Валерик поднял лицо. Глаза его были совершенно пусты, он это знал, но Лера, кажется, увидела в них отражение своих ожиданий. Она кивнула, словно нашла во взгляде Валерика сочувствие и ободрение.

– Потом он сказал, что я буду сидеть дома и выходить только с ним. Запер меня. А я сбежала, конечно. У меня знакомый один есть в поисково-спасательной службе. Я ему позвонила. А они ведь умеют двери открывать – и не всегда выламывают. Знаешь, хозяева иногда просят поаккуратнее, и тогда они отмычками... Незаконно, конечно, но все в итоге довольны. Ну вот. Так.

Валерик выключил телевизор и молча встал.

– Лера, я устал очень, – сказал он, чуть подумав. – Пойду спать.

И вдруг понял, что и правда устал больше, чем мог себе представить, что не хочет видеть грязной посуды и думать о ночных кормлениях. Валерик хотел оказаться как можно дальше от Леры и её ребёнка.

Лера ещё сидела на кухне с чашкой чая в руках, когда он вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Под мышкой у него были свёрнутые тюфяки с Лёлиной кровати. Постельное Лёлино бельё он просто сбросил с кровати на пол.

Второй этаж был пуст. Белели в темноте некрашеные доски пола, свисал с потолка неподключенный к сети электрический провод для будущей люстры. Внушительная часть стены была ещё не обшита вагонкой, и Валерик видел покатую изнанку крыши.

На втором этаже были только широкий подоконник, печная труба, сложенная из красных кирпичей и перила, огораживающие лестницу. Валерик бросил тюфяки возле трубы – один на другой. Постелил свежую простыню. Потом сходил вниз за одеялом и подушкой и, наконец, улёгся, спиной ощущая непривычную жёсткость ложа.

Он закинул руки за голову и стал смотреть в ночное небо за лишённым занавесок окном. Это было очень красиво. Тёмные ажурные силуэты сосен тихо покачивались, открывая и закрывая яркие точки звёзд. Спина сладко ныла, распрямляясь и отдыхая. И ещё здесь было много воздуха. Валерик думал, что будет чувствовать себя посреди пустого пространства неуютно и беззащитно, но вышло не так. Он будто летел по ночному небу, отдельный, недосягаемый для всех, и снова, как с мамой, чувствовал себя свободным.

Когда снизу настойчиво и отчётливо заплакал Даня, Валерик блаженно улыбнулся. Он физически чувствовал, как доски пола отделяют его от забот... Но всё-таки прислушался и убедился, что Лера встала и пошла за бутылочкой.

Утром Валерик украдкой выглянул на кухню. Лера, казалось, ещё не выходила. Он быстро взял бутылку минеральной воды, яблоко и пачку печенья и вышел из дома.

Чтобы позавтракать, он сел на пень тут же, у калитки, достал печенье, откусил кусок, запил водой. Огляделся по сторонам. Лес был пустым. Никто не шёл по дороге между дачами и лагерем. Собаки нигде не гавкали. Даже птиц не было видно, и Валерик удивился: как он мог раньше не замечать, что в лесу теперь так мало птиц. Пожалуй, остались одни вороны, чёрные, грузные, перелетавшие с сосны на сосну. Исчезли куда-то поползни, раньше так резво бегавшие вверх-вниз по деревьям. Трясогузки больше не ходили по пыльной дорожке, постукивая хвостиками. Кукушка не куковала глухим и гулким голосом – Валерик и забыл, когда последний раз считал, сколько ему осталось. И только там, по ту сторону дачных заборов, в огородах, шла весёлая жизнь. Над дачами ловили мух резвые стрижи. По дачным огородам шныряли дрозды. И мелкие птахи вили гнёзда в зелёных изгородях.

– Даже дятлы исчезли, – сказал себе Валерик, стряхивая с колен крошки печенья.

И правда, тут раньше было много дятлов. Их дробный перестук был постоянным лесным фоном, и птицы быстро перелетали с дерева на дерево, мелькая пёстрыми крыльями. Валерик любил отыскивать дятлов взглядом. А теперь не видел и не слышал ни одного.

Дачная активистка Татьяна Сергеевна рассказывала, что неподалёку осушают болота, и Валерик задумался о том, могло ли это каким-то образом повлиять на птиц или нет, и решил хотя бы из чистого любопытства спросить экологов, когда вернётся в университет.

И вдруг у него над головой кто-то стукнул. Потом ещё и ещё раз. Это был скрытый сосновой хвоей дятел, но какой-то странный. Его дробь была медленной, и он всё время сбивался с ритма и часто отдыхал. Потом Валерик сумел разглядеть его, и почти в ту же минуту дятел резко спикировал вниз. Он пролетел мимо человека, словно не заметил его, и приземлился на столб, поддерживающий ворота. Валерик удивился: такое поведение было странным. И тут дятел вдруг начал долбить клювом столб.

– Ты идиот, – сказал ему Валерик. – Мало того, что не улетел со всеми вместе, ещё и долбишь там, где ничего нет. Столб пропитан всякой химией. В нём полно отравы и ни одной личинки, зуб даю!

Но дятел не услышал – или не поверил. Он продолжал своё безнадёжное дело.

На его навязчивый стук отозвались: Ляля и Лёля шли со стороны лагеря, пробираясь через подлесок. Валерик смотрел, как, задетые их смуглыми загорелыми ногами, качаются широкие резные листья папоротника.

– Здравствуй, – сказала Ляля. – Хорошо, что ты здесь.

Валерик молча смотрел на неё.

– Мы всё утро тут ходим, – продолжила Ляля. – Хотели застать тебя за забором или во дворе... В дом заходить неудобно. Там... Мама мальчика.

– Я понимаю.

Валерик хотел игнорировать их, но не мог сдержаться, потому что злился так, что слова вылетали сами.

– Валера, ты прости, – Ляля села возле него на корточки, – мы не хотели, чтобы так вышло. Можно, мы всё объясним?

– Ну, судя по фильмам, с близняшками такое часто. И особенно в немецком кино. Так что, чего уж тут объяснять?

Валерик не хотел быть злым – но он злился.

– Мы не близнецы. У нас разница год, – Ляля поднялась на ноги и встала рядом с сестрой.

И тут Валерик увидел, что они действительно разные. Ляля была чуть выше и чуть полнее – самую малость. И волосы у неё были немного гуще. А самым большим отличием был взгляд. Но Валерик не спешил ругать себя за слепоту. Он ждал объяснений.

– Мы в лагерь сбежали из-за мамы, – Ляле было неудобно стоять, нависая над сидящим Валериком, и она опустилась на колючий мох, сквозь который пробивались новорожденные – веточка и пара листьев – деревца. Лёля отошла на пару шагов и прижалась плечом к поодаль растущей сосне.

– Ну, не то чтобы сбежали... Просто мама достала пилить, и мы решили немножко отдохнуть. И я-то нормально, а Лёлька нежная, домашняя. Ты только не подумай, что мы планировали тебя использовать, нет! Она искренне стала помогать. Это я её подтолкнула ходить к тебе почаще. Всё-таки нормальный человеческий дом, не халупа наша вонючая. Знаешь, она младше, я её опекаю. Я видела, что она оживает. Приготовит нормальной еды, поест за нормальным столом... Ну не приспособлена она для походной жизни, что поделаешь? Домашний ребёнок. Но, понимаешь, она же не могла переложить всю работу на меня. И иногда я её подменяла – Лёля говорила, что ты один справляешься с трудом. Я хотела сказать, но как-то к слову не пришлось. А потом, я думала, ты догадаешься: мы же не совсем одинаковые. Маленькими вообще разными были. А после школы обе стали – копия мама...

– Надеюсь, мама ко мне не приходила – на помощь? Или маму я тоже не отличил?

Ляля запнулась и нахмурилась, но Валерик сделал вид, что не заметил. Он хотел быть жестоким и получал от этого удовольствие.

– Ну а потом как-то к слову не пришлось. Ну две нас и две, ты не замечаешь, мы тебе помогали. Все были довольны. Вот и всё.

– Ну, положим, не всё...

– Ты о нас с тобой? Кхм... Ты мне нравился, и всё. Ты мне правда понравился. Сразу. Когда рассказывал про своих слизневиков...

– Слизевиков.

– Ну вот понравился – и всё. Люблю умных мужчин, люблю увлечённых. И когда Лёлька прибежала в слезах и стала говорить, что ты – к ней... Ну, в общем, что... То я поняла, что ты мне ответил. И пришла к тебе. Не было обмана. Никаких игр. Просто так сложилось. Случайно совпало...

– Но я звал тебя Лёлей. И ты ни разу меня не поправила.

– Но это же просто имя. Что значит имя?