– А вот еще… – Вдовин запнулся. – Вы сказали: на казенные… А фирма-то, наверное, частная…

– Частная, – согласился тот. – Но богатая. Так что муниципалитет наш, считайте, куплен на корню, препятствий чинить не будет… Вас что-то еще смущает? Спрашивайте-спрашивайте, не стесняйтесь…

Смущало ли Никанора Матвеевича что-нибудь еще? Да, смущало, причем настолько сильно, что пришлось перед тем, как задать вопрос, прочистить горло глотком остывшего кофе.

– А что же они там… у себя, на Западе… – выдавил он. – Почему сами все не испытали? Почему у нас?

После этих его слов Александр насупился, крякнул. Встал, подошел к беспилотнику, с недовольным видом поправил один из четырех пропеллеров, помолчал.

– Суки они там, на Западе, – не оборачиваясь бросил он в сердцах. – На своих-то испытывать – хлопот не оберешься, а на наших – чего ж не испытать?

То, что Никанора Матвеевича хотели когда-то представить к медали «За отвагу», возможно, прозвучит анекдотически. Тем не менее это чистая правда. Произошло возгорание на складе боеприпасов, кинулись все врассыпную – и угораздило рядового Вдовина набежать прямиком на страшного капитана Громыко.

– Куда?! – рявкнул капитан. – Тушить! Бя-гом!..

Рядовой ужаснулся, бросился на склад и, самое удивительное, потушил. Потом, правда, сообразили, что огласка никому добра не принесет, и сделали вид, будто никакого возгорания не было вообще. А так бы ходил с медалью…

Любопытно, что, вернувшись к мирной жизни, Никанор Матвеевич никогда об этом не рассказывал. Во-первых, сам героический поступок в памяти не оттиснулся – всё заслонила ощеренная пасть капитана. А во-вторых, после душераздирающих подробностей, которыми знакомые Вдовина оснащали свои устные мемуары о Чечне и Афгане, деяние его как-то блекло, съеживалось, и упоминать о нем становилось просто неловко.

Разумеется, Никанору Матвеевичу в голову не приходило, что знакомые сильно приукрашивают свое участие в исторических событиях и что подвиги их если и были совершены, то еще с большего перепугу.

А с другой стороны, как иначе? Страх страхом вышибают. На том стояла и стоять будет земля Русская…

Вернемся, однако, к прерванному повествованию.

Калерия Павловна лежала на свежевыметенном утреннем асфальте в странной позе, подогнув ногу и чуть разведя ладони, словно пыталась присесть в реверансе, но в последний момент была опрокинута навзничь. К месту происшествия сбегался народ.

– Чего пялишься? – вопила бабушка из третьего подъезда. – Телефон у тебя есть? В «Скорую» звони давай!

– Нету… – сипло признался Вдовин. – Дома оставил…

– Да что ж это за мужчины пошли такие! – Вне себя пенсионерка выхватила из кармана халатика свой собственный сотик. – Ну так помоги иди! Довел женщину до инфаркта – и хоть бы хны ему…

К счастью, обошлись и без Вдовина. Обездвиженную дворовую активистку подняли под мышки с асфальта и перенесли на лавочку. Пользуясь тем, что никто на него не смотрит, Никанор Матвеевич наклонился и украдкой извлек из-под правой своей подошвы блестящий металлический стерженек, похожий на короткую тупую иглу-хомутовку. Потом выпрямился и боязливо вознес глаза к утреннему ясному небу, где подобно коршуну над птичьим двором плавало в вышине темное пятнышко беспилотника.

Зачем-то отряхивая ладони, со стороны скамейки приблизился Сергуня из тридцать восьмой квартиры. Глаза у него были круглые, физия – восторженная. Заметив, что сосед стоит с запрокинутой головой, понимающе покивал.

– Во-во! – подтвердил он злорадным полушепотом. – От Боженьки не укроешься. Дооралась горластая…

Кажется, истинных причин происшествия никто не заподозрил: заслуженная кара пала с небес совершенно бесшумно – ни свиста, ни грохота, ни треска электрического разряда, лишь отскочивший от активистки стерженек об асфальт звякнул.

Как вовремя догадался Никанор на него наступить!

«Скорая» прибыла на диво быстро, и все же Александр с Виталием ее опередили. Не на шутку встревоженные кураторы выскочили из машины, кинулись к Вдовину.

– Кого?

– Вон… ее… – Никанор Матвеевич указал робкими глазами на толпу у скамейки.

Виталий сходил посмотрел. Вернулся задумчивый.

– Жива хоть? – угрюмо спросил его Александр.

– Да шевелится вроде, – процедил тот. Закурил, обернулся к Вдовину: – Как все вышло-то?

– За электричество не так заплатил… – покаялся бледный Никанор.

– Как не так?

– По счетчику. Надо было семь цифр считать, а я – шесть. А она набросилась, раскричалась… Я испугался… А он… – И Вдовин вновь взглянул с упреком на блуждающий в вышине беспилотник.

Александр тихонько выругался. Виталий хмыкнул.

– Весело… – оценил он случившееся. – Слушайте, Никанор Матвеевич, я понимаю, вы, конечно, человек с тонкой нервной организацией, но… все-таки старайтесь держать себя в руках. А ну как в следующий раз участкового испугаетесь!

– Вот черт! – сдавленно сказал Александр. – Этак он нам вместо криминалитета всех официальных лиц перещелкает…

– Можно подумать, велика разница! – съязвил Виталий.

К тому времени во двор въехала «Скорая» – и молодые люди, прервав разговор, двинулись ей навстречу.

– И что теперь?.. – дрогнувшим голосом окликнул их Вдовин. Стерженек он по-прежнему судорожно сжимал в кулаке.

– Постараемся уладить, – бросил через плечо Александр. – А может, и само уладится…

Уладилось само. Списали на сердечную недостаточность.

А Виталий, кстати, как в воду глядел: следующим утром раздался звонок в дверь, и на пороге Вдовина возник юноша в одеждах правозащитного цвета. Крупные заячьи зубы юноши были обнажены в старательной приветственной улыбке.

– Здравствуйте, Никанор Матвеевич, – сказал он, преданно уставясь на владельца квартиры. – А я ваш новый участковый… Вот знакомлюсь с жильцами… Это моя обязанность… Служебный долг, так сказать…

Испугаться его было невозможно в принципе, да и, кроме того, охранная система, по словам Александра, предназначалась исключительно для уличных разборок и в замкнутом помещении просто бы не сработала. Даже если беспилотник примет сигнал бедствия, стерженьком стенку не прошьешь.

Непривычный к куртуазности властей Вдовин впустил служителя закона в дом, усадил в кресло.

– Какие-нибудь претензии, пожелания… – стрепетом осведомился тот.

Застигнутый врасплох Никанор Матвеевич наморщил лоб, помычал, но так ничего и не придумал.

– Н-нет, спасибо… Все замечательно…

Улыбка пошла на убыль.

– Ну а вот… утром вчера…

– Вы… про Калерию Павловну?

– Да не обращайте вы на нее внимания! – с жаром взмолился юный блюститель порядка. – Вздорная баба, что спросишь! Выйдет из больницы – обязательно примем меры…

– Да нет… зачем же… – окончательно сбитый с толку, пробормотал Никанор Матвеевич. – Я не в обиде… Тем более сердечная недостаточность у нее…

– Ну, хорошо… – малость успокоившись, продолжил гость. – А вот, скажем, Корявый… и вся эта его шатия… Не беспокоят? Я имею в виду: в последнее время…

– А кто это Корявый?

Участковый недоверчиво посмотрел на Вдовина.

– Фанат, – пояснил он. – Футбольный фанат…

И тот вспомнил. Действительно, месяца полтора назад на подходе к дому его остановили какие-то полуголые личности в шарфах. Ущерба здоровью, правда, не причинили, однако заставили крикнуть «“Ротор” – чемпион!», причем несколько раз, пока не достиг должной громкости.

– Нет… Нет-нет… Не беспокоят…

– Если что – обращайтесь… Хоть ночью, хоть днем! Тут же примем меры… Часики у вас стильные, – подобострастно добавил он, кивнув на браслет.

Проводив гостя и замкнув за ним дверь, Никанор Матвеевич задумался. При всей своей наивности он ясно видел, что визит нанесен неспроста. Обычно участковые ведут себя не так. Да и этот прощальный намек насчет часиков… Одно из двух: либо юный страж закона сам догадался о чем-то, либо какие-то распоряжения поступили свыше.