Пока мой спаситель с аппетитом поглощал в больничном кафе плюшки, я каялась во всех своих прегрешениях. Этого в принципе можно было и не делать. В конце концов, Женька могла перепутать диагноз, а придумать иную причину моего обморока не составило бы труда. Но весь ужас пережитого вдруг выплеснулся из меня сплошным словесным потоком чистосердечных признаний.

Слушая мою сопливую исповедь, Федя почти сразу перестал злиться, а к концу повествования почти укатывался от смеха. Он даже попросил у официантки принести лед, чтобы приложить его к моим распухшим ногам.

— Не хочется тебя огорчать, — в пылу страстей мы как-то незаметно перешли с ним на «ты», — но, боюсь, тебе придется отвезти меня назад на работу. У меня там сумка осталась, а в ней ключи от квартиры и кошелек с деньгами. Я даже за свой кофе здесь не смогу заплатить. Но я тебя за все отблагодарю… и за кофе, и за мороженое, и за бензин, и за твое потраченное время.

— Мое время дорого стоит, — впервые за все время вклинился в разговор Федор Митрофанович, презрительно хмыкнув, но Федька его тут же перебил: — Не бери в голову.

— Что значит не бери в голову? Ты не переживай, у меня хватит денег тебя отблагодарить.

— Иди ты знаешь куда со своей благодарностью!

— Не сердись, я же хочу как лучше!

— Раньше надо было думать, как лучше. А то придумали, вертихвостки, способ знакомства с богатыми мужиками, — взялся за воспитательную работу Федор Митрофанович.

— Но я же уже объяснила! Это не я, а Женька все придумала. А ты сам-то вообще кем работаешь?

Господин Вейнберг открыл было рот, но Федька его опередил:

— Я — прораб. Строим людям дачи, делаем ремонт…

— Прораб?

— А что, не похож?

— Не знаю. Среди моих знакомых нет ни одного прораба. Но, по правде говоря, я не думаю, что прораб может позволить себе обедать в нашем ресторане.

— А что, рабочий класс уже не имеет право на приличный обед?

— Право-то как раз он имеет, а вот деньги…

— Не в деньгах счастье, — загнул Федор Митрофанович весьма ценную мысль.

— Безусловно, — поддакнула я, — только если раз семь-восемь не покушать в нашем ресторане, то вполне можно приобрести машину поновее. Твой «жигуленок» еще запчасти в пути не теряет?

— Не теряет, кажется, — миролюбиво усмехнулся Федька, и мы покинули больничное кафе.

По дороге к ресторану я устроилась на переднем сиденье возле водителя. Свежий ветерок через окошко приятно обдувал лицо, и никакого дискомфорта от посторонних запахов в салоне я не ощущала.

Пока мы ехали, Федя болтал какую-то чепуху о рыбалке. И, хотя к рыболовам-любителям я себя не отношу, слушать его было приятно. Интересно, как бы повернулись события, если б меня повез в больницу тот напыщенный тип с «Ролексом»? Не думаю, что в его обществе мне было бы уютно.

Прощаясь возле ресторана, я еще раз предложила Феде денег, на что он сначала обиделся, а потом неожиданно заявил:

— Между прочим, по твоей милости я сегодня остался без обеда. Так что вид компенсации напрашивается сам собой. Когда ты заканчиваешь?

— В двенадцать ночи. Думаю, для обеда поздновато.

— Похоже на то. А ближайший выходной у тебя когда?

— Я работаю без выходных, — сказала я чистую правду, но вид у Феди остался обиженным, и он угрюмо спросил:

— Значит, отсутствие золотого «Ролекса» начисто лишает мужчину шанса?

Дверца машины захлопнулась, и «жигуленок» тронулся. А мне пришлось бежать своими многострадальными ногами за ним вдогонку, нелепо размахивая руками.

— Ты все не так понял, — запыхавшись, пустилась я в объяснения, когда автомобиль наконец остановился. — Я действительно работаю без выходных, но иногда Женька, моя напарница, может похозяйничать одна. Ты заходи через день-другой, и я обязательно угощу тебя обедом. Хочешь, в нашем ресторане, или сходим куда-нибудь по соседству?

Мы еще раз попрощались, и я пошла на работу, даже не подозревая о том, как достает в этот момент занудный Федор Митрофанович бедного Федьку. Мало того, что вместо обеда он битый час возился с безумной особой, так еще и напросился к ней на обед. Ну что, спрашивается, может быть общего у приличного бизнесмена и кабацкой администраторши, которая в погоне за богатым мужем имитирует обмороки?

Никогда не предполагала, что напряжение может быть материальным. Да-да, именно так можно описать ту нездоровую атмосферу, в которую я окунулась, едва переступив порог ресторана. Несмотря на то, что меня не было довольно долго, индюк с «Ролексом» продолжал сидеть за своим столиком, сосредоточенно изучая рисунок на бумажной салфетке. Толстяк с саквояжем тоже находился здесь. И хотя кондиционер гонял по залу свежий ветерок, его лицо было красным, как панцирь вареного рака. Не лучшим образом выглядела и уже знакомая мне дама в льняном костюме. Холеное лицо осунулось, и стало ясно, что тетка давно разменяла пятый десяток. Повышенная нервозность исходила еще от троих клиентов, сидевших поодиночке в разных концах зала. Кроме этих шестерых в ресторане были еще две парочки, которые, по всей видимости, просто припозднились с обедом и теперь с удовольствием вкушали мудреные лакомства от нашего шеф-повара.

Оценив обстановку в зале, я нырнула на кухню, где обнаружилась вся обслуга, включая Женьку. Потерянные физиономии сотрудников меня весьма насторожили.

— Что здесь произошло?

В ответ подруга неопределенно пожала плечами.

— А подробнее, — нетерпеливо потребовала я.

— Наш замдиректора куда-то подевался. И его мобильный не отвечает.

— Тоже мне трагедия. Взрослый мужик, белый день на дворе. Что такого могло с ним случиться?

— Оно-то так. Только шеф рвет и мечет. И у этих в зале такие зверские рожи… Все время нашим замом интересуются. Мы вот тут отсиживаемся, чтоб им лишний раз глаза не мозолить. Ты-то как? — Женька вспомнила о моем «обмороке».

— Спасибо, плохо. Подробности потом.

Она не стала лезть с расспросами, а я осторожно выбралась назад в зал. В этот момент, вероятно, терпение дядьки с саквояжем лопнуло, и он стремительно влетел за служебную дверь. Спустя мгновение оттуда донеслись крики, из чего стало ясно, что его беседа с нашим директором проходит в теплой, дружественной обстановке. Слов разобрать было нельзя, но накал страстей говорил сам за себя.

Я спешно ретировалась на кухню.

— Ну, чего там? — задал вопрос шеф-повар.

— Толстяк побежал ругаться с директором.

— Что толку. От этого Глеб Николаевич не проявится.

— А куда он поехал, известно?

— Шефье перед нами не отчитывается. Они сами по себе, а мы сами по себе.

— В каком смысле? — удивилась я.

— В прямом. Мы друг другу не мешаем работать, — пояснил шеф-повар. — Нам нужно клиентов кормить, а у них здесь своя коммерция.

— И чем это они, интересно, в рабочее время занимаются?

— А леший их разберет! Нам без разницы. Только в работу ресторана они практически не вмешиваются. Так только, присматривают по верхам.

— Странно это, — задумчиво проговорила я и нехотя поплелась в зал выполнять свои прямые обязанности.

Конец дня никаких новостей не принес. Глеб Николаевич так и не появился в ресторане, а обозленные посетители, дожидавшиеся зачем-то его прихода, испортили все вечернее обслуживание. Редкие клиенты, рискнувшие у нас поужинать, несмотря на витавшее в воздухе напряжение, заказывали мало и надолго не задерживались. После девяти вечера директор выглянул в зал и жестом пригласил своих знакомцев к себе. Спустя минут пятнадцать все, включая самого директора, разошлись. Причем последний даже отказался принять дневную выручку и велел просто запереть ее в сейфе, для чего оставил нам с Женькой ключи от служебных кабинетов и продиктовал код сейфа.

Не могу сказать, что меня это обрадовало. С какой стати мы должны принимать на себя ответственность за деньги и прочую документацию, которая наверняка имеется в его кабинете? Но Павел Давыдович моим мнением не интересовался, а просто вручил ключи и был таков.