Есть еще одна бомба. В топливном отсеке. Она детонирует от телефонного сигнала.

Пусть служба безопасности займется этим, - Акутагава взял у него мобильник и передал солдату. – Немедленно.

Юки хотел сказать еще что-нибудь, однако губы у него задрожали так, что ничего связному ему произнести не получилось. Все остатки самообладания были истрачены на то, чтобы внятно рассказать о бомбе. Он смотрел на Акутагаву не видя его – провалившись в бездну собственной памяти.

Он вспомнил ясно и отчетливо морозное весеннее утро, висевшее над Киото много лет назад. Серое небо над головой, подернутые изморозью лужицы на дороге, холодок – прокрадывающийся за ворот пальто, и теплые лица Такесимы и Сугавары. Их слова, обращенные к нему: «Разве мы не друзья, Юки? Друзья должны помогать друг другу». И тугой рулончик из свернутых денежных купюр, почти силой вложенный ему в ладонь. А потом – объятия. Крепкие дружеские объятия…

«Разве мы не друзья, Юки?.. Разве не друзья?..»

Теперь они мертвы. Оба погибли. А он стоит тут без единой царапинки или синяка! Всюду кровь, всюду смерть - и они, как шлейф, тянутся за ним. Он не убивал сам, но его руки перепачканы кровью. Он весь в чужой крови! Весь!...

Рассудок Юки натужно застонал, не в силах бороться со стрессом, и помутился. Он, скрипнув зубами, сжал голову ладонями, чувствуя, что теряет всякий контроль над собой.

Юки! – позвал его Акутагава, напуганный гримасой нестерпимого страдания, исказившей ему лицо.

Как со стороны молодой человек наблюдал за происходившим далее. Как он, отшатнувшись в сторону, нагнулся и схватил валяющийся на полу пистолет. Тот самый, что принадлежал Коннору Ваалгору. Как почти приставил его к своему подбородку, но не успел – Акутагава и Ив тут же без особых усилий скрутили его, отняв оружие. Как он бился в их руках, рыдая и умоляя убить его, до тех пор, пока не обмяк, провалившись в забытье.

Сколько длился его обморок, Юки не знал.

Очнулся он на больничной койке – где лежал прямо в одежде и кроссовках, свернувшись в клубок. Голова гудела. Его укрыли больничным одеялом, от которого ему стало душно. Откинув его, Юки сел на постели. Звякнула стальная цепь. Его левая рука была прикована наручниками к какому-то выступу койки.

Это на тот случай, если меня не окажется поблизости – а тебе опять захочется свести счеты с жизнью.

Ив сидел в кресле возле стены, откуда наблюдал за ним со своей привычной усмешкой. Они находились в просторной палате с бежевыми стенами, предназначенной, судя по всему, для состоятельных пациентов.

Я научился вскрывать такие замки и без ключа, - ответил Юки, не без труда, но все же вернув ему подколку. – Наручники бессмысленны. Так что сними их.

Помедлив, зеленоглазый мужчина все же выполнил эту просьбу. Когда рука Юки освободилась, он вцепился в локоть Ива, не позволяя тому отодвинуться. Но при этом не произнес ни слова, словно проглотив язык. Он просто смотрел на него усталым и потерянным взглядом.

Вижу, ты еще не в себе, - вздохнул Ив. – Учти, начнешь буянить, придется позвать медсестру и вколоть дозу успокоительного.

Я в себе, - сквозь зубы процедил молодой человек, - уж поверь. Где мы?

В Токийском госпитале. Нас вертолетом доставили сюда прямо из «Эдема». Акутагава хотел дождаться, когда его отца привезут из операционной. А я – когда доктора подлатают Насту. Но…

«Но» - что?

Полчаса назад Коеси Мэриэмон умер во время операции. Акутагава ушел… ушел взглянуть на него.

Юки застыл, пригвожденный к месту очередной трагической новостью. Потом, собравшись с силами, стряхнул с себя оцепенение и слез с койки. Требовательно он сказал Иву:

Отведи меня к нему.

Ты уверен, что тебе нужно это?

Я знаю, что это нужно Акутагаве.

Они вышли в больничный коридор, миновав двух дежуривших у дверей охранников. Те, пошли вслед за ними, отставая на пару метров. Ив коротко пояснил: «Акутагава распорядился для безопасности». Юки, из-за ватных коленей, слегка опирался на мужчину, покуда они продвигались к своей цели. Повсюду были вооруженные охранники и полицейские, они буквально наводняли этаж.

Тело Коеси Мэриэмона все еще лежало в операционной. После того, как доктора констатировали смерть, об этом немедленно доложили сыну умершего. Акутагава прибежал сразу же – и, прогнав всех присутствующих прочь, остался в операционной один на один с трупом отца. Телохранители – из личного состава, прежде подчинявшиеся Такесиме и Сугаваре - не решались заглянуть туда или же пустить кого-то из персонала, поэтому просто стояли на страже и выжидали. Но препятствовать Иву и Юки не стали, поскольку знали об их привилегированном положении.

Акутагава сидел подле медицинского стола, уронив голову на грудь. Он сжимал руку отца, высовывающуюся из-под медицинской простыни, коей было накрыто тело Коеси Мэриэмона. Коеси-младший не сразу поднял взгляд на вошедших, хотя и догадался, кто явился потревожить его уединение.

Он не умел меня любить… ограниченно, - шепот Акутагавы, обращенный к Юки и Иву, приобрел зловещее эхо в стерильных стенах операционной. – И всегда одно и то же: я прошу всего лишь стакан воды, а он преподносит мне целую бочку. Всегда одно и то же… Я был недоволен им из-за Наталии. Он никак не хотел принять ее. А я вбивал ему в голову, что она будет матерью моего ребенка. И сегодня… Сегодня он заслонил ее от пуль, чтобы угодить мне. Ради меня. Во имя меня… Старый дурак!

Он, наконец, посмотрел на них. Из глаз Акутагавы текли слезы. Скупые, вытравленные откуда-то из доселе неизвестных глубин сердца. Ни Ив, ни Юки никогда не видели его плачущим. Он и сам, кажется, удивлялся этому:

Странно… Я думал, что разучился делать это, - прибавил он, вытирая ладонью щеки.

Юки бросился к нему, и крепко обнял. Молча, не говоря ни слова. Акутагава продолжая сидеть у операционного стола, спрятал лицо у возлюбленного на груди и замер. Ив глядел на них какое-то время, сохраняя отстраненность. Юки даже подумал: вот он сейчас развернется и уйдет, ведь ему наплевать.

Но тот не ушел.

Мягко приблизившись к ним, Ив опустился на пол у ног Акутагавы и - как ласковый ребенок или безмятежный кот - положил свою голову ему на колени.

20

Что ж, если есть какие-то предложения или дополнения к выдвинутым мною постановлениям – самое время сообщить о них, - сказал Акутагава, окидывая присутствующих выжидающим взором.

Кое-кто из собравшихся в ярко освещенной и просторной комнате людей переглянулся между собой, но никто не решился что-либо прибавить к словам Акутагавы. Однако тот не спешил принимать окончательную резолюцию, предпочтя выждать несколько минут. Немногочисленные члены бывшего Комитета, явившиеся в Токио, предпочли молчанием выразить свою солидарность с волей Акутагавы.

Молчала и Наталия Харитонова, восседая за столом переговоров рядом со своим отцом, Константином Харитоновым. Отец и дочь выглядели отчужденными друг к другу. Но их взаимоотношения не волновали ровным счетом никого. Главное, что союз Коеси и Харитоновой – их брак, которого все так боялись – все же не состоится. Таковым было решение Акутагавы.

Девушка восприняла новость с полагающимся ей величественным достоинством. Невозмутимо она выслушала доводы своего несостоявшегося жениха, обращенные к Константину Харитонову. Нужно отдать должное Акутагаве: он, дав ей от ворот поворот – все же попытался подсластить горькую пилюлю, заявив, что будет защищать интересы Наталии в России. Даже при том, что свадьба не состоится.

Такое заявление было завуалированной угрозой Константину, дабы тот оставил попытки подмять дочь под себя. Впрочем, сейчас, когда ее отец лишился поддержки в лице Коннора Ваалгора, положение у него отнюдь не завидное. Выбор у Константина был небогатым: либо подчиниться воле Акутагавы, либо быть смятенным с пути. Все присутствующие на тайном собрании особы отлично понимали: Коннора Ваалгора не стало и теперь на арене остался один-единственный тяжеловес, противостоять которому больше некому.