Скавлуков слушал это, и ему было приятно, что так о нем говорил Степан и что он назвал его Петей, как никто его до сих пор не называл.

«Степан-то был свой парень», — понял Скавлуков и пожалел, что мало рассказал Степану о себе.

Между тем взял слово начальник строительно-монтажного поезда (СМП) Азарян. Он стоял без шапки, седой и какой-то одинокий среди всех.

— Мы теряем лучших людей, хлопцев наших дорогих… — сказал он. — Это тяжелая утрата, и она оправдывается только тем будущим светлым миром, ради которого мы пришли сюда, в глухомань, отдавая подчас всё лучшее, что у нас было. Теплые квартиры, семьи… — Он закашлялся вдруг, провел рукой по глазам, словно просыпаясь, оглядывая всё вокруг, и повторил: — …Семьи наши и даже жизни. Но где видно, чтобы лучший мир рождался сам по себе, без трудностей и жертв? И где видно, чтобы молодежь наша оказалась в стороне от этого, самого прекрасного образа жизни: своими руками создать счастье на земле — это подвиг, друзья, и его совершают такие люди, как Петр Скавлуков и другие. Мы приняли решение назвать улицу поселка его именем…

Скавлуков очень растрогался выступлением своего начальника. И сильно жалел, что давеча был к нему так несправедлив.

«Правильный был начальник, — думал он. — Вот так живешь и не знаешь совсем, что такой ты нужный всем человек… Подвиг совершаешь, оказывается, и улицу-то, „Первую Брянскую“, теперь моим именем будут звать… Скавлуковка или еще как. Вот жизнь, — еще подумал Скавлуков. — Живи и умирать не надо!»

Гроб меж тем опустили на веревках в неглубокую долбленую могилу, и заиграл оркестр.

Могилу закопали.