Когда Федя вернулся, часы показывали без пяти одиннадцать вечера. То есть скорее уже ночи. Он гордо вручил мне пухлую папку, развернув которую я нашла бесчисленное количество ксерокопированных документов. Все они без исключения подробно повествовали о нелегком уголовном пути Степана Филимонова. Но знакомиться с содержанием бумаг мне пока было недосуг. Ресторан закрывался. Следовало сосчитать сегодняшний приход и выплатить персоналу причитающиеся деньги.

Выслушав мои ближайшие планы, прораб недовольно скривился:

— Нечем тебе заняться! Неужели ты надеешься, что великий комбинатор Стрельцов, когда вернется, оценит твои трудовые подвиги? Вокруг ресторана уйма проблем, а ты печешься о какой-то кассе.

— Ты не прав, — уверенно возразила я. — Никакие личные катаклизмы — мои, твои или Тришкины — не должны влиять на рабочие процессы в коллективе. Если весь персонал потащит свою головную боль на рабочее место, то это будет уже не работа, а полностью укомплектованный психоневрологический диспансер. Нельзя смешивать грешное с праведным. Ресторан и все его оставшиеся сотрудники не имеют ровным счетом никакого отношения к аферам руководства. Люди честно отработали день и имеют полное право на заработанные деньги.

— Трибуну для профсоюзного митинга принести? — оценил Федя мои благостные намерения.

— Обойдусь.

— Тогда жду тебя в машине. За полчаса управишься?

— Надеюсь.

Но в обещанное время я не уложилась. Сначала касса, потом выплаты, затем составление списка завтрашних закупок. И еще официанты повздорили по поводу ночного дежурства. Никак не могли определить добровольца. Пришлось прибегнуть к помощи банальной жеребьевки на спичках.

В общем, когда я, едва живая от усталости, выползла из ресторана, стрелки часов уже перевалили за полночь.

— Тебя только за смертью посылать, — взялся попрекать меня Федя, который уже успел придремать в машине. — В твоем профкоме тебе не объясняли, что у нормальных людей восьмичасовой рабочий день. А мы с семи утра на ногах.

— Фе-е-едечка, — попробовала подлизаться я, — не сердись, пожалуйста. Сейчас быстренько меня забросишь домой и поедешь к себе отсыпаться.

— Здрасьте, приехали… — закипел прораб. — Выходит, я тебя вторые сутки сторожу, чтобы просто забросить домой и бросить там на произвол судьбы? Или ты уже забыла, что произошло в квартире вашего заместителя?

— Мы точно не знаем, что произошло в его квартире.

— Как хочешь, но я везу тебя за город.

— Но мне домой попасть нужно. У меня же с собой нет никаких вещей. И мобилка разряжена. А вдруг Женька не может до меня дозвониться?

— Значит, так, сейчас мы заедем к тебе, возьмем все необходимое и потом сразу же уезжаем за город.

Его тон был совершенно непоколебим, и всю дорогу до моего дома я соображала, под каким предлогом не впустить Федю в свою квартиру. День и так выдался многотрудным, и провести остаток ночи, разъясняя Феде подробности своей биографии, не входило в мои планы.

Ничего путного в мою голову так и не пришло, и я решила довериться провидению. И как оказалось, это самое провидение уже заждалось меня под подъездом. На лавочке возле дома обнаружились три скучающих силуэта. В тусклом свете фонаря я без труда разглядела боевую консьержку бабу Зину, ее заспиртованного мужа Василия и… мою Женьку.

В мгновение ока я выпрыгнула из машины и, огласив округу счастливым воплем, заключила подругу в тиски объятий.

— И где тебя черти носят? — Женька тут же взялась предъявлять мне претензии. — Сидим тут битый час, тебя дожидаемся, как три тополя на Плющихе…

— Же-е-енечка… — Умываясь слезами, я рассматривала ее расцарапанное в нескольких местах лицо и пыталась достать из взлохмаченных волос застрявшие хвойные иголки.

— Да ну тебя, Маруська… Не реви, слышишь… — Она уткнулась носом в мое плечо и сама принялась тихонечко рюмсать.

— Где ж ты была, бедненькая моя? Что они с тобой сделали?

— Не знаю-ю-ю, — выдавила Женька сквозь слезы. — Я провела Гришаню с сыном до аэропорта, дождалась посадки, а затем вернулась на стоянку за машиной. Потом мне чем-то брызнули в глаза, и я отключилась.

— У тебя все лицо поцарапано. Тебя били?

— Не-а. Держали в каком-то подвале. Кормили… Несколько часов назад мне удалось смыться. А тебя дома нету. И ключей от своей квартиры у меня нету. И Гришани… — Она хотела сказать, что мужа дома тоже нету, но ей не хватило воздуха, и какое-то время пришлось пережидать накрывшую ее истерику.

Когда первые страсти улеглись, Женька придирчиво меня осмотрела, и результат осмотра, видимо, ее удовлетворил.

— Класс! Отпадный прикид! — выдала она ценное заключение. — Только как ты без очков управляешься?

— У меня линзы, — пояснила я и вдруг спохватилась: — Ой, оказывается, линзы из глаз не выплакиваются. А я, дура, боялась.

— И кто тот добрый человек, что вытряхнул тебя из убогих костюмчиков?

Тут я вспомнила про Федю, который все это время незаметно прохаживался в сторонке, предоставив нам возможность вдоволь нарыдаться. Воспользовавшись обстоятельствами, я велела ему вместе с бабой Зиной сторожить от врагов подъезд и «жигуленок», а мы с Женькой в сопровождении алкаша Василия поднялись ко мне в квартиру. Там я быстро покидала в сумку одежду, зубную щетку, два купальника (для себя и для подруги), а также белье, тапочки, домашний халат… Мысль о том, что зарядное устройство для мобильника так и осталось лежать дома на холодильнике, пришла ко мне только тогда, когда за нами закрылись ворота загородного особняка.

Вскорости мы с Женькой, нацепив купальники, уже топили в бассейне все пережитые горести, лишь изредка подплывая к бортику, чтобы сделать глоток коллекционного виски, беззастенчиво добытого Федей в хозяйском баре. Сам прораб лезть в бассейн наотрез отказался и теперь, примостившись рядом на надувном лежаке, выпытывал у Женьки подробности ее похищения и побега.

А дело обстояло примерно следующим образом. После отключки на стоянке в аэропорту Женька очнулась в подвальном помещении, оборудованном под приличную жилую комнату. Во всяком случае, там имелась кровать с чистым постельным бельем и благоустроенный санузел. В небольшом холодильном баре находились фрукты и напитки, включая даже бутылку мартини экстрадрай. Несколько раз молодой человек приносил ей горячую еду. И, надо заметить, не какую-нибудь арестантскую баланду. Женьку кормили шашлыком, отбивными из осетрины и овощными салатами. При этом парень, доставлявший еду, ни разу не заговорил с ней. Он вообще вел себя как глухонемой. Женька же, отчаявшись добиться от него причины своего заточения, решила спастись бегством. Ее план был прост, как все гениальное. Вылив в раковину почти всю литровую бутылку мартини, она бросила ее возле кровати, а сама развалилась рядом и принялась орать песни дурным голосом. С чем, с чем, а со слухом у нее всегда были проблемы. Охранник поспешил выяснить, отчего из-за двери доносятся столь странные звуки. Будто мартовскому коту помидоры дверью прищемили. Завидев валяющуюся на полу пленницу, он было собрался перетащить ее на кровать. Но тут Женька, не меньше меня подверженная в детстве тлетворному влиянию моего брата, запросто лягнула парня в то самое место, которое следовало бы отбить навсегда сексуальному маньяку. Пока охранник корчился от боли, она успела выскользнуть из комнаты и закрыть за собой дверь ключом, опрометчиво оставленным в замочной скважине.

Сложно сказать, были ли в доме еще люди. Во всяком случае, Женька не стала это проверять. Она поднялась из подвала по ступенькам и сразу же оказалась перед распахнутой на улицу дверью. Недалеко от дома, где ее удерживали, виднелись другие строения. Но это точно было не село и не заурядный дачный массив. Скорее коттеджный поселок для не самых богатых «новых русских». Не самых богатых, потому что дома вовсе не напоминали сказочные замки ни размером, ни внешним убранством. Это были небольшие разномастные особнячки, окруженные коваными оградками.