— Прошу встать и одеться! Пароход потерпел аварию. Опасности нет!

И стюард шел дальше, и опять слышался его полушепот:

— Прошу встать и одеться…

Коридоры, лестницы, холлы вдруг засияли всеми огнями, словно был праздник.

В каютах послышались осипшие, заспанные голоса, затрещали звонки, из кранов полилась вода. Двери кают открывались, и пассажиры в ночных одеяниях высовывали головы в коридор.

— Скажите, стюард, что случилось?

Но стюард молча следовал дальше. И у следующей двери опять слышалось его:

— Прошу встать и одеться. Пароход потерпел аварию. Опасности нет!

Дрожь страха пробежала по всему пароходу, потревоженному среди глубокого сна. Вкрадчивые звуки гонга и тихий голос стюарда вселили смутный ужас в сердца пассажиров. Они почти ничего не поняли из того, что он говорил, но слова «одевайтесь»… «авария»… «опасности нет» острыми иглами вонзились им в уши. Растерянные, испуганные, подгоняемые настойчивыми ударами гонга, один за другим они выходили в коридоры, некоторые уже на ходу заканчивали свой туалет. Но вот мужчины овладели собой, одни из них принялись сердито ворчать, другие шутить и смеяться, в то время как женщины не переставали беспокойно спрашивать: что случилось? Почему их разбудили? Авария? Что за авария? Да ничего не случилось, почти ничего. Ну, наскочили на айсберг, но толчок был таким легким, что в каютах его никто и не заметил. Пассажиров разбудили просто потому, что капитан проявил излишнюю осторожность.

Холлы, салоны, залы понемногу наполнялись растерянными, заспанными людьми, которые возбужденно переговаривались и засыпали друг друга вопросами. Айсберг? Да может ли это быть? Какой-то кошмар! Всего два часа назад они спокойно легли спать, а теперь среди ночи их вдруг подняли с постели. Мужчины старались казаться спокойными, несмотря на обуревавший их страх. Однако уже через несколько минут, окончательно стряхнув с себя сон и убедившись, что электричество по-прежнему горю и зимний сад, залы, салоны на месте, а значит, и впрямь ничего особенного, а может, и вовсе ничего не произошло, они стали как ни в чем не бывало оживленно болтать, смеяться и даже подшучивать друг над другом. Сегодня за чаем, после того как г-жа Карпантье получила телеграмму с парохода «Турень», они без конца говорили об айсбергах, не правда ли? А теперь сами столкнулись с айсбергом, и никто его в глаза не видел! Никто, говорят, даже офицеры на мостике! Этот айсберг плыл под водой, оказывается, и такое бывает!

Старший стюард Папе торжественно заверял, что все обойдется благополучно, а взгляд его больших голубых глаз выражал обычную предупредительность. Стюарды подали в крошечных чашечках горячий, крепкий кофе. Мало-помалу все примирились с несчастьем. Ведь если правильно взглянуть на вещи, то произошло нечто чрезвычайно интересное, просто из ряда вон выходящее. Будет о чем порассказать! Разве хоть один колоссальный пассажирский лайнер сталкивался с айсбергом? Никогда такого не было! Конечно, придется на час-другой, а может, и на день опоздать, но что тут поделаешь?..

Несколько коммерсантов отправились было в радиорубку, чтобы дать телеграмму об опоздании. Но им удалось дойти только до шлюпочной палубы; там два матроса преградили им путь: «Вход запрещен!»

В оранжерее появился директор Хенрики. Его мгновенно обступили, осаждая вопросами. Как всегда, он был безукоризненно одет и тщательно причесан. Он даже успел побриться и напудриться, а его сорочка источала аромат дорогих духов, меж тем как остальные мужчины прибежали небритыми. Естественно, он был немного бледен, однако улыбался обворожительно, как всегда. Его улыбка, его уверенность внесли успокоение. Он печально развел руками.

— Наш рекорд! — воскликнул он. — Увы, теперь он стал лишь красивой мечтой! Однако «Космосу» не грозит никакая опасность. Он имеет двенадцать водонепроницаемых переборок и непотопляем. — Хенрики пожал плечами. — Что делать? Стихия! Администрация парохода не несет за это никакой ответственности! — ввернул он, словно заранее готовил доводы в свою защиту. — Ведь и курьерские поезда, бывает, останавливаются, если в паровозе обнаружится какой-либо дефект.

Он долго разглагольствовал, блеснул несколькими остроумными замечаниями насчет капризов Фортуны, а потом, извинившись, спокойно удалился. Но, едва дойдя до палубы, он сразу утратил свои прекрасные манеры и пустился бежать сломя голову. Совсем запыхавшись, он взлетел на капитанский мостик. «On the way to Mandalay» — так некстати в голове все еще вертелись стихи Киплинга. А в эти минуты Шеллонг с группой механиков собрались внизу, чтобы определить нанесенный ущерб. «Дай бог, дай бог, чтобы все сошло благополучно!» — молил Хенрики, весь в поту. Душу его терзал страх. Он готов был взвыть от ужаса.

Понемногу заполнился пассажирами и курительный салон. Мужчины дымили сигарами, дамы — сигаретами. Столы были уставлены блюдами с сандвичами. Стюарды подали напитки. За некоторыми столами уже тасовали карты. В углу здесь сидели и три девицы Холл с матерью. Девушки курили, а заодно, с зеркальцем в руках, усердно орудовали пуховками для пудры и губной помадой. На груди у Вайолет красовался пучок фиалок, которые преподнес ей утром Уоррен. Сестры, как всегда, были прелестны и свежи, подобно розам на утреннем солнце. Миссис Холл сидела усталая, казалось, она вот-вот опять заснет.

Харпер-младший все еще находился в баре. Прежние партнеры покинули его, отправившись на поиски своих жен, но пришли несколько новых посетителей; среди них оказались знакомые, и ему удалось усадить их за игру. Ночное происшествие было Харперу на руку, избавив его от необходимости идти спать. Он возбужденно гремел игральными костями, а маленький белесый бармен опять так тряс своим миксером, что льдинки звенели.

— Мы почувствовали только легкий толчок, — рассказывал он. — Совсем легкий, как от удара волны, не сильнее.

А вот и дамы! Дрожа от холода и кутаясь в шубки, в бар вошли Китти с Жоржеттой.

Китти громко засмеялась.

— Смотрите-ка, Харпер! — поразилась она. — Вы все еще здесь или уже здесь?

— Я все еще здесь, — ответил Харпер и, смеясь, предложил дамам крепкого рома с джином. Харпер был очень весел. Откровенно говоря, он находил эту ночь чрезвычайно забавной. Жоржетта, наоборот, была настроена на лирический лад и вполголоса напевала «О, parle-moi d’amour…»[42]

Стюард упорно и громко бил в гонг перед дверью каюты миссис Салливен.

— Прошу встать и одеться. Пароход потерпел аварию.

Миссис Салливен взвизгнула:

— Скажи ему, Катарина, чтобы убирался прочь! Не встану я! Заплатив за каюты такие чудовищные деньги, я вправе требовать, чтобы мой сон уважали!

— Но пароход потерпел аварию, Роза.

— Пусть лучше смотрят! За что они только деньги получают?

Услышал приглушенный гул гонга и г-н Лейкос. При первом же ударе он приподнялся с подушек — изнуренный старец со встрепанной белой бородкой и пылающими глазами. Температура опять подскочила. Он бредил. Удары гонга слились в бравурную музыку, под звуки которой полки уходили на фронт. Развевались знамена. Он стоял на балконе дворца, торжественно и умиленно кланялся всякий раз, как склонялось одно из знамен. Он слышал цоканье тысяч конских копыт, видел блестящие сабли офицеров, салютовавших ему.

— Будь мужествен! — крикнул он, заметив знакомого офицера. — Возвращайся целым и невредимым!

Вдруг он увидел рядом с собой на балконе Жоржетту, она что-то громко ему говорила. Он с трудом убедил ее образумиться. Не видит, что ли, глупышка, что он занят важным государственным делом? Стучали копыта, развевались знамена. С грохотом промчались артиллерийские батареи. И Лейкос опять торжественно и благоговейно кланялся, опираясь руками о края кровати и раскачиваясь из стороны в сторону.

Сильно озябнув, Уоррен Принс на минуту заглянул в бар выпить коньяку. Харпер окликнул его, но Уоррен, односложно ответив на ходу, опять выбежал на палубу. Он весь дрожал от волнения. Здесь шумел настоящий водопад! Это насосы откачивали в океан воду, проникшую в недра парохода.