Деваться ей найдётся куда. Не всё так просто, как широкими мазками рисует Татьяна. И Славка не столь примитивен. Но... какая-то правда прослеживается. Маша сосредоточенно раздумывала над излагаемой подругой версией. Некоторые тезисы были приятными, некоторые - не очень. Почему-то померещилось, что Татьяна права, прав Шурик, они лучше знают и понимают Закревского. Нет между ней и Славкой прекрасного, нежного чувства, боящегося мельчайших сквозняков, а есть долгая, искусно созданная, красивая прелюдия к постельным отношениям. И когда Славке надоест его эстетический выкрутас, он реально загонит её в угол. Самое кошмарное, что Маша запросто может сдаться, элементарно не выстоять. Тогда украсит собой тот реестр, о котором регулярно напоминает Шурик. Интересно, под каким номером? Кажется, Валерий Чкалов утверждал "если быть, то быть первым". Весь вопрос в том, кем быть. А для Славки Маша хотела быть даже не первой, единственной. На меньшее не соглашалась. Судя по высказываниям людей, знавших Славку намного дольше, связанных с ним с детства, Машино желание не осуществимо в принципе. Следовательно, либо номер в его донжуанском списке, либо разрыв отношений. Возникшая альтернатива её не устраивала. С одной стороны, жизнь без Славки невозможна, немыслима. С другой - немыслимо попасть в его донжуанский список. Непозволительно по целому ряду причин.

   - Тань, заканчивай. Я твою мысль поняла. Хватит мне душу травить, - оборвала Маша разогнавшуюся в менторском вдохновении подругу. Неприятно долго слушать о своём искажённом восприятии дорогого тебе человека, ваших с ним отношений. Что, если Татьяна действительно права?

   Мысль о возможной правоте Татьяны и Шурика с тех пор занозой сидела в голове, мешая просто и радостно общаться со Славкой. Маша всматривалась в него, вслушивалась в его речи, ища подтверждения крепко сидевшей в ней занозе. Славка, тонко чувствовавший девушку, насторожился, неуловимо поменялся. Их идеальный настрой друг на друга сбился, возникли разные досадные помехи, которые Маше мнились искомым подтверждением. Отказаться от встреч она не могла, но стала брать на них Маргошку. Сестра выступала живым, весьма непосредственным и бронебойным щитом, пресекавшим всякую возможность перехода от лирики к физике. Славка терпел недолго. Маргошка требовала к своей персоне слишком много внимания, претендовала на особую значимость для него, грубо рвала кисейную ткань их привычного общения. Она лезла в разговоры, не понимая их истинного, не облекаемого в конкретную форму, смысла, нарушала полное разных значений молчание.

   В конце лета Славка повёл их на концерт артистов зарубежной эстрады. Где-то исхитрился добыть билеты. Устроил сёстрам редкое по их возможностям развлечение. Маргошка прыгала от радости. Маша же с трудом отсидела первое отделение. Слишком громкие звуки, слишком яркие краски. У неё разболелась голова, она едва терпела. Славка великодушно предложил уйти с концерта, погулять. Маша в ответ несколько оживилась, и этого ему было достаточно, чтобы плюнуть на престижное эстрадное действо. Они ушли. Маргошка, идя между ними, ныла, ругала сестру, клянчила и всячески вымогала возвращение на второе отделение. Но вместе с ними, без них не хотела.

   - Помолчи немного, поживёшь подольше, - наконец сухо уронил Славка. - В следующий раз с нами не пойдёшь.

   Маргошка, поверив обещанию, на несколько минут перепугано затихла. Славка воспользовался паузой.

   - Мань, погуляем по набережной?

   - Туда?

   - Туда.

   - Куда? Куда? - завелась Маргошка.

   - Слав, до набережной далеко. Я на своих каблуках не дойду, ноги отвалятся.

   - Что это за туда? Куда? Стас, куда мы пойдём? - Маргошка взяла его под руку, приплясывая, пошла рядом, заглядывая парню в лицо. Славка поморщился:

   - Не кудахтай, Марго, в курицу превратишься. Мань, а если до набережной на такси, а дальше пешком? Дойдёшь?

   - Дойду, - взгляд у Маши посветлел, всё лицо посветлело, осветилось изнутри чудным воспоминанием. Славка любовно смотрел ей в глаза. На миг оба перенеслись в осенний день почти трёхлетней давности. Забликовала тяжёлая, маслянистая рябь волн Москвы-реки, зазолотились на солнце купола соборов Кремля, терпко запахли сиреневые хризантемы, потянуло той их радостной влюблённостью, счастливым преддверием чего-то большого и настоящего.

   - Эй, вы чего остановились?! - крикнула над ухом возбуждённая Маргошка. - Давайте ловить такси, коли решили. Уже два "зелёных огонька" мимо проехали.

   Дивное воспоминание, окутавшее Машу и Славку сверкающей пыльцой, дрогнуло, осыпалось тёмными хлопьями. Одна на двоих досада заполнила мир.

   - Я её убью, - очень тихо, сквозь зубы, пообещал Славка, громко добавил, - Марго, а самой поймать такси слабо?

   - Я маленькая, у меня не получится, - Маргошка открыла все зубы до единого в наглой ухмылке.

   - Да? - ненатурально удивился Славка. - Маленьким девочкам в компании взрослых людей делать нечего. Больше с нами никуда не пойдёшь.

   - Размечтался! - фыркнула Маргошка и отправилась ловить такси.

   В машине говорила одна Марго, не замолкала ни на секунду. Вертела головой, широко жестикулировала, задавала идиотские вопросы, всячески отвлекала внимание Славки на себя. Выпороть бы, да ремня под рукой не нашлось. Шофёр, и тот очумел от настырной девицы, с облегчением высадил их напротив Водовздводной башни Кремля. Они прошли в прогулочном темпе метров пятьсот. День чудесный. Яркое солнце, но без одуряющей летней жары. Тяжёлая, маслянистая рябь волн и впрямь искрила бликами, волны звучно били в гранитный парапет. Ветерок трепал волосы, остужал горящие лица. Маргошка унеслась вперёд, перемежая воплями ею же исполняемый шлягер:

   Рано, рано, рано прощаться,

   Рано прощаться, поздно прощать.

   Годы, годы, годы промчатся.

   Что от тебя мне ждать?

   Маша подумала о тайном пророческом для них смысле шлягера, воспроизводимого сестрой. Чёрт её за язык и связки тянул, эту Маргошку. Почувствовала, Славка думает о том же. Его рука поймала её пальцы, бережно сжала, успокаивая: глупости в голову лезут, забудь. И не отпустил, шёл, держа Машу за руку. Первое за много месяцев движение от лирики к физике. Она не испугалась, не запаниковала. Хорошо, правильно, так и должно быть. Никакого криминала при этом.

   Маргошка остановилась, оборвала "пение", обернулась к ним. Крикнула зычно:

   - Э-э-э! Ну-ка, немедленно расцепитесь! Вам нельзя!

   - Я твою Маргошку придушу когда-нибудь, - серьёзно оповестил Славка, крепче сжал ей руку. Сильная, тёплая ладонь его согревала Машу от пяток до макушки.

   - Может, Пушкина почитаем? - она, как подсолнух к солнцу, подняла лицо к Славке, белобрысому, сероглазому, совсем не красавцу, чертовски привлекательному, несносному, замечательному.

   - Не-а, - Славка смотрел сверху вниз, смешинки прыгали в ясных очах, разбавленные плохо скрытой тоской. - Твоя наглая сестрица не даст. Весь кайф поломает.

   Наглая сестрица между тем набрала хороший разгон, понеслась на них ракетой. Налетела, точно посередине, разбила, разорвала сцепление их пальцев. Выдохнула с натугой:

   - Вам только через меня можно соединяться, - схватила за руки Славку, Машу, превратилась в связующее звено, в амбарную неподъёмную цепь.

   - Папа, мама и я - отличная семья, - охарактеризовал Славка попытку Маргошки изменить сложившуюся конфигурацию. Он прошёл ещё метров пятьдесят, выдернул у Марго руку, остановился у каменного барьера, огорошил:

   - Не хочу гулять. Раздумал. Давайте, девчонки я вас домой отвезу.

   Маша, не желающая видеть истину, - Маргошка виновата, - вскинулась:

   - Что-нибудь случилось? Ты с Ирой помирился?

   - Я с ней окончательно разошёлся. Она здесь не причём. Устал, голова разболелась. От тебя заразился, наверное.

   Неуверенная, извиняющаяся улыбка его говорила: не могу так, не хочу, ты умная, всё понимаешь, прочитай правильно мои мысли, не обижайся. Маша качнула головой, мол, хорошо, как хочешь. Одёрнула сестру, та полезла было тормошить Славку. Маргошка надулась.