Десять дней с утра до вечера Корниенко обещал ей, что все будет хорошо, что они с легкостью перетерпят этот год ради высоких целей. Зато, говорил он ей, ты только представь, какое лицо будет у Влада, когда ему придется расстаться не только с денежками за газету, но и с Мерседесом. То, что за газету ему придется расплачиваться еще несколько лет, Сергея совершенно не пугало: во-первых, к тому времени у него наверняка появятся деньги на погашение кредита, а во-вторых - когда все это будет?
И договор о займе необходимой для запуска газеты суммы, и пари оформили официально, оговорив все возможные ситуации. Больше всего Лену смущал тот факт, что владельцами Мерседеса они с Сергеем становились только в том случае, если за год не передумают вступить в брак. Если же что-то помешает им это сделать - их проблема. Мерседес пролетал мимо на скорости двести восемьдесят километров в час. Получалось, что в таком случае все Ленины страдания окажутся напрасными. Однако Корниенко это условие совершенно не пугало, он был на сто процентов уверен в успехе предприятия.
В одночасье Лене пришлось расстаться с Сергеем, домашними и работой. Если с первым она имела законное, внесенное в договор право встречаться раз в неделю в присутствии Майорова, то с мамой, братом и бабушкой все обстояло куда хуже: выходило, что с ними она тоже может видеться только в сопровождении Влада - мало ли, вдруг, воспользовавшись ситуацией, она устроит несанкционированное свидание с Корниенко или хотя бы позвонит ему в неурочное время.
О работе же и вовсе предстояло забыть - естественно, никто не собирался предоставлять ей отпуск на целый год. Майоров официально устроил ее в свою фирму. Еще и приговаривал при этом:
- Здесь ты станешь настоящим экономистом - это тебе не шарашкина контора по восстановлению каких-то памятников.
И впрямь, равнять не приходилось. Ее старое предприятие едва сводило концы с концами - ясное дело, реставрацией разве много заработаешь? Компания же Майорова...
Совместное российско-немецкое предприятие с совсем не романтичным названием 'Роспромтрансгаз' занималось транспортировкой российского газа в некоторые страны Европы. Уж каким чудом Майорову удалось пристроиться к пирогу - Лене было неведомо, но она собиралась в ближайшее время узнать об этом поподробнее. Про себя хищно потирала руки: о, ты еще сильно пожалеешь, что затеял эту авантюру! Глупый - допустить врага в святая святых, в бухгалтерию, в экономику, во все отчеты... Он дорого заплатит за свое коварство. И Лене даже не будет его жалко - она с чувством полного морального удовлетворения воткнет нож в его спину. А пока... Что ж, пока она вынуждена терпеть и даже иногда улыбаться.
Днем было еще терпимо. Предварительно избавив ее от мобильного телефона, Майоров завел Лену в кабинет, в котором сидела только одна дама лет этак немного за тридцать. Агнесса Кусакина трудилась в 'Роспромтрансгазе' с самого основания компании, и, видимо, руководство настолько доверяло ей, что Влад передал не то гостью, не то новую работницу в ее полное попечение. Единственным строжайшим указанием шефа был запрет на любые телефонные переговоры в рабочее время. С родственниками и друзьями Лена могла общаться только после работы и сугубо в присутствии Майорова - набирать номера телефонов нынче стало его то ли обязанностью, то ли привилегией.
Не сказать, чтобы разбираться во внутренних делах 'Роспромтрансгаза' было так уж весело. Целыми днями отчеты, договоры, снова отчеты. С Агнессой Лена почти не общалась - о чем говорить с практически незнакомым человеком? Разве что какой рабочий вопрос обсудить, когда самой не все понятно. Скучно - да, неприятно - еще как, но в принципе вполне терпимо, особенно учитывая вполне приличную зарплату, положенную ей щедрым начальником.
А вот после работы начиналась полная катастрофа. Общественным транспортом Лена теперь не пользовалась. И утром, и вечером к ее услугам был Мерседес с персональным водителем. Все бы хорошо, если бы машина предназначалась ей одной. Но беда в том, что одной ей оставаться нынче было запрещено.
В шесть вечера основная масса работников 'Роспромтрансгаза' расходилась по домам. Лена же, как проклятая, даже после окончания рабочего дня оставалась в офисе на неопределенное время. Ладно бы в своем кабинете - это еще полбеды. Но она вынуждена была часами просиживать в кабинете Майорова в ожидании, пока он закончит свои начальнические дела. Одна радость - была там потайная комнатка отдыха с диваном, телевизором и прочими радостями жизни. Впрочем, никакая не потайная - дверь в нее не скрывалась панно или хитрыми шкафами, просто туда никто никогда не входил, кроме уборщицы. Теперь вот такая честь была оказана Лене.
Сама по себе комнатка была совсем не страшной. В принципе, и это тоже очень даже можно было терпеть - Лена закрывала дверь, и Майоров словно переставал для нее существовать. Она читала, смотрела новости, делала маникюр - в общем, была предоставлена самой себе и почти не испытывала дискомфорта. Вот если бы она еще могла в любое время выйти оттуда, или хотя бы воспользоваться услугами телефонной связи... Пусть бы даже она звонила не Сергею - все равно ей было бы намного легче перенести лишение свободы. Она могла бы часами говорить с мамой или с подружками, обсуждать какие-нибудь новости, сплетничать, делиться впечатлениями от увиденной телепрограммы или прочитанной книги. В принципе, никто ей этого не запрещал. Если не считать того, что звонить и говорить она должна была в присутствии Майорова. Нет уж, увольте.
А когда Майоров, наконец-то, заканчивал свои дела, начинался настоящий кошмар. Они спускались в гараж, садились в машину и ехали домой. Все это, разумеется, молча. Иногда заезжали в супермаркет за продуктами, и это было самое ужасное, потому что в этом случае Лене предстояло ужинать в обществе ненавистного Влада. Иногда сначала ехали в ресторан. Там Лена тоже вынуждена была делить с ним трапезу, но это казалось ей немножко более легким испытанием: в ресторане, как правило, было много народу, и она могла смотреть по сторонам и не тяготиться натянутым молчанием хотя бы потому, что музыка существенно приглушала напряженность.
Едва переступив порог дома, разбредались по своим углам. Вернее, Лена шла в отведенную ей комнату и выходила из нее только в случае крайней необходимости - ее радости не было предела, когда оказалось, что у нее будут собственные туалет и ванная. Влад же, судя по всему, не слишком тяготился присутствием в доме постороннего человека. По крайней мере, не отказывал себе в удовольствии послушать джаз, включив проигрыватель едва ли не на полную громкость. Лена к любой музыке особо теплых чувств не испытывала, предпочитала ее сугубо в виде фона. Но джаз... Его она переносила с трудом даже как фоновый, едва уловимый шум. Тут же, когда он, казалось, с легкостью проникал сквозь кирпичные стены, и вовсе возненавидела его. Однако в этом доме она была пусть вынужденной, но гостьей, и должна была терпеть причудливые привычки хозяина. И терпела, скрепя сердце. Ни о чем другом думать не могла, кроме как о предстоящей встрече с Сергеем. Дни считала до субботы. Ничего, это совсем не сложно - каких-то пять дней, и она снова увидит любимого...
Пять дней тянулись, словно пять месяцев. Никогда еще Лена не ждала с такими надеждами выходного. Мечталось, что Сергей тоже истоскуется, измается без нее, и первым предложит Майорову прекратить это дурацкое, никому не нужное шоу.
Когда они с Владом вошли в кафе, Корниенко уже ждал их. Подскочил из-за столика, в четыре прыжка пересек небольшой зал и немедленно заключил Лену в объятия - та аж всплакнула от счастья, болтая ногами в воздухе. Взгляды присутствующих были прикованы к ним, но если уж кто-то и страдал от излишнего внимания, то никак не Лена с Сергеем, а на чувства Майорова им обоим было наплевать.
Влад заказывал что-то подошедшему официанту, а Лена с Сергеем этого даже не замечали - они не отрывали друг от друга влюбленных взглядов. Если уж у Елены за прошедшие дни и возникали некоторые сомнения в любви Корниенко, то в эти минуты они растаяли без следа - бесстрастный человек не может смотреть так, обнимать, целовать с такой ненасытностью. И пусть вокруг столько любопытных глаз, пусть рядом сидит ненавистный Майоров - пусть, пусть, пусть! Они все выдержат, все вынесут. Не ради какого-то дурацкого пари, вовсе нет. Наверное, Сережа прав - нельзя построить здание, не заложив фундамента. И точно так же нельзя построить семью на одной только любви. Любовь - она ведь хрупкая. Если не укреплять ее с обеих сторон, того и гляди, развалится, превратится в груду бесполезного песка. А вот когда у них будет газета, приносящая прибыль, появится и свой дом, в котором Лене не придется ежиться под неласковыми взглядами свекрови. А еще у них будет машина, и не просто машина, а Мерседес. Ей этот Мерседес даром не нужен, но если Сережа уверен, что престижное авто придаст ему веса в глазах оппонентов, пусть будет Мерседес. В конце концов, в хозяйстве все сгодится...
