- На, апельсины, - сказал Гарик, зашуршав бумажным пакетом. Почему не Геныч, не Лёнька?

   - Ага, давай, - протянула вперёд руку за гостинцем, удивляясь наступившей тишине. Гарик сунул пакет мне в ладонь. - Спасибо.

   Опять помолчали. Эта тишина мне не нравилась. Никак не получалось её охарактеризовать. Угнетающая? Подавленная? Да какая бы ни была, её качество не нравилось и всё тут.

   Ребята упорно молчали. Я чистила первый апельсин. Сидела на кровати, вплотную придвинувшись к тумбочке, и складывала на столешнице корки. Две корки, одна за другой, шлёпнулись на пол. Никто не ринулся их поднимать. Я сама нагнулась, нашарила их рукой, подняла. Пусть будет здоровеньким, не кашляет подростковый эгоизм моих друзей. Позволили самой разобраться с мусором. Никому из них в голову не пришло почистить мне апельсин и совать по дольке в рот. Я довольно неплохо справлялась и гордилась собственным достижением.

   - Очень люблю апельсины, - промычала довольно. - Спасибо.

   - Ну, и хорошо. Ешь на здоровье, - опять ответил за всех Гарик, насмешив меня интонацией пожилой тётки. Я еле сдержалась, чтоб не хрюкнуть смешливо. Это его по мелкости не плющит? Вот и замечательно. Хоть один нормально реагирующий человек. Без слюней и соплей.

   - Чего это вы сегодня такие молчаливые? - легкомысленно удивилась я. Не без ехидства, само собой. Опять Гарик, - его, по ходу, парламентёром назначили? - ответил:

   - Гена переживает. Витьку, наверное, посадят...

   - Не посадит его никто. Это же наше дело, семейное.

   - Воронин в суд подаёт, - проинформировал Лёнчик. Сказал тихо, а впечатление сложилось, будто выкрикнул. Геныч молчал. Как мне почудилось, затравленно.

   - За меня не могут, - буркнула уверенно. - Я никому ничего не говорила. Следователь приходил, протокол составлял. Я ему эту бумагу подписала. Кто кого бил - не помню, кто меня приласкал - не помню, вроде, сама поскользнулась и об стенку... У аптеки оказалась специально, шла на пустырь к Шурику. У нас с ним свидание намечалось. Романтического характера. И вообще... у меня частичная амнезия.

   - Раз следователь приходил, значит, дело уже завели, иск подан, заявление у ментов лежит, - по-деловому рассудил Гарик. Сечёт мелкий, не дурак.

   - Странно, - подумала я вслух. - Он же записал с моих слов, что я ни к кому претензий не имею, предъявлять иск отказываюсь.

   - Как? - почти не удивился Генка. Одновременно кто-то полез ко мне в пакет с апельсинами. Без спросу. Вытянул оттуда один фрукт. Судя по сопению, Лёнчик. Оглоед бессовестный.

   - И подписалась?

   - Нет, крестик за неграмотностью поставила, - огрызнулась я и, вспомнив процедуру подписания протокола, хихикнула. - Прикинь, Ген, дядька этот, следак, пальцем ткнул, где подпись ставить, и так палец и держал там сто лет. Я пока на ощупь нашла, пока от его пальца оттолкнулась, пока карябала кое-как... всю руку ему пастой извозила, Юля его полчаса оттирала... Не знаю, хорошо ли подпись получилась. Не обессудь. А за Славку... два синяка, одна ссадина... ну, дадут Витьке пятнадцать суток. Это же не от двух до шести в ИТЛ. Уж здесь не отвертишься, здесь я помочь не могу.

   - Как же так?! Витька ведь тебя покалечил? - облегчённо, но и с раскаянием за брата всхлипнул Генка.

   - Плакать иди в другое место, хлюпик. Мне противопоказаны отрицательные эмоции, - брюзгливо отозвалась я, напрягаясь, чтобы и самой не соскользнуть в слезливое состояние, позже не расхлебаешь. Тем более, плакать хотелось часто, переходы от нормального настроения к "моросящему" совершались с завидной скоростью. - И потом, Витька нечаянно. Он не хотел. Я сама виновата.

   - Ты даёшь, Тоха, стране угля, - высказался Гарик, и я не смогла понять его интонацию - осуждающая она или восхищённая. Фролов тем временем молчал, сопел и, если исходить из звуков, чистил мой апельсин, воришка пакостный.

   - Но, Тош, - после небольшой паузы подал голос Новосёлов, - спешу тебя огорчить. Воронин писал заявление как твой жених...

   - Кто? - я выпала в осадок, не дослушав. - Кто он мне?

   - Жених, - повторил Гарик, продолжил. - Там типа "мою невесту изуродовали, она сейчас в состоянии неадекватном" и тэ пэ.

   - Насколько понимаю, по закону ответственность за меня несут мои родители, а вовсе не Воронин, - от негодования я слова с трудом подбирала. - А родители согласились не подавать иск.

   - Да ты чё? - заёрзал Геныч.

   - Я им честно рассказала, как дело было. Не всё, конечно, без подробностей, а предысторию - конспективно. Они против Воронина настроились - будь здоров. Да и моих истерик как огня боятся, - я предпочла умолчать, что сама боюсь своих истерик не меньше.

   - Куда твоим предкам против Славкиных, - спустил меня на грешную землю чересчур трезвомыслящий, не по возрасту ушлый Гарик. - Если они упрутся, а по слухам так и есть, они всю твою семью в порошок сотрут. В наших законах всегда щели и дыры обнаружить можно. И телефонное право пока никто не отменял.

   - И откуда ты такой умный выискался? - меня начало потрясывать от нервного возбуждения. Э-э-э, так и до очередной истерики недалеко. - Ладно, разберёмся. Сейчас проваливайте. Я устала. Кроме всего, мне хочется апельсинов, а с вами нужно делиться. Правда, Лёнь?

   - Не рычи, - голос у Фролова был не по ситуации весёлым. - Я тебе апельсин почистил, держи.

   - Ты бы ещё на дольки разломил и по одной мне в рот запихивал, - обозлилась я. Но уж лучше злиться, чем плакать или колотиться в истерике. Апельсин взяла. Лёнька, надо думать, почистил фруктину гораздо лучше, чем это могу сделать я.

   Ребята пошли на выход, прихватив с собой "импортные" стулья и пообещав заглянуть на следующий день.

   - Через три дня, не раньше, - недовольно запустила им вслед. - Я устала, дайте отдохнуть.

   Я действительно устала неимоверно. Всю неделю в палате толпился народ. С одними и теми же идеями шлялся следователь. То ли пытался склонить меня к устраивавшей его версии, то ли не мог раскусить наше дружное враньё, реконструировать обычную, обычней не бывает, дворовую историю. Достал по самое "не балуйся". Приходила тётя Галя Золотарёва и, фигурально выражаясь, валялась в ногах, пыталась руки целовать. Бр-р-р. Ужасный был радиоспектакль. Я впервые порадовалась, что не могу видеть.

   После тёти Гали нанесли визит родители Воронина. Цветы, торт, конфеты, кока-кола, благодарность за сына. Обещали три короба разных прелестей: модную одежду, лучшую обувь, путёвку на Золотые пески в Болгарию, видеомагнитофон, - лишь бы согласилась в невестах Славика ходить. Забыли про моё новое состояние. Лучше бы врача-окулиста суперского пообещали. Я так и не поняла, для чего они встряли. Имелась версия, что из боязни за Славочку, сыночку ненаглядного. Взять и посадить обидчиков и потенциальных мстителей, пристроить в места не столь отдалённые на хороший срок. В то время как во всём их сынуля виноват. Ну, да, своё не пахнет.

   У меня опять начались головные боли, дурнота. Надоели. Все надоели. Всех надо разогнать к чёртовой бабушке. Буду отдыхать и лопать апельсины.

   Ночью по непонятной причине я причине я проснулась. Звук или шорох, - скорее всего, сиделка ворочалась на своей раскладушке, - заставили нервную систему вздрогнуть, разбудить тело. В палате стояла мёртвая тишина, даже без ровного дыхания сиделки. На этаже тоже тихо. Изредка прошлёпает по коридору медсестричка, и снова - покой, сонное умиротворение.

   Опять уехать в гости к Морфею не получалось. Я лежала и думала. Ладно, Воронин, кажется, редкая сволочь, которую я вовремя не распознала. А ведь, страдающая непомерной гордыней, считала себя поумней многих. Но он же приходит ко мне. Слепая, слепая, а замуж зовёт. Настаивает. Может, он меня так сильно любит, что заяву написал, хочет ребят посадить? Вот Логинова нет. Даже слухов о нём никаких не долетает. Пропал. Исчез. Растворился в воздусях. Один Шура его при мне поминал. Только Родионов, как обиделся, так больше и не приходил. Остальные ни разу про Серёгу не заикнулись. Сама я о нём не расспрашивала. Ещё не хватало! Вспоминала его, тем не менее, постоянно. Вот тебе и "любит", вот тебе и "сатанеет". Что, если отсиживается где-нибудь, навроде Витьки и Бори Шалимова? Правильно, пусть отсиживается. За групповуху больше дают. Это мне следак растолковал. Логинов, конечно, соучастником пойдёт, не организатором. Это в лучшем случае. Дадут меньше Витьки. Но ведь дадут. Вся жизнь коту под хвост. Танечка его не дождётся, факт. Я бы дождалась, на испорченную анкету не посмотрела. Но зачем такому парню слепая? Со слепой тоже вся жизнь коту под хвост. До чего конкретно мы там с дядей Колей в последний раз договорились? Эгоизм - болезнь детства? Пора выздоравливать и взрослеть. Выработав окончательное решение, я на удивление быстро заснула.