председатель идет.
С давней грустью запрятанной
он глядит сквозь кусты
на кресты своих прадедов
и на дедов кресты.
Все народ хлебопашеский
поваленые * здесь,
и ему либо кажется,
либо так оно есть,
что, давно уж истлевшие,
из усталых костей
нам родят они хлебушко,
как при жизни своей.
* Так на Севере говорят об умерших.
23
Ну, а ежели выдались
недородные дни —
знать, за что-то обиделись
на потомков они.
И стоят элеваторы,
холодны и пусты,
над землею подъятые,
словно божьи персты.
И советуют праведно,
чтобы в горе не быть,
словно деды и прадеды,
за землею ходить.
Вдаль по лужам, колдобинам
председатель идет.
«Не хочу быть колхозником!»
за спиною гудет.
Председатель, понурившись,
щупловат, невысок,
расправляет погнувшийся
на ветру колосок.
Терпеливо, несильно
и с любовью такой,
словно это Россию
расправляет рукой...
А в избе — среди космоса,
среди лунных равнин
дремлет рядышком с кошкою
председателев сын.
24
Бредит звездною славою,
всем собой вдалеке,
и горбушка шершавая
у него в кулаке...
25
БЛЯХА-МУХА
Что имелось в эту ночь?
Кое-что существенное.
Был поселок Нельмин Нос,
и была общественность.
Был наш стол уже хорош.
Был большой галдеж.
Был у нас консервный нож,
и консервы тож.
Был и спирт как таковой —
наш товарищ путевой
с выразительным эпитетом
и кратким:
«Питьевой».
Но попался мне сосед,
до того скулежный,
на себя,
на белый свет —
просто невозможный!
Он всю ночь крутил мне пуговицу.
Он вселял мне в душу путаницу.
26
«Понимаешь, бляха-муха, —•
невезение в крови.
У меня такая мука,
хоть коровою реви!
Может, я не вышел рылом,
может, просто обормот,
но ни карта, и ни рыба,
и ни баба не идет...»
Ну и странный сосед —
наказанье божье!
И немного ему лет —
тридцать пять,
не больше.
И лицом не урод,
да и рост могучий...
Что же он рубаху рвет
на груди мохнучей?
Что же может его грызть?
Что шумит свирепственно:
«Бляха-муха, эта жисть
не усовершенствована!..»
А наутро вышел я
на берег Печоры,
где галдела ребятня,
фыркали моторы.
Стояли с коромыслами,
светясь,
молодки.
За семужкой-кормилицей
уходили лодки.
27
А в ушанке набочок,
в залосненной стеганке
вновь —
тот самый рыбачок,
трезвенький,
как стеклышко.
Между лодками летал,
всех собой уматывал.
Парус наскоро латал,
шебаршил,
командовал.
Бочки-ящики грузил,
взмокший, словно в бане.
Бабам весело грозил
белыми зубами.
«Пошевеливай, народ! —
он кричал и ухал. —
Ведь не кто-нибудь нас ждет
семга,
бляха-муха!»
Было все его —
река,
паруса,
Россия...
И кого-то у мыска:
«Кто это?» —
спросил я.
И с завидинкою,
так
был ответ мне выдан:
«Это ж лучший наш рыбак...
Развезучий,
идол!»
28
К рыбаку я подошел,
на него злючий:
«Что же ты вчера мне плел,
будто невезучий?»
Он рукой потер висок:
«Врал я не напрасно.
Мне действительно везет —
это и опасно».
Лоб со вздохом он поморщи
«Как бы это рассказать?..
Если шар земной,
положим,
да во всем объеме взять,
да с морями слез горючих,
да с горами всех забот, —
выйдет, брат,
что невезучих
больше тех,
кому везет.
И, бывает, в захмеленьи
начинаю этак врать,
чтоб о жизни разуменья
от везенья не терять...»
Замолчал,
губами чмокал,
сети связывая,
и хитрили губы,
что-то
29
не досказывая.
Звали в путь его ветра,
семг а-розовуха.
«Ладно, парень,
мне пора.
Так-то,
бляха-муха!»
30
СОВЕРШЕНСТВО
Тянет ветром свежо и студено.
Пахнет мокрой сосною крыльцо.
И потягивается освобожденно
утка, вылепившая яйцо.
И глядит непорочною девой,
возложив, как ей бог начертал,
совершенство округлости белой
на соломенный пьедестал.
А над грязной дорогой подталой,
над зацвелыми крышами изб
совершенство округлости алой
поднимается медленно ввысь.
И дымится почти бестелесно,
все пронизанное зарей,
совершенство весеннего леса,
словно выдох земли — над землей.
Не запальчивых форм новомодность
и не формы, что взяты взаймы, —
совершенство есть просто природное
совершенство есть выдох земли.
31
Не казнись, что вторично искусство,
что ему отражать суждено
и что так несвободно и скудно
по сравненью с природой оно.
Избегая покорности гриму,
ты в искусстве себе покорись
и спокойно и неповторимо
всей природностью в нем повторись.
Повторись, — как природы творенье,
над колодцем склонившись лицом,
поднимает свое повторенье
из глубин, окольцованных льдом...
32
НЕВЕСТА
На Печоре есть рыбак
по имени Глаша.
Говорит с парнями так:
«Глаша,
да не ваша!»
Ухажеров к ляду шлет,
сердится
серьгами.
Сарафаны себе шьет
из сиянья северного!
