Заметался, беспорядочно размахивая кирпичом. Раздавалось шипение, и то одна, то другая "Алька" обмякала, сгибалась складками, становилась плоской, и с чмоканьем распластывалась по земле. Резинов ы е надувные куклы!
Сотни обжигающих рук ср ы вали с него одежду, ласкали, щипали его тело, губы присосками впивались в лицо. Женя отчаянно закричал... Перед глазами замелькали разноцветные круги, овалы, полосы, пятна...
...звенящая тишина, мрак. Внезапная всп ы шка яркого света... комната... стены - сплошные зеркала. Женя видит себя голого, всё тело в красных пятнах. Пол устлан соломой. В трёх шагах от него стоит Алька, не резиновая, живая. Алька в ночной рубашке, кисти рук в рван ы х матерчатых перчатках. Алька держит вилы. Гримаса презрения исказила её лицо:
- Вам полагается плата, бабий доктор!- Алька медленно поднимает вилы, точно копьё.
Женя хочет закричать, метнуться в сторону, но губы как склеенные , а ног он вообще не чувствует.
Алька засмеялась и метнула вил ы, они пролетели над головой Жени, сверху посыпалась штукатурка.
Алька шагнула к нему. Лицо её вдруг стало приветливым, взгляд ласковым.
-Я пошутила, солнышко, - пропела медовым голосом.
Ещё сделала шаг вперёд, шурша соломой. Протянула руки к Жене, но не притронулась, секунду помедлила, затем порывисто сбросила рубашку. Женю всего передёрнуло: вся грудь её, живот и ниже покрывала омерзительная татуировка...
... Женя проснулся, как от толчка.
Солнце заливало палату, чётко проецируя квадраты окна на стену и потолок. От окна тянуло утренним холодком, слышался оживлённый щебет щеглов и чириканье воробьёв.
Опять утро. Которое по счёту? Почему он так много спит? Женщина, видимо врач, сказала: надо много спать... Ему всегда хватало пяти часов... Они, наверняка, пичкают меня снотворным. Что же со мной? Сердце захлебнулось... Что это значит? У мамы был миниинфаркт два года назад, ей тоже велели много спать и "никаких дум, шевелений"... Шевелений... как же, попробуй, шевельнись: всё одеревенело...
С лёгким вздохом отворилась дверь. Женя глянул искоса: вошла дородная пожилая женщина, белый халат плотно облегал её фигуру. Женщина несла в руке вазу с букетом из ромашек и васильков. Поставила на тумбочку у кровати.
-Доброе утро, - тихо поздоровался Женя.
-Здравствуй, детка. Что так рано, али в ы спался?
-Лет на десять вперёд. Какой н ы нче день? ч ас?
-Суббота, четверть шестого. Как самочувствие? Сердчишко не беспокоит?
-Нет. У меня был инфаркт?
-Типун тебе на язык! Ч то ты, в твои-то годы? Перенапряг, поволновался дюже. Чай не железный, шибко к сердцу всё принимаешь. Нельзя так, что-то ведь можно и мимо пропустить, отмахнуться. Али не так?
-Так. Только не всегда получается.
-Вот и результат. Впредь умнее будешь. От окна не дует?
-Не дует, с п асибо. Скажите, как долго я пролежу здесь?
-В точности скажет тебе Тонюшка Сергеевна. Я ж тебе скажу так: в худшем случае - тьфу! тьфу!- месяца три-четыре, в лучшем - около двух.
-Чудная перспектива, - горько усмехнулся Женя. - Очаровательными были каникулы... И всё без дум, без шевелений, один.
-Почему один? К вечеру, я думаю, Сергеевна распорядится подселить к тебе ходячих, выздоравливающих . А через недельку от посетителей не будет отбою. Ты, парень, теперь у нас как достопримечательность. Каждому хочется воочию посмотреть на того, кто утёр нос специалистам. И в первую очередь Сергеевне. Она ведь бралась за Виктора, и отступилась. Другие врачи лишь подписались под её диагнозом. - Женщина помолчала, задумчиво глядя в окно, затем встрепенулась: - Ой, что ж это я курица безмозглая! Тебе по нужде надобно?
-Нет, спасибо.
-Ты ужо не стесняйся, сынок, понимать надо, не мучай организм, ему покой надобен...
-Не беспокойтесь, пока не надобно. Да, как вас звать?
-Нарекли Раисой, по батюшке Николаевна. Может , чего желаешь?
-Что я могу желать? Встать бы скорее, увидеть друзей.
-Встать? Об этом пока забудь. Шутка ли, два приступа...
-Два?
-Да, милый, два. В прошлое утро, я грешн ы м образом, подумала: всё, не в ы тащить тебя оттуда... Обошлось, к счастью. Не ведаю: толи Богу так было угодно, толи Сергеевна постаралась. Так что можешь считать себя трижды рождённым.
-Спасибо.
-Не мне спасибо. Тонюшке Сергеевне, да этой девке, прости господи, чуть не матюкнулась.
-Это кто ж?
-Да Танька, Чешковых дочка . Н е растерялась, сделала искусственное дыхание, массаж сердца... Если б не она, с ы нок, тебя нынче уже б хоронили... Тьфу, зараза! что это я тут мрачность развожу! Давай-ка , мы умоемся, потом укольчик сделаем, а там и Сергеевна пожалует. Не думай ничего такого , всё худшее позади. Вот отлежишься и будешь как новенький.
-Хорошо бы, - с лёгким сомнением сказал Женя.
ГЛАВА 20
В это время в двух километрах от него, кусая изрядно мокрую подушку, плакала Эльвира. Ночь прошла для неё отвратительно: в минуты, когда усталая, зарё ванная, наконец, засыпала, ей снова и снова снился Женя, а рядом не она, а Танька... Она целовала его в губы, прижималась тесно, тесно, обнимая.. . И Ж еня не противился, напротив, отвечал ей тем же... И лицо такое счастливое, довольное...
