– Да? – удивился Пафнутьев. – Ну да ладно... Какие планы?

– Никаких. Мама сказала, что вы звонили, вот я и решил, что...

– Молодец! Повидаемся?

– А надо ли?

– Старик! Я тебя не узнаю! Разве нам не о чем поговорить?

– А разве есть? – Андрей все еще опасался безразличия Пафнутьева.

– Да! – закричал в трубку следователь. – У нас с тобой прекрасный повод для встречи! У нас куча незаконченных дел!

– Какие дела? – Андрей растерялся от неожиданности. – Разве они не закрыты? – голос его дрогнул, и Пафнутьев понял, что парень до сих пор опасается последствий прошлогодних событий.

– Старик, слушай меня внимательно, – размеренно заговорил Пафнутьев. – Прошлый раз, когда мы встречались с тобой на природе, помнишь? Так вот, я дал тебе слово или, скажем проще, – обещание, кое с кем разобраться.

– Помню.

– Обещания я не выполнил. Виноват. Но и не отказался от него. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да.

Только после общения с китайцем Андрей понял, насколько полны смыслом самые простые слова – «да» и «нет». Люди нередко произносят сотни умных, тонких, многозначительных слов с одной целью – не обронить одно из этих коротеньких слов. И вот Андрей, оценив их силу, частенько даже злоупотреблял ими, но никто не возражал, потому что действительно просто разговаривать с человеком, который может вот так легко сказать – да или нет. Сразу обнажается суть разговора и суть взаимоотношений.

– Мы продолжаем наши игры? – спросил Пафнутьев.

– Да, – сказал Андрей.

И Пафнутьев даже рассмеялся от удовольствия.

– Какой же ты молодец! Ты тверд в своем решении?

– У меня нет других дел.

– На этой земле? – улыбнулся Пафнутьев.

– Да.

– Ну, старик, ты даешь! Ты не стал разговорчивее. Но это хорошо. Столько вокруг развелось пустобрехов... Старикам Светы не звонил?

– Звонил.

– Это правильно. Поговорили? Как они?

– Отшили.

– Это они напрасно.

– Нет, все правильно. Со мной им нельзя иначе. Я для них как дурное привидение из прошлой жизни. Гнать меня надо и креститься после этого.

– Ладно, Андрей... Не кори себя, разберемся. Нам со многим надо разобраться.

– Я правильно понял – мы продолжаем?

– Не так круто, конечно, как в прошлом году, но... Направление прежнее.

– Круто не круто... Жизнь покажет, Павел Николаевич.

– Жду тебя завтра утром, – уклонился Пафнутьев от уточнения. – Кабинет у меня другой, но ты парень сообразительный, найдешь. Тем более что табличка на дверях.

– Приду, – сказал Андрей.

Положив трубку, он остался сидеть у телефона, наслаждаясь чувством облегчения, которое охватило его после разговора со следователем. Последнее время Андрея угнетала странная скованность – вернувшись в свой город, он чувствовал себя не просто чужим, а отторгнутым, чуть ли не проклятым. Теперь же все встало на свои места. Есть человек, который ждет его, который придаст смысл его жизни. И было еще одно обстоятельство – этот человек был из его прежней жизни. Только там, на Украине, он в полной мере осознал то, что сделал для него Пафнутьев. Андрей даже представить себе не мог, как тому удалось вывести его из уголовного дела, как удалось завершить это дело, отпустив на свободу преступника, уложившего нескольких человек. И то, что следователь не бросил трубку, а, более того, охотно поговорил, пересыпая разговор радостными криками, успокоило Андрея. Все хорошо, все идет как надо, и он, Андрей, должен быть чистым, надежным и смиренным. Это он вынес из общения с китайцем Чаном – надо быть чистым, надежным и смиренным.

Осень наступила раньше обычного, но, словно убедившись в своей силе, не торопилась все подчинить и во все вмешаться. Дни стояли прохладные, но солнечные и сухие. Листва желтела, оставаясь на деревьях, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь красные, оранжевые, желтые листья, казались теплыми, и вообще в природе установилась атмосфера какого-то благодушия. Проходили дни за днями, погода не менялась, и лишь изредка короткие дожди освежали воздух и листву.

Криминальная обстановка в городе оставалась постоянной, без больших перемен. Ежесуточно угоняли десятки машин, находили две-три, да и то лишь те, которые похитили школьники младших классов, чтобы покататься и пошалить. Едва начинало темнеть, улицы и электрички быстро пустели и гость, нерасчетливо задержавшийся до восьми, до девяти вечера, оставался ночевать у хозяев, не решаясь воспользоваться транспортом. В электричках наутро находили отрезанные головы, в оставленных рюкзаках – руки, ноги, на обочинах – остальное. Поймали несколько людоедов. Один питался исключительно девочками, второй предпочитал любовниц. Отощавшие пенсионеры, роясь по утрам в мусорных ящиках, находили мертвых младенцев в целлофановых мешках – юные мамаши избавлялись от детей с какой-то остервенелостью, а пойманные за руку, дерзили в телекамеры, злобно смеялись, истерично рыдали, объясняя все беспросветностью своего существования – они не могли купить себе ни японского телевизора, ни турецкой кожаной куртки, не могли поехать на Канарские острова и посетить солнечную Грецию. А без этого жизнь казалась им пустой, дети – обузой, прохожие – врагами. Рыночные отношения безжалостно наступали на простодушную нравственность древнего народа. Президент время от времени исчезал на неделю-вторую, появлялся на телеэкранах с заплывшими глазами и говорил о великой дружбе с великой Америкой. Политические его недоброжелатели сидели в тюрьмах, а мордатые соратники обещали через два-три года падение страны замедлить.

Шел 1993 год.

Задача каждого была определена заранее, и каждый не один раз опробовал все, что от него требовалось. Поэтому все выполнялось четко, быстро, без суеты и неразберихи. Сынок должен был вскрыть дверь – это главное. Причем дверь должна быть вскрыта не только без шума, не только быстро, но и без повреждений, иначе будет испорчен товарный вид машины, потребуются новые расходы на ремонт и покраску, а многим покупателям это не нравится, многие попросту опасаются машин с подобными повреждениями, несмотря на безукоризненные документы.

Внешность Сынка ни у кого не вызывала подозрений. Был он невысокого роста, выглядел тщедушным, если не сказать хилым, а его чистое тонкое лицо с печальными глазами неизменно вызывало доверие всех, к кому он обращался. Но Сынок был непревзойденным мастером по вскрытию запертых автомашин, и не смущали его никакие хитроумные запоры, сигналы, сирены. Они скорее тешили его и возбуждали любопытство. Дружбы он ни с кем не водил, с остальными общался в минуты крайней необходимости и появлялся в группе за несколько минут до угона, а получив свою долю, исчезал.

Когда Сынок распахивал дверь, за руль тут же бухался Юрик – крупный, длинноволосый, причем волосы его были собраны на затылке в пучок, скреплены кожаным шнурком, а глубоко посаженные глаза, трепетные ноздри и нависший лоб еще более делали его похожим на известного певца Малинина. Похоже, Юрик сам прилагал усилия, чтобы подчеркивать сходство – и девушек это страшно возбуждало, да и самому нравилось, придавало значительность.

Когда Юрик оказывался за рулем, Сынок уже должен был сидеть справа – в его обязанности входило помочь завести мотор. Если все шло нормально, по плану, вдвоем они и скрывались на машине. Но если возникали сбои, появлялось препятствие, в дело вступал Борис по кличке Боксер – коротко остриженный, с ежиком надо лбом, в черной куртке и зеленых штанах на вырост. Милиция, прохожие с неуместной своей участливостью, неожиданно возникший хозяин – все это лежало на нем. Отшить, успокоить, прикинуться простачком и направить погоню по ложному следу.

И только в самом крайнем случае, при явной угрозе срыва всей операции, должен появиться Амон, устранить помеху и исчезнуть. Амон был небольшого роста, но широкоплечий, одевался во все черное и сам был смуглый, с настороженным взглядом, с редковатыми, но крепкими зубами. Его побаивались даже свои, опасаясь произнести нечто такое, что ненароком зацепит его, обидит, а когда обижается Амон, что его зацепит – предсказать было невозможно. Уже начало темнеть, и желтоватые осенние сумерки сгустились между домами. Первым появился Амон. Медленно прошел вдоль дома, где, по всей видимости, и жил хозяин машины, обошел двор и, не найдя ничего настораживающего, расположился на скамейке, закинув ногу на ногу. Рядом молодой папаша в полотняной куртке возился с дитем. Ухватившись за указательный палец отца, малыш в сером комбинезончике и вязаной шапочке усердно вышагивал вдоль скамейки, сосредоточенно глядя себе под ноги.