— Слушаю.

— Петр Станиславович, это Вейнберг. Прости, пожалуйста, за поздний звонок.

— Федор Митрофанович? Что-нибудь случилось?

Недовольство в голосе собеседника в момент сменилось на беспокойство. Вейнберг представил себе, как подтянулся и приосанился начальник его охраны. Служивая выправка дает о себе знать в любое время суток. Даже среди ночи тот готов насмерть встать на защиту как интересов корпорации, так и личных интересов своего шефа.

— Не беспокойся, Петр Станиславович, — успокоил он подчиненного. — Со мной лично все в порядке. Но мне срочно нужна информация. Дело не терпит отлагательств.

— Записываю, — с пионерской готовностью отозвался начальник охраны.

— Сегодня где-то после обеда был авиарейс на Вологду. Думаю, единственный. Мне нужно знать, улетел ли этим рейсом некто Григорий Стрельцов с малолетним сыном. Также с ним могла лететь супруга, Стрельцова Евгения. Записал?

— Да.

— Следующее… — Далее Вейнберг продиктовал адрес заместителя директора, все данные на Женю и координаты ресторана в надежде разжиться хоть какой-нибудь информацией о его реальном владельце. — Завтра к десяти утра доложишь по мобильному все, что накопаешь.

— Все понял.

Разговор завершился. Вейнберг с чувством выполненного долга максимально откинул спинку директорского кресла, пытаясь тем самым создать себе удобное место для ночлега. Но в положении полусидя сон никак не шел. Пришлось выбираться из кабинета на поиски более приличного пристанища.

Сверху навалилась какая-то тяжесть. Стало трудно дышать, а вялая попытка пошевелиться потерпела поражение. Меня охватила легкая паника, но сон не спешил отступать. Пришлось приложить немало усилий, чтобы разлепить веки. Лишенная резкости картинка привычно расплылась перед глазами. Я близоруко прищурилась, после чего глаза сами собой закрылись. Все ясно: я еще сплю, и мне пригрезилось пробуждение. Иначе и быть не может, поскольку всегда утром просыпаюсь в своей постели. А это точно не моя постель: во-первых, моя кровать широкая, во-вторых, у меня нет желтого постельного белья. У меня вообще нет цветного постельного белья. Женька говорит, что цветными простынями плохая хозяйка прикрывает собственную неряшливость. И еще она считает… Стоп! Женька! Она ведь вчера куда-то пропала, а я осталась ночевать в ресторане.

Окончательно смахнув с ресниц дрему, я еще раз оценила обстановку вокруг, и последняя мне решительно не понравилась.

Ширина спального места, предназначенного для отдыха охранника, никак не предполагала сразу двоих постояльцев, поэтому Федя притерся вплотную ко мне, напрочь лишив меня жизненного пространства. Я гневно сбросила с груди его руку, затруднявшую мое дыхание, и двинула прораба локтем в бок, в результате чего он едва не слетел с кушетки.

— Ты чего здесь разлегся?!

— Чего дерешься? — Он еще до конца не проснулся и потому выглядел по-детски обиженным.

— Какого черта ты тут делаешь? — Во мне неожиданно прорезались гневные преподавательские нотки.

Федя принял сидячее положение и удивленно захлопал глазами.

— Ты же сама попросила меня приехать…

— Если я по глупости и попросила тебя о помощи, то это еще не дает тебе права… — Я возмущенно закуталась в желтую простыню, хотя, по правде говоря, в этом не было никакой необходимости. С вечера мне так и не довелось раздеться.

— Права на что? — В его вопросе притаилось лукавство. — Могу тебя клятвенно заверить, что прилег здесь исключительно, чтобы переночевать. В кресле, знаешь ли, спать неудобно, ноги затекают и спина болит.

— А другого места ты себе во всем ресторане не нашел?

— Не нашел. Честно говоря, как спальный вариант я рассматривал еще разделочный стол на кухне, но, с точки зрения гигиены общественного питания, с этой идеей пришлось распрощаться. Да и жестко там наверняка.

— Все равно, — пробурчала я, — мог бы подыскать себе другое лежбище.

— Я не котик.

— Чего?

— Лежбища бывают у морских котиков, а мне для полноценного отдыха нужно хоть какое подобие кровати. И вообще…

Он продолжил разводить демагогию на тему здорового сна, но мой слух временно отключился, поскольку я озадачилась желтой простыней. Какая-то необычная, слишком плотная структура ткани. И этот оттенок… что-то такое до боли знакомое.

— Федь, а Федь, — я беспардонно прервала его разглагольствования. — А простыню ты где взял?

— На столе, — без тени смущения ответствовал он, оправдывая мои худшие предположения. — Вдруг бы ночью похолодало.

— Это в начале-то июля?! Нет, ты точно не морской котик, ты — морской свин! Кто ж укрывается дорогушей скатертью?!

— А чем тебе скатерть не простыня?

— Ты б еще гардины с окон приспособил…

— Как много от тебя текста, — разразился Федя глубоким вздохом, — текста много, а толку мало. Вот за это я и не люблю женщин.

— Могу поспорить, женщины отвечают тебе взаимностью, — отбросила я подачу, чем окончательно выбила его из колеи, и он, одарив меня напоследок «дружелюбным» взглядом, ретировался на кухню.

Стрелка часов приближалась к десяти. До прихода сотрудников есть еще часа полтора. Я наковыряла в сумке мобильный и сделала контрольный прозвон по Женькиным и Гришаниным номерам телефонов. Глухо! Глухо как в танке. Ну просто как в могиле. Такое впечатление, что вокруг меня образовался Бермудский треугольник. Мой личный Бермудский треугольник, в котором вместо кораблей таинственным образом пропадают люди. Что бы ни говорил Федя, но все эти исчезновения — звенья какой-то единой цепочки. Вопрос только — какой? Все заморочки вертятся вокруг ресторана. А если так, то получается, что я здесь — последний представитель начальства, если не принимать в расчет бухгалтершу. А стало быть, следующая на очереди. Похищать меня, разумеется, совершенно не за что, но этот факт является сомнительным успокоением. Женьку тоже было не за что. И к тому же Гришаня… Он-то куда подевался? А с ним ведь еще и ребенок. Нужно срочно обращаться в милицию. Вот дождусь открытия ресторана и двину в любое ближайшее отделение. Пусть только попробуют не принять у меня заявление! Пусть только попробуют, и тогда они узнают, где местные раки устраиваются на зимовку.

На этой жизнерадостной мысли в дверном проеме появился Федя с подносом в руках. Чарующий аромат свежесваренного кофе приятно защекотал ноздри, и я тут же простила прорабу и его импровизированную простыню, и его нелестное замечание в адрес женской половины человечества.

— Тебе тосты с медом или с джемом? — Видно, Федя тоже успел простить мне злопыхательства. Во всяком случае, его предложение прозвучало вполне добродушно.

— С джемом. Мед я с детства не люблю.

— Это хорошо. Выходит, у нас с тобой есть хоть что-то общее. У меня с медом тоже не сложилось. Аллергия.

Пока я размышляла, что хорошего он усмотрел в нашей коллективной нелюбви к весьма полезному продукту пчеловодства, он намазывал на тосты толстый слой малинового джема.

— Слушай, — Федин тон неожиданно стал деловым, — мне уже доложили кое-какую информацию.

— Кто доложил? — не поняла я. Он слегка замялся, но продолжил:

— Мой приятель. Я ночью до него дозвонился и попросил подсобрать для меня сведения. Только что он перезвонил.

— И что он узнал?

— Вчера в шестнадцать сорок пять рейсом на Вологду улетел Стрельцов Григорий Михайлович с сыном. Гражданки Стрельцовой среди пассажиров самолета не было. В течение ночи патрульные машины пытались отыскать в городе автомобиль твоей подруги, однако так ничего и не обнаружили. Но это пока ни о чем не говорит. Его могли бросить в каком-нибудь глухом дворике или поставить в частном гараже. Далее… Милиция действительно выезжала вчера по адресу вашего заместителя, но с результатами осмотра квартиры можно будет ознакомиться только после обеда. Правда, уже известно, что ни в каких уголовных картотеках ни ваш директор, ни его зам не числятся. Это пока все.

— Оперативно, — подивилась я. — Что за приятель у тебя такой? Среди ночи информацию раскопал.