— Грубый шрам — это не самое главное, — проигнорировала я его скептицизм. — Почти уверена, что Глебу Николаевичу тоже удаляли аппендицит, иначе бы он позаботился об уничтожении и этой характерной приметы. Но еще об одной ему наверняка не было известно. Листая минувшей ночью бумаги на Филимонова, я нашла очень интересную запись. Три с половиной года назад на зоне произошла драка. Дело закончилось поножовщиной. Степан получил резаную рану длиной более пятнадцати сантиметров на внутренней стороне левого бедра. На рану в лазарете наложили три шва. Сегодня утром я специально потащила Женьку в морг. Там знакомый санитар по моей просьбе осмотрел тело еще раз и действительно нашел этот шрам. Еще вопросы есть?
— Позвольте выразить свое глубокое восхищение. — Гришаня картинно изогнул ноги в коленях, изображая реверанс. — Тебе никогда не приходило в голову сменить работу? В твоем лице наши правоохранительные органы теряют ценного кадра.
— Если бы я была ценным кадром в правоохранительных органах, то мне первым делом пришлось бы посадить тебя и Славку за финансовые махинации в особо крупных размерах.
— Вот спасибочки, — надулся он. — А новенькая «Вольво» твой карман, часом, не жмет? И мебель итальянская из натурального дуба по спецзаказу? И Кустодиев в подлиннике на стенке… Никогда не задумывалась, откуда все это берется?
— Я ни у кого ничего не просила!
— Конечно, только и думать не хотела, какой такой бизнес приносит брату огромные доходы. А у Славки на шее, кроме тебя, имеются еще родители и жена с ребенком. И все желают кушать рябчиков в шампанском и отдыхать в пяти звездах.
— Ага, значит, это мы, дармоеды, во всем виноваты… — попробовала влезть Женька, но муж не позволил ей развить мысль:
— А ты вообще, звезда, молчи в тряпочку. Тебе то шубку новую, то колье с брюликами. Только на твои карманные расходы по три-четыре штуки в месяц вылетает.
— Не смей меня деньгами попрекать!
— Я и не попрекаю, просто констатирую факт.
— Так что зря вы, девочки, об меня сирень обломали. Мы ж со Славкой для вас всех старались. А жизнь в шоколаде имеет и свою оборотную сторону. Об этом всегда следует помнить.
Как ни крути, но нам обеим пришлось признать, что Гришаня во всем прав. Мы с Женькой привыкли к тому, что деньги лежат, условно говоря, в тумбочке, и никогда не заботились о том, откуда они в этой самой виртуальной тумбочке берутся. И, как оказалось, напрасно. У тумбочки открылось двойное дно. А там какого только дерьма не накопилось!
Усовестившись, мы даже чмокнули пострадавшего в обе щеки. Разумеется, он мгновенно растаял и простил нам и помятые бока, и все будущие обиды на десять лет вперед. Официальное примирение народов можно было считать состоявшимся.
— Ну, Федю твоего мы, безусловно, разыщем, — снова завел разговор Гришаня, когда мы уже сидели на кухне, попивая чаек, щедро сдобренный коньяком. — Только лимон денег все равно уплыл безвозвратно. Глеб вместе с деньгами уже сидит под пальмой где-нибудь на Таити. Ищи-свищи ветра в поле…
— Не торопить с выводами, — возразила я. — Зимин провернул операцию в короткие сроки. Он, скорее всего, не готовился загодя и не имел под рукой фальшивого загранпаспорта, чтобы без проблем покинуть страну. А как бы ты поступил с собственным паспортом?
— Не знаю… Но вообще-то его разумно было бы оставить в разгромленной квартире. Чтобы никто не заподозрил побега.
— Правильно. Его паспорт там и остался. Его нашли менты во время осмотра.
— Значит, башка у него работала. Жаль, мы со Славкой его недооценили. Даже предположить не могли, что он в одиночку способен провернуть такое мероприятие.
— Не о том ты думаешь, — прервала я Гришкины сетования. — Если паспорт Зимина остался в квартире, то на руках в лучшем случае имеется паспорт брата. На документ рецидивиста заграничный паспорт не выдадут. Следовательно, нужно искать чистую ксиву, а она на дороге не валяется. С дохлой липовой корочкой можно худо-бедно крутиться внутри страны, но пытаться пересечь с нею рубежи родины — чистой воды утопия. А на карту поставлена тихая сытая старость. На месте Глеба Николаевича я бы затерялась на время в каком-нибудь большом городе, немного обжилась там, добыла бы себе приличные документы… И в принципе из страны уезжать совсем не обязательно.
— Предлагаешь искать потерянную иголку во всех крупных городах России?
— Не только в России. Глеб Николаевич питает некоторые сыновние чувства к матери, а та перебралась к сестре на Украину. Живет где-то под Львовом. А от нас просочиться в Малороссию пара пустяков. Это ж почти не заграница.
— Круто. Вот Украины нам как раз недоставало. Стог сена с нашей ускользнувшей иголкой растет не по дням, а по часам, — с полной безнадегой произнес он. — Прикажешь собрать армию добровольцев и послать их прочесывать все большие города сразу в двух государствах?
— Ничего не нужно прочесывать. Просто при помощи правоохранительных органов следует с умом расставить мышеловки. А мышка сама попадется.
— Как же, попадется, куда денется. Осталось только расставить сто тысяч мышеловок во всех гостиницах, на вокзалах, в аэропортах.
— Что за нездоровое стремление к гигантомании? Зачем тебе все гостиницы? Салонов фирмы «Мерседес» не так уж много наберется, — торжественно произнесла я. — Без колес он долго не протянет, а мечта и так уже заждалась своего героя.
— Bay! — восхитился Гришаня. — Как только я сам об этом не подумал?
— Нужно только хорошую фотокарточку Глеба Николаевича разыскать. И снабдить ею служащих автосалонов. Паспорт у него может быть на имя Степана Филимонова, а может — и на любую другую фамилию.
— Завтра же найду приличный снимок этого упыря. А там уж Славка тряхнет московскими связями. Молодец, Машка!
— Маруська у нас — голова! — присоединилась к похвалам Женька. — Если деньги удастся вернуть, с тебя и Славки комиссия причитается.
— Не вопрос, — безропотно кивнул муж. — Десять процентов от суммы, по моему мнению, Маха честно заработала.
— А я? — вознегодовала его жена. — Мне за моральные издержки десять процентов не положено?!
— Тебе положено ноги поотрывать и спички вставить. Это была твоя гениальная затея с работой в ресторане. Чего, спрашивается, не улететь тихо-мирно с сыном в Вологду. А теперь, видите ли, у нее моральные издержки… Фиг тебе с маком, а не компенсация.
— Ах так! — взревела Женька. — Тогда вали отсюда к едрене фене! Я с Машкой жить остаюсь!
— И оставайся! — прогудел в ответ муж.
— И останусь!
— Брейк! — гавкнула я. — Тут у меня еще сирени немерено. Ща как всыплю обоим!
— Он первый начал, — обиженно заныла Женька, — а когда Глеба найдут и деньги у него отнимут, то будет справедливо переписать ресторан на нас с Маруськой. Мы его честно заработали.
— Ишь, работница… ресторан ей подавай, — скорчил гримасу Гришаня. — Клювик тебе повидлом не намазать?
— Ага, и про воротник не забудьте, — подтрунила я.
— Какой еще воротник? — не уловила ход моих мыслей Женька.
— Из шкуры того неубитого медведя, которого вы с таким энтузазизмом пытаетесь поделить. Вовсе не факт, что Глеб Николаевич попадется в мышеловку. Тогда ресторан придется продать с молотка и пустить деньги в счет погашения обязательств перед клиентами.
— Надеюсь, до этого не дойдет, — вздохнул Стрельцов. — Попробуем со Славкой выкрутиться без серьезных потерь.
Мы еще немного почаевничали, и примирившееся семейство отчалило домой.
* * *
Солнце уже давно убаюкалось за высотными заборами соседских участков, но все равно было душно. Накалившаяся за день земля нехотя расставалась со зноем, превращая воздух в сухую жаркую массу, размягчающую тело почище финской сауны. Но господин Вейнберг, казалось, не замечал вечерней духоты. Расположившись на террасе, он беззастенчиво соображал на троих. Вернее, пили Федька и Федор Митрофанович только вдвоем, а Матвей просто присутствовал рядом для поддержания компании, поглядывая на подвыпившего хозяина не то с сочувствием, не то с немым укором.