Скарлет и Нэтти направились к моей комнате, а я зашла к бабуле. Имоджин, бабушкина сиделка, читала:

— «Начну рассказ о моей жизни с самого начала и скажу, что я родился в пятницу в двенадцать часов ночи (так мне сообщили, и я этому верю). Было отмечено, что мой первый крик совпал с первым ударом часов».[4]

Я не была особой любительницей чтения, но голос Имоджин был мягким, он убаюкивал, так что я обнаружила, что уже какое-то время стою в дверном проеме и слушаю. Она дочитала до конца главы (та была не особо длинная), а затем закрыла книгу.

— Ты подошла к самому началу, — сказала Имоджин мне. Она подняла обложку книги, чтобы я могла увидеть заглавие: «Жизнь Дэвида Копперфилда».

— Аннушка, когда ты пришла? — спросила бабуля. Я подошла к ней и поцеловала в щеку. — Мне бы хотелось что-то немного более энергичное, — сказала она, наморщив нос. — Девушки, пистолеты… Но это все, что у нее было.

— Дальше будет интереснее, — заверила ее Имоджин. — Надо немного потерпеть, Галя.

— Если книга будет слишком длинной, я умру, — ответила бабуля.

— Пора завязывать с черным юмором, — строго заметила сиделка.

Я взяла книгу и поднесла ее к лицу. От пыли защипало в носу. Запаху книги был соленый, с кислинкой. Обложка разваливалась в руках. Книги прекратили печатать еще до моего рождения (по причине высокой цены на бумагу). Когда-то бабуля говорила мне, что во времена ее детства существовали огромные магазины, заполненные бумажными книгами. «Не то чтобы я часто ходила по книжным магазинам. У меня были занятия получше, — говорила она с грустью в голосе. — Ах, молодость!» Сейчас почти все было перенесено на электронные носители, а сами бумажные книги были измельчены и переработаны в более нужные вещи вроде туалетной бумаги и денежных купюр. Если ваша семья (или школа) обладала настоящей бумажной книгой, к ней относились как к большой ценности. (Кстати, черный рынок бумаги был одной из сфер деятельности семьи Баланчиных.)

— Ты можешь взять ее почитать, если хочешь, — сказала мне Имоджин. — В самом деле, дальше будет гораздо интереснее.

Сиделка моей бабушки была заядлой коллекционеркой бумажных книг. Это казалось мне до смешного старомодным. Зачем человеку все эти грязные стопки бумаги? Однако для нее книги были ценностью, и я знала, что предложение почитать ее книгу было знаком уважения с ее стороны.

Я отрицательно покачала головой:

— Нет, спасибо. Мне и так приходится очень много читать для школы.

Я предпочитала читать с доски, да и не особенно любила художественную литературу.

Имоджин проверила напоследок приборы моей бабушки и пожелала нам спокойной ночи.

— Надеюсь, ты нашла Леонида, — сказала бабуля после того, как сиделка ушла.

— Нашла. — Я замолчала. Неизвестно было, стоило ли тревожить бабулю историей, где и с кем был Лео.

— Он был в Бассейне с Пирожковым и Толстяком, — сказала бабуля. — Я спросила его сегодня утром.

— И что ты думаешь?

Бабуля пожала плечами и закашлялась.

— Может быть, это к лучшему. Хорошо, что Семья заинтересовалась твоим братом. Лео тесно с нами, женщинами. Ему пора найти товарищей-мужчин.

Я покачала головой:

— Мне все это не нравится, бабушка. Пирожкову не стоит доверять.

— И все же он член Семьи, Аня. А родственники заботятся друг о друге. Так всегда было и всегда будет. Кроме того, Толстяк кажется достойным человеком, — сказала бабушка и снова закашлялась. Я налила ей воды из кувшина на прикроватном столике. — Спасибо, девочка.

— Лео говорил, что ему предлагали работать в Бассейне.

Глаза бабушки на мгновение расширились, она задумчиво кивнула.

— Этого он мне не говорил. Ну, там работали мужчины, еще более… простые, чем Лео.

— Например?

— Например… пример… Вспомнила! — Она победно улыбнулась. — Виктор Попов. Он был моим ровесником. Рост под два метра, весил сто пятьдесят килограмм. Был бы классным игроком в футбол, если бы только мог запомнить правила. Другие парни звали его Быком в лицо, а за спиной — Ослом. Если требовалось разгрузить грузовик, все время звали Быка. Вне зависимости от степени технического прогресса всегда есть нужда в тех, кто бы занимался физическим трудом.

Я кивнула. В словах бабушки был смысл. Первый раз после исчезновения Лео я немного расслабилась.

— А что случилось с Быком?

— Это неважно.

— Бабуля!

— Выстрел в голову. Он истек кровью. Это позор, — бабушка покачала головой.

— Это трудно назвать хорошим концом. И у Лео нет телосложения Быка, — сказала я. Мой брат был высок, но узок в кости.

— С моей точки зрения, девочка, для ведения бизнеса нужны все типы людей. И твой брат уже большой мальчик.

Я сжала зубы.

— Аннушка, ты слишком похожа на своего отца. Ты хочешь контролировать все на свете, но не можешь. Подожди, пока ситуация — а она вряд ли серьезна — прояснится. Если нам будет нужно вмешаться, мы сделаем это. Кроме того, возможно, Лео никогда не бросит свою клинику. Он слишком любит животных.

— Так что, ничего делать не будем?

— Иногда это единственное, что остается, — сказала бабуля. — Хотя…

— Да?

— Возьми плитку шоколада из шкафа, — приказала она.

— Шоколад не решит всех проблем, бабушка.

— Он решает чертовски много, — сказала она.

Я зашла в шкаф, отодвинула пальто и открыла дверцу сейфа. Отодвинула ружье. Взяла плитку шоколада — «Особый темный Баланчина». Положила на место ружье. Закрыла дверцу сейфа.

Что-то было не так.

Пропало оружие — отцовский «смит энд вессон».

— Бабуля? — позвала я.

Она не ответила. Я подошла к ее кровати — она уже заснула.

— Бабуля, — повторила я и потрясла ее за плечо.

— Что? Что? — пробормотала она.

— Оружие пропало, — сказала я. — Из сейфа. Отцовский револьвер.

— Он тебе нужен сегодня ночью? Лучше возьми «кольт», — захихикала она, смех перешел в приступ кашля, и я дала ей воды. — Должно быть, Имоджин передвинула его. Кажется, она говорила что-то об уборке и о том, что небезопасно хранить оружие в одном месте, или… прости. Я не помню.

Лицо ее погрустнело, она выглядела жалкой и потерянной. Мне захотелось плакать. Она улыбнулась:

— Не беспокойся так, дорогая. Спросишь ее завтра.

Я поцеловала бабушку в щеку и вышла. Путь в мою комнату лежал мимо двери в комнату Лео. Она была закрыта, но я видела, как через щель внизу пробивается свет. Должно быть, он вернулся, когда я беседовала с бабушкой. Я посмотрела на часы. Было четыре часа десять минут — несколько рановато для возвращения с работы.

Я постучала в дверь.

Нет ответа.

Я постучала снова.

И снова никто не ответил. Я прижалась ухом к дереву и услышала едва различимые приглушенные рыдания.

— Лео, Лео, я знаю, что ты тут. Что случилось?

— Уходи! — сказал Лео охрипшим от слез голосом.

— Я не могу так поступить, Лео. Я же твоя сестра. Если что-то случилось, я должна знать, что именно, чтобы помочь.

Я услышала звук закрывающегося замка.

— Пожалуйста, Лео. Если ты не откроешь мне прямо сейчас, мне придется взломать замок. Ты же знаешь, я могу это сделать.

Мне много раз приходилось это делать, когда Лео случайно или намеренно закрывал себя в комнате.

Лео открыл дверь.

Его глаза были красными от слез, дорожки соплей блестели под носом. Когда мой брат плакал, он выглядел от силы на шесть лет. Его лицо порозовело, сморщилось и стало походить на розу или на кулак.

Я обняла его, отчего он заплакал еще сильнее.

— Ох, Лео, что же случилось? Это связано с Джексом?

Лео отрицательно затряс головой. Еще через полминуты плача Лео смог рассказать мне о причине своих слез. Он не мог смотреть мне в глаза, но в конце концов сообщил, что потерял работу в ветеринарной клинике.

— Не беспокойся, Лео. — Я погладила его по спине так, как ему всегда нравилось. Когда он немного успокоился, я попросила его рассказать, что случилось. Оказалось, что ветеринарную клинику закрыли. После того как Лео вернулся с обеда, некто из Управления по вопросам здравоохранения города Нью-Йорка провел внеплановую инспекцию. Клинику уличили в пятидесяти одном нарушении (большинство из них имело отношение к поддержанию чистоты) и приказали немедленно прекратить работу.