- Я просто немного устал, - прошептал он.

- Отчего ты устал? От меня? Почему ты не раскроешься мне? Почему ты стал отмалчиваться, хотя раньше всё бы мне высказал да еще и проповедь к этому прибавил? Мне не нравится это, Юки. Это плохой знак.

- Зачем что-то говорить? К чему проповеди? Ты сам сказал, что никогда не изменишься.

Акутагава молчал с минуту, буравя Юки взглядом; тот понял, что рассердил его.

- Ах, вот оно что, - хмыкнул Акутагава холодно. – Ты всё думаешь об этом. Я и забыл, что тебя так волнуют грани моей эксцентричной личности и планы на будущее. Тебя раздражает тот факт, что я, как только ты попрекнул меня, не оставил все эти мирские дела, семейные проблемы и глупые на твой взгляд амбиции - и не принял монашеский постриг в каком-нибудь тибетском монастыре?

Юки тоже рассердился, услышав эту насмешку.

- Отпусти меня, - он попробовал было выползти из-под Акутагавы, но не вышло.

- Не отпущу, пока не перестанешь дуться.

- Я не дуюсь! – взорвался Юки. – Это по пустякам дуются, а твоя жизнь, Акутагава, не пустяк!

- Да оставь ты эти мысли! – Акутагава захватил его лицо в плен своих сильных рук и принялся целовать щеки, лоб, глаза. – Забудь! Забудь и всё. Нам же так хорошо вместе, так сладко – тебе и мне… Я хочу быть с тобой, Юки! Зачем портить наши отношения тем, что тебе неприятно и от чего ты бесконечно далёк? Почему бы нам просто не любить друг друга? Ну вот, ты плачешь.

Из глаз Юки действительно побежали мелкие предательские слезинки, пока он слушал шепот любимого.

- Ты думаешь, я не понимаю, чего ты от меня хочешь? – продолжал Акутагава, губами осушая его слезы. – Я всё понимаю, Юки. Ты хочешь, чтобы я стал похожим на тебя: всё время парил себе мозг этическими проблемами, нравственными принципами, и мечтал о тихой-мирной жизни рядового добропорядочного гражданина, коих миллионы и миллиарды. Никакой мафии и никакой политики. Ты хочешь, чтобы я был таким, каким тебе удобней и приятней меня принимать – и тогда ты будешь абсолютно счастлив и умиротворен. Но посмотри на меня, Юки, посмотри! Я не такой - и никогда не буду таким. Я могу прогнуться под тебя, но ломаться под твоим напором не собираюсь.

- Я не прошу тебя ломаться! – возразил Юки.

- Неужели? Ты хочешь, чтобы я отказался от того, что судьба сама услужливо положила в мои руки. От власти. От большого будущего. От будущего вообще – потому что я не представляю, чем бы я занимался, если моим отцом не был бы Коеси Мэриэмон. Он, конечно, придурок, но я благодарен ему за то, что он дал мне. Меня устраивает моя жизнь, я хочу такой жизни… А ты – нет, не хочешь.

- Ты прав. Не хочу.

- Вот видишь. Но почему мы должны ссориться из-за этого?

Юки молча смотрел ему в глаза, не находя слов для ответа – сердце защемила боль. Он осознавал, что Акутагава сейчас в мягкой форме попросил его не лезть к нему в жизнь слишком глубоко: потому что там скрывается что-то весьма непривлекательное. Акутагава предлагал Юки любить его «фасад», не пуская за порог дома. Но, впрочем, разве сам Юки не согласился с ним – подтвердив, что не хотел бы жить той жизнью, какая есть у Акутагавы? Юки запутался в своих рассуждениях и, тем более, в чувствах. Тупик…

- Давай просто будем вместе, - сказал Акутагава. – Ты и я. Давай постараемся, приложим усилия, и перешагнем через эту преграду несовпадения мнений. Разве ты не хочешь быть со мной?…

- Я хочу. Хочу! – порывисто произнес Юки.

- Тогда забудь обо всём плохом. Выброси из головы. Не замыкайся в себе, когда я рядом. Попытайся не терзаться, Юки, ради нас с тобой!

Юки прижимая его к себе, зарываясь пальцами в его влажные от пота волосы, зашептал в ответ:

- Я люблю тебя, Акутагава.

В конце августа Коеси Мэриэмон был избран на должность премьер-министра Японии и стал во главе правительства. Акутагава не обсуждал это с Юки, а тот ни о чем не спрашивал. Когда между ними вдруг возникало молчание - то с каждым разом оно казалось Юки все более гнетущим, унылым.

В первых числах осени пришло известие о том, что у бабушки Мики обнаружен рак. Эту новость Юки сообщил Акутагава.

- Собирай вещи, мы вылетаем в Японию. Я знаю, ты захочешь быть рядом с ней, - прибавил он. Он не произнес слов сочувствия, Юки уже давно заметил, что он никогда никому не соболезнует.

Так они перебрались из Британии в Киото и поселились в очередном шикарном особняке. Акутагава наотрез отказался прийти и познакомиться с его бабушкой, но позаботился о том, чтобы её лечил лучший онколог в стране. Юки просиживал в палате бабушки часами, разговаривая с нею, держа её за руку. Пожилая женщина плакала от счастья – она больше года не видела внука, а сейчас вот он здесь, приехал, беспокоится о ней!

Она была в плохом состоянии. Рак – острый миелобластный лейкоз - был сильно запущен и обнаружен на поздней стадии, когда зараженные бластные клетки уже проникли в спинной и головной мозг, поразили нервную систему. В психиатрической клинике, где бабушка проходила вынужденное лечение, на симптомы болезни долго не обращали внимания. Они отправили женщину на обследование уже после того, как ей стало совсем дурно - появились явные признаки анемии, кандидоза, а десны, кровоточа, почернели и распухли. Химиотерапия едва помогала ей, витамины и переливание эритроцитов не давали ощутимого результата.

В середине сентября онколог, вызванный Акутагавой, прямо сказал Юки и бабушке Мике:

- В случаях, когда за помощью обратились своевременно, химиотерапия помогает против миебластного лейкоза в 30-40 процентах из ста. В данном случае, процент еще ниже… Единственная надежда на пересадку костного мозга. Хорошо то, что у пациентки есть близкий родственник – вы, господин Кимитаки, а значит, нам не придется искать донора. Плохо то, что трансплантация крайне редко практикуется с людьми старше 50-ти лет, поскольку они очень плохо переносят подобное лечение. Однако, выхода у нас нет, нужно рискнуть. Господин Кимитаки, я так понимаю, вы не против пройти диагностическое обследование на предмет совместимости?

- Я сделаю всё, что надо, - ответил Юки.

Биопсия проводилась под местной анестезией, но Юки, пока игла входила в его бедренную кость, всё же искусал себе все губы от тошнотворной боли. После процедуры ему дали выпить какую-то жидкость и велели спокойно полежать на медицинской кушетке, чтобы прийти в себя.

«…Это я виноват, что всё так получилось с бабушкой, - думал он без конца, а его голова кружилась от медикаментов. – Если бы я был рядом с ней, если бы навещал её - то обязательно заметил, что ей плохо, что она больна! И тогда всё это не зашло бы так далеко. Но я не приезжал к ней – из-за Акутагавы я почти забыл о ней. И поэтому она умирает…»

Когда ему разрешили встать, то он доковылял до палаты бабушки. Она спала. Неестественно белая, с красной сыпью на лице и распушим ртом, она производила угнетающее впечатление. Но надежда еще была: если их клетки совместимы – то пересадка костного мозга помогла бы ей победить рак. Результаты исследования будут уже скоро, вечером. Юки осторожно поцеловал бабушку в лоб, взял пиджак и решил выйти на свежий воздух.

За госпиталем был разбит небольшой парк, предназначенный для пациентов, проходящих здесь лечение. Сейчас, в середине дня, здесь было много народа: люди ходили по дорожкам, сидели на скамейках, курили, собравшись то там - то здесь в небольшие кучки. Юки, прихрамывая, обошел их стороной и нашел себе укромный уголок под молодым деревцем: скамейки там не было, но имелся широкий выступ в стене здания, куда он и сел.

В пиджаке пискнул телефон, пришла SMS-ка. Юки заранее знал, от кого она; вытащив мобильник, он прочитал сообщение: «Как дела? Что говорит доктор?» Акутагава еще не знал, что Юки согласился на диагностическую биопсию и что сейчас ждёт её результатов. Нужно перезвонить, рассказать - ведь всё-таки именно Акутагава оплачивает лечение. Если бы не он – кому бы нужна была бабушка Мика, потерявшая все свои деньги в секте и не имевшая сейчас возможности выплатить гонорар высококвалифицированному специалисту по онкологии?…