«Шаньюй, недавно вступивший на престол, был [очень] молод, яньчжи — его мать — не отличалась безупречным поведением, в государстве начались распри: поэтому [сюнну] все время ожидали нападения ханьских войск. В связи с этим Вэй Люй посоветовал шаньюю: “Выкопайте колодцы, постройте окруженные стенами города, воздвигните для хранения зерна башни и обороняйте города совместно с циньцами (циньцами… сюнну обозначали живших среди них китайцев. — Прим. переводчика); если и придут ханьские войска, они ничего не смогут поделать”. Когда было выкопано несколько сот колодцев и срублено несколько тысяч деревьев, кто-то сказал: “Хусцы не могут оборонять города, и мы только подарим зерно Хань”. Тогда Вэй Люй прекратил [постройку городов]».
Легко видеть, что политика сюнну в эти годы не отличалась особой продуманностью и последовательностью. Тогда же молодой шаньюй отпустил на родину двух ханьских послов, которые томились в плену у сюнну (и шаньюй, и императоры, желая досадить друг другу, частенько задерживали послов на многие годы). Бань Ту сообщает, что «сюнну, возвращая этих двух человек, хотели показать свои добрые намерения». Но, несмотря на «добрые намерения», уже в следующем, 80 году до н. э., «сюнну направили из левых и правых земель четыре отряда в 25 тыс. всадников, которые одновременно вторглись в пограничные районы с целью грабежа». Однако же идея мирного договора витала в воздухе, и шаньюй «постоянно приказывал своим приближенным намекать об этом ханьским послам». Кроме того, он «стал реже совершать грабительские набеги и старался еще лучше принимать ханьских послов, желая постепенно добиться договора о мире, основанного на родстве». Император, по словам Бань Ту, хотел того же самого, однако договор все не заключался{231}. Впрочем, юный Чжао-ди мало что решал в собственном государстве — фактически Поднебесной управлял всемогущий регент Хо Гуан.
* * *
В 80 году до н. э. произошло весьма обидное для сюнну событие: их восточные соседи, ухуани (потомки когда-то разгромленных и подчиненных Маодунем дунху), разграбили могилу одного из сюннуских шаньюев{232}. Это само по себе неприятное происшествие кроме всего прочего свидетельствовало о том, что влияние и власть сюнну уменьшались. Ухуани в течение многих лет не смели восставать против своих завоевателей. Они ежегодно отправляли им дань: крупный рогатый скот, лошадей и шкуры овец; если же дань задерживалась, сюнну отбирали у них жен и детей.
После того как в 119 году Хо Цюй-бин, военачальник императора У-ди, разбил сюнну в их восточных землях и вытеснил на север от пустыни Гоби, китайцы переселили на их место ухуаней. Им выделили земли вдоль укрепленной линии пяти северо-восточных округов — «следить в интересах династии Хань за передвижением сюнну». К ним был приставлен «надзирающий заухуанями полковник», которому вменялось в обязанности не только «надзирать», но и «руководить ими, чтобы не допустить сношений с сюнну»{233}.
Несмотря на усилия полковника, ухуани иногда нарушали границы Поднебесной. И все же под ее стенами они чувствовали себя значительно уверенней и решили отомстить сюнну за победу Маодуня и за сто лет поборов и унижений. Сразиться со своими давними врагами им, конечно, было не по силам даже сейчас, и они ограничились разграблением могилы.
Возмущенные сюнну отправили к ухуаням карательный отряд в 20 тысяч всадников. Китайцы после некоторых колебаний решили вмешаться, и полководец Фань Мин-ю выступил со своей армией для перехвата сюнну. Но поскольку ухуани недавно нарушили границу Китая, регент императора, он же старший военачальник Хо Гуан, «предупредил Фань Мин-ю о том, чтобы войска не ходили в поход напрасно, если они не успеют перехватить сюнну, то должны напасть на ухуаней». Китайцы запоздали, и сюнну отомстили за оскверненную могилу. После чего Фань Мин-ю, «воспользовавшись усталостью ухуаней, напал на них, порубил более шести тысяч человек, обезглавил трех князей и возвратился обратно». Таким образом, шаньюй, чью могилу осквернили ухуани, был полностью отомщен{234}.
* * *
Совсем иначе складывалась судьба других вассалов сюнну, усуней, — они, несмотря на свое зависимое положение, сумели поставить себя и с шаньюями, и с Сынами Неба. И именно их усилиями к 60-м годам I века до н. э. держава сюнну оказалась в глубочайшем кризисе.
Надежду уничтожить сюнну руками усуней китайцы вынашивали давно; для укрепления военного союза они посылали к усуням своих невест, причем не подменных, как к Маоду-ню, а самых что ни на есть близких родственниц императора. Еще в 107 году до н. э.{235} усуни заключили с У-ди «договор о мире, основанный на родстве», и их правитель (носивший титул гуньмо, или гуньми) получил в жены внучку императора по имени Сицзюнь (дочь Цзянду-вана). Ханьский двор дал невесте богатое приданое и свиту: «…пожаловал [ей] колесницу, платья, императорские вещи, снабдил официальным штатом евнухов, [чиновников], прислужников и возниц в количестве нескольких сот человек» и даже приставил верхового музыканта «для успокоения ее дорожных раздумий». Тогда же и сюнну послали усуням свою невесту. Несмотря на то что сюнну уже многие годы терпели от китайцев поражение за поражением, гуньмо отдал предпочтение кочевнице и сделал ее старшей (левой) женой, а китаянку младшей (правой). Предпочтение это было, вероятно, вызвано не личными качествами невест, а политической ситуацией. Так или иначе, супруг не баловал императорскую внучку своим вниманием, он навещал ее один или два раза в год, и радости от этих встреч было мало: «Гуньмо был годами стар, [китайского] языка не понимал»{236}. Сицзюнь очень тосковала и даже воспела свою тоску в стихах:
Родные выдали меня замуж
И принудили жить в далекой стране,
Дворцом служит мне бедная юрта,
Которой стены обиты войлоком.
Сырое мясо служит мне пищей,
А кислое молоко напитком.
К отечеству стремятся мои чувства,
И сердце мое уязвлено глубоко.
О, если б я могла быть перелетной птичкой,
Как быстро понеслась бы я туда
{237}.
Через некоторое время усуньский правитель решил передать ненужную ему младшую жену своему внуку и наследнику Цэньцзоу (Цэньцюю{238}), но это не устроило китаянку, и она «подала письменную жалобу» императору. Сын Неба ответил: «Следуй обычаям этой страны, я хочу вместе с усунями уничтожить ху [сюнну]». Оказалась ли Сицзюнь послушной внучкой или решила, что, способствуя уничтожению сюнну, она отомстит старшей жене, — в конце концов она вышла замуж за Цэньцзоу{239}. Но ее жертва оказалась напрасной — усуни против сюнну не выступили.
Сицзюнь умерла в самом конце II века до н. э. Но У-ди, не терявший надежды разгромить сюнну руками усуней, немедленно послал в степь другую принцессу, по имени Цзею. После смерти Цэньцзоу она стала женой его единокровного брата Вэньгуйми, нового правителя усуней, причем женой любимой (в отличие от его же сюннуской жены). Цзею, не в пример своей предшественнице, была вполне удовлетворена семейной жизнью среди усуней, однако в дело опять вмешалась большая политика. Сюннуские шаньюи вот уже много лет не могли добиться от Китая ни невест, ни «договора о мире, основанного на родстве». Шаньюй Хуяньти решил исправить положение и отвоевать невесту сам. Он потребовал, чтобы усуньскый Вэньгуйми отослал ему свою собственную жену. Тот факт, что китайской принцессе уже исполнилось 44 года[12], она жила среди усуней уже около тридцати лет (известно, что к 60 году она «была в Усунь 40 с лишком лет»){240} и родила мужу трех сыновей и двух дочерей, нимало не смущал шаньюя. Он стал совершать набеги на владения усуней, и Цзею обратилась за помощью к императору — им тогда уже был Чжао-ди. Император передал письмо принцессы сановникам, «но решение так и не было принято»{241}.