вокруг нового стола Тарстона, и в голову не могло прийти, чтобы она присоединилась к их игре. До тех пор пока она занималась вышиванием и выглядела в высшей степени женственно, ее присутствие считалось приемлемым. Они видели в Мерседес избалованную единственную дочь Аллена Локхарта. Дочь, которую он так любил, что не мог допустить, чтобы она слонялась по дому в одиночестве, когда он развлекает деловых партнеров. И что плохого в том, если в подобных обстоятельствах она побудет с ними, тихонько сидя в уголке?

Мерседес проткнула иглой льняную ткань и исподтишка окинула взглядом мужчин. Они перестали говорить о делах, уже обсудив резиновые борта, грелки и прочие новейшие технологические премудрости, предназначенные для того, чтобы ускорить движение шаров по столу. Настало время действовать, увидеть новый стол в деле, играть. Иначе говоря, делать то, чего мужчины дожидались весь вечер.

Отец достал с полки, висевшей на стене, кии из ясеня и раздал их гостям. Двое владельцев бильярдных залов в Брайтоне удостоились чести играть первыми. Однако Мерседес не сводила глаз с молодого капитана Гриира Бэррингтона. Вблизи он не разочаровал ее – именно такой, каким она видела его в глазок, высокий, светловолосый, широкоплечий, обладающий безграничным непринужденным очарованием. Притягательные голубые глаза, едва заметное заигрывание с ней составляли лишь часть этого. Несмотря на то, что его окружала неоспоримая аура джентльмена, Бэррингтон был совсем не похож на лощеных лондонских хлыщей с их лицемерием, скрывавшим истинные намерения. Мерседес видела, как он засмеялся и что-то сказал Тарстону. Она инстинктивно чувствовала его чистосердечие и искреннее расположение к собеседнику, хотя эта наивность могла обмануть многих, вздумай он использовать ее во вред. Было бы неплохо приручить его, капитан не производил впечатления легковерного простачка. Он провел достаточно времени на военной службе, видел, как умирают люди, возможно, даже убивал сам, соответственно, понимал, что значит отнять у человека жизнь, знал, каково жить в суровых условиях, даже если привык к комфорту и роскоши. Богатство отцовского дома не сразило его, в чем отец ошибался, видя лишь молодого человека без определенных целей в жизни, офицера на половинном жалованье, сидящего без дела и не имеющего никаких перспектив, кроме военной службы. Мерседес не могла с ним согласиться. Могла поспорить, что Гриир Бэррингтон – сын джентльмена. Его телосложение не отличалось грузностью, как у сыновей фермеров, речь звучала совсем иначе, чем говор малообразованных мужчин. Отцу придется нелегко. Сыновья джентльменов не якшаются с бильярдными игроками в основном потому, что у них иные перспективы, скажем, поместье, куда можно вернуться, или место священника в церкви. Ее отец, каковы бы ни были его намерения, не учитывал этого.

Капитан Бэррингтон шагнул к столу. Первая игра закончилась, и отец предложил ему сыграть с одним из мужчин из соседнего городка. Пока игроки натирали мелом концы киев, Карлайл громко произнес:

– Вы хороший игрок, Хоу. Но ставлю пятьдесят фунтов, что наш капитан выиграет у вас три партии из пяти.

Мерседес замерла, немного выпрямившись в своем кресле. Пятьдесят фунтов – небольшая ставка по меркам этих людей. Мелочь, пари между своими, достаточное лишь для того, чтобы подсластить кашу. Но в ситуации Бэррингтона пятидесяти фунтов могло хватить на полгода. По комнате пробежал заинтересованный шепот. Для гостей, собравшихся у отца, лучше, чем играть в бильярд, было только делать на бильярде деньги. Хоу уверенно засмеялся и, вытащив бумажник, бросил на стол купюры.

– Я принимаю вызов.

– Капитан, не хотите сделать ставку на себя? – спросил Локхарт, собрав деньги.

Бэррингтон, ничуть не смутившись, покачал головой:

– Я не играю на то, что не могу себе позволить потерять. Мои ставки гораздо ниже.

Локхарт засмеялся и похлопал его по спине:

– Я могу это исправить, капитан. Не проиграйте.

Капитан Бэррингтон проиграл первые две партии, уступив сопернику совсем немного. Третью и четвертую партии выиграл. После этого Карлайл поднял ставку:

– Удвоим на последнюю игру?

Хоу нисколько не возражал:

– Конечно. Как же иначе?

Мерседес гадала: неужели это ловушка? Неужели Карлайл с ее отцом все это подстроили? Неужели так уверены в мастерстве Бэррингтона и самоуверенности Хоу? Если так, это сделано красиво. Хоу не лучший игрок в этой комнате, но считает себя лучшим, в этом все дело. Если Бэррингтон выиграет у него, другие тоже захотят попробовать, проверить свое мастерство. Теперь Бэррингтон уже изучил стол, приспособился к тому, с какой скоростью катится шар по сланцевой поверхности, как отскакивает от резиновых бортов. Он выиграл серию, загнав в лузы три шара, чтобы сразу же захватить лидерство. Но Хоу это не смутило. Он забил три своих, прежде чем проиграл очередной удар. Мерседес подалась вперед в кресле. Последние два удара грозили стать для Бэррингтона весьма сложными. Он вытянул свое длинное тело и, наклонившись, позволил ей беспрепятственно увидеть стройный переход от ягодиц к бедрам. Кий скользнул по мосту между его пальцами с мастерской точностью. Удар был нежным. Биток медленно покатился в сторону прицельного шара и коснулся его ровно с той силой, которая требовалась, чтобы с глухим стуком загнать его в угловую лузу, в то время как биток благополучно и без всякого риска качнулся назад. У Мерседес вырвался вздох, хотя она и не заметила, как затаила дыхание.