Я, глядя на всю эту суету, потихоньку ретировался под пальмы. Настроение было непонятным. Как-то все перемешалось в голове. Куда я попал, где мои вещи? Заговор какой-то, шпионы. Вот, зараза. Это место просто расслабляет. Или действительно, давно отдохнуть надо было?
Под эти мысли я и задремал. В себя пришел от того, что мне на живот поставили холодную бутылку пива. Ну конечно, кто так изощренно может разбудить, как не наш психолог. Тебе хочется послать разбудившего далеко и конкретно, но кто пошлет в здравом уме человека, принесшего холодного пива в жару?
Я нехотя открыл один глаз и посмотрел на эту ухмыляющуюся рожу:
— Никакого уважения к начальству у тебя, Стас.
— А то.
— Могу поспорить, что ты опять задумал какую-нибудь пакость.
— Почти угадал.
Я вздохнул.
— Черт с тобой. Давай свою пакость.
Он плюхнулся рядом со мной на песок.
— Слышь, начальство. Поговорить надо.
— Ну если надо, то говори. О ком или о чем?
— О твоем шпионе.
Я сразу пришел в себя. Всю сонливость как рукой сняло.
— И что Берзин?
— Посмотрел я на него сегодня попристальней. Прикинул его психопортрет. По всем выкладкам, он вроде нормальный мужик.
— Ты и раньше его прикидывал. И по схемам своим раскладывал. По твоей же рекомендации с него начали, а не с другого.
— То была теория. Исходные материалы — только твои архивы. А теперь я на него вживую посмотрел, когда он военных потрошил. Да и сегодня в другой обстановке… Он личность, Андрюха. И среди их серпентария он самый лучший. Это я тебе говорю.
— Ну, нормальный, кто спорит. Но ты же сам знаешь, что у нас при ДЕЛЕ такой должности, как «нормальный парень», не предусмотрено. Ты или выполняешь свою работу, или нет. А мы сейчас опять в деле, Стас.
Он некоторое время помолчал:
— Мне кажется, что потянет. Может, рассказать ему, что мы для него готовим?
— Перебьется. Рано еще. Я его сейчас красными флажками обкладываю. Пусть окончательно влипнет так, чтобы назад хода не было. А то еще соскочит в последний момент.
— Может, его тогда кровью повязать? Как это у поэта: «Дело право, когда оно кроваво…»
— Нет. Пока это лишнее. Тут и так кровищи по колено. Я аж чувствую, как ею от них всех смердит. Лучше обстоятельства ему создавать. Безвыходные. Это продуктивнее в долгосрочной перспективе. Хотя, посмотрим как карта ляжет.
— Добро, это я так, к слову. Преамбула так сказать.
— С подходцем, значит, господин психолог, работаем? И что тогда не преамбула?
Стас посмотрел на меня пристально:
— Ты чего такой смурной последнее время ходишь?
Н-да. А вот тут он попал в десятку. Придется говорить. Хотя очень не хотелось. Я вздохнул поглубже.
— Стас, мне мама звонила… И при том несколько раз…
Он сразу стал очень серьезным и внимательно на меня взглянул.
— Как это звонила? Ты о чем?
— Ну, не совсем она… Я же оставил у себя свою мобилку для связи, со всеми старыми номерами. Ноя там модернизировала что-то, но симка осталась. Так вот, с маминого номера звонки идут.
Он настороженно спросил:
— И что?
— Ничего. Я кнопку соединения нажимаю, а в трубке только звук, как от ветра в проводах. Слышал, как ветер в проводах осенью в степи стонет и плачет? Вот так и здесь… Я номер на отслеживание звонков поставил без вызова. Так вот, звонки идут и идут… Ты никому не говори пока. И еще у меня к тебе просьба. Повыясняй у наших ненавязчиво, может, и у них что-то странное происходит. А они просто не говорят. Ты же их знаешь, молчать до последнего будут, пока совсем не припрет…
— Ого. Интересные вещи творятся. Конечно, я выясню. И давно это происходит, с мобилкой?
— Уже месяц. Я у Нои спрашивал, что и почему так может быть.
— Что она ответила?
— Как-то не очень понятно и туманно. Просто повторила, что говорила и раньше. Сказала, что этот мир нас начал активно отторгать. Как будто прежние нападения и якобы случайности были из разряда пассивного сопротивления. Сейчас же начинается более коварное и выборочное давление. Теперь самые обычные вещи могут стать смертельно опасными. Знаешь, как у Хичкока, когда самым страшным предметом в доме может стать любимый плед, который тебя задушит во сне. Вот так и тут. Вроде из-за того, что мы на правильном пути. Кстати, а ты сам как?
— Что как?
— Не валяй Ваньку.
— Нет, со мной все в порядке. Можешь быть уверен, что ты первый узнаешь, когда начнется что-то странное.
— Договорились. Ладно, пошли твое пиво пить. Вон Олег уже рукой машет.
С отдыха вернулись на следующий день, и настроение было рабочее. Мы с Берзиным снова разместились в кабинете, поговорили о том о сем, попили кофе, потом я спросил:
— Ну что, Ян Карлович, продолжим?
— Давайте.
— Тогда начнем с персоналий. Вам такие имена с псевдонимами, как Хейфец Григорий Менделевич — «Харон» и Ганс Киппенбергерг — «Печатник» о чем-то говорят?
Берзин отрицательно покачал головой:
— Первый раз слышу.
— Может, по фотографии узнаете?
— Попробую.
— Подождите минутку, сейчас их покажу.
Я поднял трубку телефона:
— Фарид, ты уже на месте? Документы по остальным направлениям готовы? Хорошо. Пришли кого-то из своих с полным комплектом. В отдельную папку пусть положат все фотографии. Как срочно? Как обычно у нас, еще вчера.
Через несколько минут, кряхтя от тяжести, несколько курсантов внесли в зал четыре здоровенных железных ящика. Мне отдали тонкую папку, которую я сразу передал Старику.
— Вот держите фотографии. Встречались с кем-нибудь из них?
— Нет, первый раз вижу. Я бы вспомнил, если бы хоть раз была даже мимолетная встреча.
— Очень хорошо. Тогда я введу вас в курс дела, кто они. В делах есть полная справка, а я дам выжимку. Так вот — оба они нелегальные резиденты особой группы Сталина. Харон во Франции, Печатник в Германии.
Начну с Харона. Исключительно опасен и непредсказуем. Нестандартные поступки — его обычная линия поведения. Привязанностей нет. Никаких. Такие понятия, как дружба, любовь, семья — для него не более чем абстрактные понятия. Авантюрист по натуре, но владеет редким качеством направлять свой авантюризм в логику поступков. Рискует всегда на грани. С разрабатываемыми работает только через инстинкты, считая, что использование обычных слабостей при вербовке малопродуктивно. Сталин его обычно посылает туда, где надо начать работу с чистого листа. Блестящий организатор. После того как дело налажено, передает его новому резиденту, а сам исчезает, через некоторое время всплывая в другой стране. Сейчас работает в секретариате президента Франции обычным курьером. Как ни странно, он ближайший друг Лиона Фейхтвангера.
О Печатнике — этот попроще, но дело свое знает тоже туго. Он сын гамбургского издателя, поэтому псевдоним ему дали Печатник. Личностные характеристики посмотрите в деле. Скажу только одно — при малейшем подозрении, повторяю, при малейшем, подозреваемого убивает. По легенде для Тельмана, председателя ЦК компартии Германии, Печатник возглавляет разведслужбу компартии. На самом деле — работает только на Сталина. Хороший организатор. Создал агентурную сеть осведомителей в армии, полиции, в правительственном аппарате и военизированных организациях Германии. По личному приказу Сталина вступил в НСДАП и делает там карьеру. Одной из основных его задач является выяснение взглядов среднего и высшего командного звена офицеров рейхсвера, какую позицию те займут в случае отстранения нацистов от власти.
— Интересные ребятишки, — пробормотал Старик. — Один будет стрелять на поражение только из-за подозрения, что человек соврал ему, будто съел на завтрак яичницу вместо котлеты. Другой работает исключительно через инстинкты, не опускаясь до простых невинных человеческих слабостей, вроде жажды денег или зависти, но дружит с Фейхтвангером. Они же оба просто больны и социально опасны. Первый полный психопат, второй законченный параноик. Тут даже заключение врача не требуется. И что я должен сделать с этими милыми оригиналами? Заставить их соблюдать Библейские заповеди?