Адмирал принял их стоя. Хорошо упитанный, румяный, очень смуглый, он был, по обыкновению, гладко выбрит, сильно надушен. Ответив на обычное приветствие “Хайль Гитлер!”, адмирал внимательно осмотрел пришедших с головы до ног, а затем, насвистывая какой-то опереточный мотив, стал шагать из угла в угол своего обширного, немного мрачного кабинета. Установилась долгая неловкая пауза. И со стороны можно было подумать, что Пиккенброк, Вейцель и Крашке изо всех сил стараются запомнить насвистываемый господином адмиралом мотив - столь сосредоточены и серьёзны были их лица. Разумеется, все продолжали стоять.

Наконец Канарис подошёл к своим подчинённым и коротко бросил:

- Вчера фюрер спросил меня об операции “Сириус”…

И, метнув на них выразительный взгляд, опять начал измерять кабинет своими короткими, но крепкими ногами. Пиккенброк и Вейцель переглянулись и стали ещё более сосредоточенно слушать мотив, который вновь начал насвистывать Канарис.

Именно в этот момент в кабинет вошёл без обычного стука в дверь адъютант Канариса и, бледный от волнения, едва сумел пролепетать:

- Господин рейхсфюрер СС!…

- Что?… - вскричал Канарис, не веря собственным ушам. - Что?…

- Господин рейхсфюрер… - снова пролепетал адъютант и тут же замолк.

В кабинет неторопливо входил Гиммлер.

Пиккенброк, Вейцель и Крашке судорожно вытянулись, как по команде “смирно”. Канарис бросился навстречу Гиммлеру, впервые удостоившему своим посещением этот кабинет. Адъютант Канариса сразу вышел из комнаты.

- Здравствуйте, адмирал, - произнёс Гиммлер, даже не взглянув в сторону Пиккенброка, Вейцеля и Крашке. - Я заехал информировать вас об одном соглашении.

- Я к вашим услугам, господин рейхсфюрер СС, - ответил Канарис, старательно подвигая к Гиммлеру глубокое кожаное кресло. - Позвольте представить вам моих сотрудников: генерал-лейтенанта Пиккенброка, полковника фон Вейцеля, нашего военного атташе в Москве, и господина Крашке…

Гиммлер неторопливо уселся в кресло и, взглянув на застывших подчинённых Канариса, улыбнулся:

- Очень хорошо. Генерал Пиккенброк - мой старый знакомый, о полковнике Вейцеле я слышал, как о способном человеке, а господин Крашке, говорят, тоже настоящий немец и опытный разведчик. Они все, если не ошибаюсь, работают по русскому профилю?

- Так точно, господин рейхсфюрер СС, - отчеканил Канарис, ломая голову над вопросом, чем вызван этот необычайный визит.

- В таком случае, - продолжал Гиммлер, - эти господа могут принять участие в нашем разговоре.

И, вытащив из кармана своего чёрного кителя аккуратно сложенный лист, Гиммлер привычно поправил пенсне, с которым никогда не расставался, и подчёркнуто деловым тоном начал:

- Вчера, по личному приказанию фюрера, господа, я и рейхсминистр фон Риббентроп подписали соглашение, имеющее отношение и к вашему ведомству, дорогой адмирал. (Канарис при этих словах почтительно склонил голову). Я не стану читать этот документ целиком, суть его очевидна из следующего абзаца…

И, быстро отыскав нужное место, Гиммлер прочёл:

- “Министерство иностранных дел оказывает секретной разведывательной службе всякую возможную помощь. Имперский министр иностранных дел будет, поскольку это терпимо во внешнеполитическом отношении, включать определённых сотрудников разведывательной службы в состав заграничных представительств…”

Тут Гиммлер сделал паузу и выжидательно взглянул на Канариса.

- Ещё одна иллюстрация мудрости фюрера! - с чувством произнёс Канарис. - Он всегда понимал значение нашей службы…

- Слушайте дальше, - перебил его Гиммлер и снова начал читать: - “Ответственный сотрудник разведывательной службы регулярно информирует главу миссии обо всех существенных вопросах деятельности секретной разведывательной службы в данной стране”.

Лицо Канариса невольно вытянулось: господин адмирал не привык информировать послов “обо всех существенных вопросах” своей деятельности. Полковник фон Вейцель тоже не выдержал и даже позволил себе громко вздохнуть. Господин Крашке, напротив, сразу повеселел. Он понял, что поедет в Москву под прикрытием дипломатического паспорта, что при всех условиях исключает какой бы то ни было риск ввиду дипломатической неприкосновенности.

Гиммлер осмотрел всех по очереди и язвительно усмехнулся.

- Господа, - медленно протянул он, - вероятно, избавят меня от необходимости разъяснять, что последний тезис об обязанности информировать дипломатов не следует понимать примитивно. Конечно, их придётся информировать, но… я бы сказал, в пределах их компетенции при выполнении чисто дипломатических задач… Вряд ли нужно при этом входить в чрезмерные подробности, господа, поскольку сугубая конспирация - основной закон нашей профессии…

- Так точно, господин рейхсфюрер СС! - радостно воскликнул Канарис, сообразив, что “соглашение” вовсе не поставило его службу под контроль дипломатов, которых он терпеть не мог. - Я весьма признателен вам за разъяснение.

- Это особенно важно для работы в Москве, - осторожно начал Пиккенброк, - если учесть настроения нашего посла господина Шулленбурга…

- Какие настроения вы имеете в виду, генерал? - быстро спросил Гиммлер.

- Об этом с большим знанием вопроса доложит полковник фон Вейцель, - сразу ответил Пиккенброк, решив на всякий случай остаться в стороне.

“Проклятая лиса! - подумал Вейцель о Пиккенброке. - Свалил всё на меня!”

- Что же вы можете доложить, полковник Вейцель? - спросил Гиммлер, не отводя взгляда от Вейцеля, соображавшего, как ему ответить, чтобы угодить рейхсфюреру СС.

- Господин фон Шулленбург, - начал Вейцель, - разумеется, опытный дипломат, вполне преданный отечеству, но, господин рейхсфюрер СС, мой долг солдата прямо заявить о том, что господину фон Шулленбургу, при всём моём глубоком уважении и понимании его заслуг…

- Скажите, полковник, - перебил его Гиммлер, - вы произносите юбилейный тост или докладываете суть дела своему начальнику и рейхсфюреру СС?

У Вейцеля отлегло от сердца. Он понял, что хотелось бы услышать Гиммлеру.

- Я хочу быть объективным, господин рейхсфюрер СС, - уже уверенно сказал он, - но считаю своим долгом прямо заявить, что наш посол неверно информирует фюрера о положении в Москве.

- Так, так… - с нескрываемым интересом промолвил Гиммлер. - Продолжайте, полковник, это очень, очень любопытно.

- Господин посол является сторонником мирных отношений с Советским Союзом, - продолжал Вейцель, - и это ослепляет его. Господин посол уверяет фюрера, что Москва не намерена нападать на Германию, что она не готовится к войне, а я убеждён в обратном.

- И вы правы, полковник! - бросил Гиммлер. - Я тоже убеждён в этом.

- Скажу больше, господин рейхсфюрер СС, - ещё увереннее продолжал Вейцель, окрылённый лестным замечанием Гиммлера, - я в глубине души теряю политическое доверие к господину фон Шулленбургу…

- Неужели?… - протянул Гиммлер таким тоном, что становилось ясным, как приемлема для него и такая крайняя позиция.

- К сожалению, - со скорбной миной произнёс фон Вейцель, - я не считаю себя вправе это скрыть. Мои расхождения с господином послом особенно значительны в оценке оборонной мощи Советского Союза. Наш уважаемый фон Шулленбург, увы, весьма слаб в военных вопросах, и его утверждения, что Советская Армия - это реальная, хорошо слаженная, отлично подготовленная сила, глубоко ошибочны и вредны.

- Вредны? - в том же тоне спросил Гиммлер, совсем уже благосклонно глядя на Вейцеля.

- Да, вредны! - твёрдым тоном солдата, уверенного в своей правоте, ответил Вейцель. - Вредны потому, что они объективно являются дезинформацией, а дезинформация в таких вопросах равносильна предательству Германии! - с наигранной горячностью закончил Вейцель.