— Ну, что ты стоишь, болван? — крикнул мне г. Жан.

Я догнал его и спросил, что это за чудное место, где мы находимся.

— Сам ты чудной, — ответил он. — Это одно из самых необыкновенных и страшных мест, какие тебе когда-нибудь придётся видеть. Насколько мне известно, оно не имеет названия. А эти две вершины — скала Санадуар и скала Тюильер. Ну, садись и будь осторожен.

Мы объехали вокруг одной скалы, и перед нами открылась разделяющая их головокружительная пропасть. Это меня ничуть не испугало. Я привык лазить по горам и не боялся пространства. Г. Жан не был горцем и поселился в Оверни уже в зрелом возрасте; поэтому он оказался менее подготовленным, чем я.

В тот день я в первый раз понял величие окружавшей меня природы, среди которой я вырос, не примечая её. После некоторого молчания я спросил своего учителя, указывая на скалу Санадуар:

— Кто всё это сделал?

— Бог, — ответил он. — Разве ты не знаешь?

— Знаю. Но почему же он сделал такие изломанные места, как будто хотел их разрушить после того, как они были окончены?

Вопрос этот смутил г. Жана, который не имел понятия о геологии и, как большинство его современников, сомневался в вулканическом происхождении Оверни. Тем не менее, ему стыдно было сознаться в своём невежестве, так как он желал слыть за человека образованного. Он постарался свернуть всё на мифологию и с жаром ответил:

— Ты здесь видишь сооружения, по которым титаны пытались взобраться на небо.

— Титаны? Кто они такие? — спросил я, увидев, что он стал разговорчивее.

— Это были страшные великаны. Они хотели низвергнуть Юпитера и нагромождали горы на горы, скалы на скалы, чтобы добраться до него. Но он рассеял их, а от великой битвы остались разрушенные горы и глубокие пропасти.

— Разве они все умерли?

— Кто? Титаны?

— Да. Остался кто-нибудь из них в живых?

Г. Жана рассмешил мой наивный вопрос, и чтобы позабавиться, он ответил:

— Конечно, кое-кто остался.

— А они очень злые?

— Очень.

— Мы их увидим в горах?

— Может быть.

— Нас они не обидят?

— Не знаю. Но если ты встретишь титана, то поспеши снять шапку и низко ему поклониться.

— За этим дело не станет, — весело ответил я.

Маэстро думал, что я понял его шутку, и замолчал. Я же чувствовал себя не в своей тарелке; и так как дело клонилось к вечеру, всё оглядывал скалу и в особенности одно большое дерево подозрительного вида, пока наконец приблизившись, я не убедился, что под ним нет человеческой фигуры.

Если вы меня спросите, где расположен Шантургский приход, то я не смогу вам ответить. Больше я там никогда не был и тщетно искал его на картах и планах. Мне хотелось доехать поскорее, страх разбирал меня всё сильнее и сильнее, и потому мне казалось, что это очень далеко от скалы Санадуар.

В действительности же Шантург находился совсем близко, так как мы

добрались туда ещё до наступления ночи. Мы сделали большой крюк, потому что ехали вдоль извилистого потока. По всей вероятности, мы обогнули те горы, которые я видел со скалы Санадуар, и опять были обращены лицом на юг,

так как на несколько сот метров ниже нас рос чахлый виноград.

Я отлично помню церковь, церковный дом и ещё три домика, из которых состояла вся деревня. Она находилась на вершине пологого холма, который защищён был от ветра более высокими горами.

Проезжая дорога была очень широка и постепенно спускалась со склона холма. Приход состоял из отдельных домиков, расположенных на больших расстояниях; в нём насчитывалось около трёхсот человек, которые по воскресеньям приезжали с семьями в длинных узких телегах на волах.

Кроме воскресенья, местность всегда казалась пустынною. Те дома, которые можно было бы разглядеть, тонули в густой зелени на берегу обрыва, а пастушеские хижины на высоте скрыты были выступами скал.

Несмотря на свою уединённую скромную жизнь, шантургский священник был упитанным и цветущим, как соборный дьякон. Характера он был весёлого и приветливого. Прихожане любили его за то, что он был добрым и снисходительным и говорил им проповеди на местном наречии.

Он обожал своего брата Жана и, по своей доброте, принял меня, словно родного племянника. Ужин прошёл очень приятно, следующий день тоже. Местность, открывавшаяся с одной стороны на долины, не представляла ничего печального. С другой стороны её окружали буковые и сосновые леса, но они были полны цветов и диких плодов, прорезаны прохладными лужайками и ничем не напоминали мрачной скалы Санадуар. Призраки титанов, испортившие мне первое впечатление от этого красивого уголка, совсем изгладились из моей памяти.

Мне предоставили полную свободу. Я познакомился с дровосеками и пастухами, которые научили меня своим песням. Священник старался угостить брата на славу, но г. Жан ел очень мало и почти ничего не пил. К столу подали вдоволь вина, чёрного, как чернила, терпкого на вкус, но, безусловно,

неподдельного. По словам хозяина, оно не могло никому повредить.

На следующий день я вместе с пономарём ловил форелей в маленьком бассейне, который образовался от слияния двух потоков. Мне очень приятно было слушать естественную мелодию, которая получалась от падения воды на выдолбленный камень. Но пономарь не слышал этой мелодии и говорил, что мне всё мерещится.

Наконец на третий день мы должны были распроститься. Г. Жан хотел выехать пораньше, потому что дорога предстояла дальняя, и мы сели завтракать с тем, чтобы отбыть эту повинность как можно скорее. Однако хозяин настаивал на том, чтобы угостить нас основательно.

— Зачем вам торопиться? — говорил он. — Вам надо только засветло перевалить через горы. От скалы Санадуар дорога начинает спускаться, и чем дальше, тем становится лучше. Кроме того, теперь полнолуние и на небе ни облачка. Постой, постой, Жан, ещё стаканчик этого вина, этого доброго вина,

«певучего органа».

— По названию нашей местности Шантург или, вернее, Шанторг значит «певучий орган». Это ясно, как день.

— Разве в ваших виноградниках есть органы? — спросил я со своей обычной глупостью.

— Конечно, — ответил священник. — Они тянутся больше, чем на четверть мили.

— С трубами?

— С трубами такими же прямыми, как в твоём соборном органе.

— А кто же на них играет?

— Виноградари своими кирками.

— Кто же сделал эти органы?

— Титаны! — ответил г. Жан прежним насмешливым тоном.

— Хорошо сказано! — заметил священник, всегда восторгавшийся умом брата. — Действительно, можно подумать, что это работа титанов.

Я не знал, что органами называют также базальтовые отложения, когда они имеют правильную форму. Я понял объяснение буквально и радовался тому, что не ходил на виноградник. Всё страхи опять ко мне вернулись.

Завтрак длился бесконечно и превратился в обед, почти что в ужин. Г. Жан был в восторге от названия «певучий орган» и не переставал твердить:

— Хорошее винцо! Хорошее название! Это для меня придумано, так как я органист, и отлично придумано. Пой, винцо! Пой в моём стакане! Пой в моей голове! Я чувствую в тебе фуги и мотетты, которые польются под моими пальцами, как ты льёшься из бутылки. За твоё здоровье, брат! Да здравствуют Шантургские большие органы! Да здравствует мой маленький соборный орган, который, однако, и у меня даёт такие могучие звуки, как под рукою титана. Ба! Я тоже титан! Гений возвеличивает человека. Когда я играю «Слава в вышних», то всегда возношусь к небу.

Добрый священник совершенно искренне считал своего брата великим человеком и не упрекал его за приступ болезненного тщеславия. Он от души угощал его, и солнце уже склонялось к западу, когда меня послали седлать Биби. Не ручаюсь за то, что я в состоянии был это сделать. Гостеприимный хозяин часто подливал мне вина в стакан, а я считал долгом вежливости его осушать. К счастью, пономарь помог мне. После долгих и нежных объятий братья со слезами расстались у подножия холма. Я, шатаясь, влез на круп Биби.