— Что бы это могло означать? — Женька деловито сдвинула брови.

— Какая разница, — пожала плечами я. — Но не удивлюсь, если наши предшественницы потихоньку таскали продукты с кухни и боялись, что их застукают. Вот мы, например, сейчас остались здесь вдвоем и запросто можем утянуть домой пару килограммов отборного мяса. Наверняка на холодильниках амбарные замки не висят. И пропажу вряд ли заметят.

— Но мы же не собираемся мясо из холодильников тырить?

— Мы не собираемся, а кто-то другой мог не устоять перед соблазном. Не случайно ведь в ресторане образовались сразу две вакансии администраторов.

— Фу, как мелко, — поморщилась Женька, а потом вдруг удивленно уставилась на меня. — Слушай, а ты уверена, что записка адресована не тебе? Ее могли сегодня незаметно подложить в твой карман.

— С какой радости?

— Не знаю. Но вдруг наш директор или его заместитель догадываются, что ты — не безработный социолог из заштатного НИИ, а я — не убогая домохозяйка?

— И что тут такого страшного? Даже если наш обман откроется, то, думаю, нашему руководству совершенно без разницы, кто мы и откуда. Лишь бы мы с работой справлялись и не тащили домой все, что плохо лежит.

На этих словах входная дверь распахнулась, и в ресторан влетел крохотный щуплый паренек с коротким неровно подстриженным ежиком на голове.

— Молодой человек, ресторан уже закрыт, — немедленно отреагировала я на его появление.

— Знаю, что закрыт. Я — Сеня, охранник. Извините, немного задержался. Кто из вас новый администратор? — Он виновато улыбнулся, а я еще раз смерила его удивленным взглядом. Рост — метр шестьдесят или даже меньше, и во всем остальном — кожа да кости. Я-то представляла охранника дюжим бритым парнем с косой саженью в плечах. А такого коротышку соплей перешибить можно. Кто только додумался взять такого доходягу в охрану?

Мы познакомились с парнишкой и заторопились на выход. Уже стоя в дверях, я притормозила.

— Сеня, а вы в этом ресторане давно работаете?

— Скоро год будет. А что?

— Да вот нам с Женей стало интересно, почему уволились прежние администраторы? Платят тут хорошо, работа — несложная, а должности вдруг освободились.

— Почему уволилась Ангелина, мне неизвестно. Говорят, вернулась к себе домой, в село. А ее напарница Юля умерла две недели назад. Вроде сердце у нее барахлило.

— Ужас какой! Наверное, молодая совсем была?

— Молодая, — согласился охранник, — только-только двадцать семь исполнилось. Мы еще поминали ее недавно, почти до утра загулялись.

Он снова виновато улыбнулся, а мы спешно покинули ресторан. Оказавшись на улице, я с минуту глубоко вдыхала прохладный ночной воздух, после чего накинулась на Женьку:

— Мало того, что униформа с чужого плеча, так еще и кому-то из нас досталась одежда покойницы. Между прочим, я читала, что вещи долго сохраняют энергетику своих хозяев. У тебя сердечко как? Не пошаливало сегодня?

— Прекрати истерику! — попробовала осадить меня подруга, хотя по ее лицу было видно, что перспектива получить по наследству сердечные заболевания улыбается ей ничуть не больше, чем мне. — Просто придем завтра на работу в своей одежде, и дело с концом. А руководству все так и объясним.

Имели в виду они наши объяснения.

— Может, и имели, но любой темно-синий костюмчик запросто сойдет за униформу. Пойдем лучше скорей, а то темно совсем.

Идти до единственной в микрорайоне стоянки, где остались с утра наши машины, было недалеко, минут десять, не больше, но в полночь это расстояние показалось поистине бесконечным. Особенно принимая во внимание тот факт, что путь лежал через темный переулок, в котором фонарей отродясь не водилось.

Поэтому идти пришлось в полной темноте. Лишь раз мимо нас проехал одинокий автомобиль, на несколько мгновений осветив дорогу тусклым светом ближних фар. И хотя вокруг были в основном жилые дома, окна в них почти нигде не светились. Наши шаги гулко отдавались в вязкой тишине переулка, отчего меня вконец затрясло от страха. Женька непроизвольно ускорила шаг, и мне стало ясно, что она, как и я, прилично струхнула. Также мне стало понятно, что с моими растертыми в кровь ногами за ней не поспеть.

— Не лети так, — зашипела я ей вдогонку, — ты же знаешь, эти чертовы туфли превратили меня в калеку.

— Хочешь прямо здесь заночевать? — Женька притормозила, боязливо озираясь по сторонам.

— Я желаю тут ночевать не больше твоего, но быстро идти все равно не могу. Хочешь, можешь взять меня на закорки.

— Всю жизнь об этом мечтала, — проворчала она. — Пожалуй, идея с этой стоянкой была неудачной. Но кто ж знал, что тут ночью так муторно. Видишь слева ту арку? — Она указала рукой куда-то в темноту.

— Я в темноте плохо вижу. Зачем тебе арка?

— Мы можем не переться в самый конец дома, а срезать путь. Там во дворе наверняка есть выход на параллельную улицу.

Прежде чем я успела промычать, что не собираюсь лезть в глухую подворотню, подруга метнулась в сторону и в мгновение ока растворилась в темноте. Мне ничего не оставалось, как поспешить следом, поскольку перспектива оказаться в темном переулке в одиночестве совсем не улыбалась. Приблизившись к стене здания, я действительно увидела арку и нырнула в нее, бормоча под нос нелитературные выражения в Женькин адрес. Знает же, паразитка, что из-за близорукости я в темноте — как слепой котенок. Никакие очки не спасают. А внутри длиннющей арки даже лунный свет отсутствует, единственный ориентир — Женькины шаги метрах в десяти впереди. Хотя если я не потороплюсь, то скоро вообще потеряюсь во мраке. На этой жизнерадостной ноте мои ноги налетели на какое-то препятствие, и я рухнула вниз, успев на лету громко чертыхнуться.

— Что там у тебя? — недовольно окликнула Женька.

— Я упала. Зацепилась за что-то. И все из-за тебя! Просила ведь не спешить.

— Сильно ударилась? — Ее шаги стали приближаться.

— Кажется, нет. Здесь что-то мягкое лежит. — Я сделала неловкую попытку подняться, пытаясь найти на ощупь какую-то опору. Чувство осязания немедленно идентифицировало предмет, оказавшийся под рукой. В результате чего мне сразу расхотелось вставать. Вернее сказать, мое тело само собой обмякло и тихо стекло в осадок.

— Ж-ж-женька… — выдавила я страшным шепотом.

— Ну, что там у тебя? — Голос подруги оказался совсем рядом. — Давай руку, горе мое.

— Ж-женька… з-з-здесь человек лежит.

— Какой человек?

— Н-н-е знаю-ю. Он не п-п-представился. Но у н-него г-голова с в-в-волосами…

— Где? Я ничего не вижу.

— Я на нем сверху л-л-лежу. Сн-н-ними меня с н-него скорее.

Женька ухватила меня за шиворот и помогла отползти в сторону. Сама же присела на корточки возле тела.

— Кажется, это мужик, — деловито заявила она. — Как думаешь, он живой?

— В-в-вряд ли. — Меня продолжало колотить крупной дрожью. — Он н-не шевелится.

— Да не дрейфь ты! Может, просто пьяный. Вот сейчас зажигалку достану, и посмотрим.

Спустя несколько секунд чиркнула зажигалка. Робкий огонек нервно задрожал на легком сквозняке. Но и такого света было достаточно, чтобы понять, что мужчина лежит ничком и не подает признаков жизни.

— Нужно проверить пульс, — неуверенно проговорила Женька. Бодрости в ее голосе явно поубавилось.

— Нужно.

— Помоги его перевернуть. — Она погасила зажигалку и завозилась в темноте.

Мне наконец удалось подняться на ноги, и я, превозмогая дурноту, помогла ей перевернуть человека на спину. Снова вспыхнул огонек зажигалки, и в то же мгновение мы в унисон издали сдавленный стон. На асфальте в неестественной позе распластался наш замдиректора Глеб Николаевич. В его глубоко посаженных глазах навсегда застыли удивление и испуг. Проверять пульс было бесполезно.

Женька пришла в себя первой, что, в общем-то, неудивительно: не она же лежала верхом на трупе. Подруга молча ухватила меня за руку и что есть силы потянула за собой, прочь из злополучной арки. Я не сопротивлялась. Точнее, не могла сопротивляться, а просто передвигала ватными ногами, не ощущая боли в растертых ступнях. Из оцепенения меня вывел лишь лай собаки на автостоянке, куда мы вскорости добрались.