-Правду и только правду, и ничего кроме правды, - улыбнулся Женя.
-Ой, неужели папка... - Эльвира дёрнулась, велосипед качнуло, и Женя от неожиданности выпустил руль: велосипед упал, больно саданув ребром сиденья в бедро; Эльвира, кувыркнувшись, плюхнулась в придорожную траву.
-Простите, Женя, я такая дурочка...
Им оставалось преодолеть метров сто пятьдесят. Женя бросил велосипед и взял Эльвиру на руки. Она виновато молчала, прикрыв глаза.
-Алё? Ты слышала, что я сказал? Папка вернётся! Прочь грусть и печаль! Ну- ка, улыбнись. Не так, что это за гримаса? Как счастливая девочка улыбнись. Вот, уже получше.
Эльвира благодарно прижалась к его груди, спрятала мокрое лицо, уткнувшись в шею. Через минуту вскинула голову, заглянула в глаза Жени.
-Сколько вам лет, Женя?
-Почти семнадцать.
-А мне осенью будет двенадцать.
-Что?! - остановился Женя. - Я думал: тебе лет восемь...
-Все так думают, потому что я маленького роста, карманная, - Эльвира помолчала, густо стушевалась.- Если... папа вернётся... как раньше был... Я согласна стать вашей... женой.
Женя рассмеялся, едва не выпустив из рук девочку.
-Вы не верите? Думаете: маленькая ещё, ребёнок... Но ведь вы через год пойдёте в армию, на два года. Когда вернётесь , мне уже будет почти шестнадцать...
-Солидный возраст. Самое время замуж.
-Опять смеётесь? У нас в классе есть девочка, её мама вышла замуж в шестнадцать лет.
-Есть такие случаи. Только, дорогая Эля, для замужества нужна любовь. И ещё много чего. Одной благодарности мало.
-Я буду любить... вас, - запинаясь, сказала Эльвира, ещё больше краснея. - А остальное... вы научите меня. Я способная. Правда, правда.
Они подходили к дому. Дверь резко распахнулась и выбежала Мария. У неё было опухшее от слёз лицо, на щеке синее пятно.
-Эля, девочка моя, что с тобой?!
-Упала. Ничего, мамочка, всё нормально. До свадьбы заживёт, - Эльвира со значением заглянула в самые глаза Жени, заставив на этот раз его покраснеть.
Через полчаса, когда Эльвира вся в пятнах йода и с забинтованной ногой беспокойно спала, Женя съездил за её велосипедом, сполоснулся в душе, и они с Марией сели за вечерний чай. Эдик, похоже, до утра не проснётся.
-Я вас слушаю, - прервал Женя долгое, мучительное молчание.
- Простите меня Женя, но у меня и в мыслях не было, что она возьмёт ваши тетради...
-Забудьте об этом. Я о том, что просил вас сделать.
-А, об этом... - Мария встала, прошла к шкафу , из - под салфетки на полке в ы нула тонкую ученическую тетрадь. - В от, не знаю, о том ли написала, - смутившись, протянула Жене. - Вам ещё что-нибудь нужно?
-Ручку, чистый лист бумаги и семечки.
Через минуту всё лежало перед ним. Женя допил чай, поблагодарил. Мария быстро освободила стол.
-Я нужна вам сейчас?
-П ока нет. Потом, когда прочту и подумаю, поговорим.
-Хорошо, я займусь своими делами.
Женя взял тетрадь, подвинул поближе семечки. Десять страниц крупным красивым почерком, точно экзаменационное сочинение отличницы. Содержание вызывало ощущение горячечного бреда: сумбурно, рвано, порой фразы явно из "другой оперы". Читал медленно, тщательно ощупывая каждое слово. Перед ним была груда острых и горячих осколков некогда цельной картины. Его задача - собрать вновь картину, скрупулёзно изучить, чтобы дать ясный и чёткий ответ: что разбило её? Чувствовалось: Мария писала в сильном волнении, противоречия разрывали её душу на части. Что значимо, что нет? Об этом надо, или ничего не значащий мусор, пыль? А об этом вообще стыдно писать... как потом в глаза смотреть... Помучилась, бедная, истязая себя. Да ещё писала, наверняка, ночью, уставшая от дневных забот.
"Я должен собрать "картину" и дать ясный, чёткий ответ. Иначе до Виктора не докричаться. Но пока не стыкуются кусочки, лишь больно жгут и колют ..."
Женя перевернул последнюю страницу, глянул на внушительную горку шелухи, на чистый лист бумаги. Увы, увы: я сно, что не достаёт "фрагментиков", но каких? Если он сам не знает, как объяснить Марии?
За окном быстро темнело. Вошла Мария, включила свет, настороженно - вопросительно посмотрела.
- Я пройдусь немного.
Мария кивнула.
Женя вышел во двор и направился в сторону гор. Видимость была ещё нормальная. Горы, чёрные и обманно-мохнатые , казалось , надвигались, нависали. Стояла звонкая тишина. Порой ветерок со стороны села доноси л неясные голоса, смех. Пьяняще пахло за день разогретой травой. По дороге, едва не попадая под ноги, пробегали ящерки. Небо в тёмных пятнах, между ними ясно горели звёздные россыпи.
Женя вновь, уже по памяти, листал тетрадь, всматриваясь в рваные фразы исповеди Марии. Знакомство, месяц ухаживаний, свадьба, брачная ночь, медовый месяц и долгая будничная жизнь. Работа, любовь, беременности, дети. Потом что-то случилось с Виктором... Что?
Погружённый в мысли, он не осознавал куда идёт, и сколько времени. Остановился, когда упёрся в перекладину загона. Осмотрелся. Горы, посветлев, отступили, замерли в дрёме. Взошла луна и затеяла игру в прятки: то мелькнёт за тучку, то лукаво выглянет. Справа в зарослях облепихи и шиповника монотонно шумела речушка. Дорога белой лентой уходила далеко вниз. Воздух был влажный, сладковатый от навоза в загоне. Захотелось пить, и Женя спустился к речушке.
