Литмир - Электронная Библиотека

Монахам, не говоря уж про брата Теодора, в этой схватке досталась лишь роль зрителей — причем благоговейных и восхищенных. Кто-то даже захлопал в ладоши, уподобившись детям на представлении уличного балаганчика.

А инквизитор внутренне порадовался своей удаче и сообразительности. Благодаря которым он, собственно, и обрела столь могучего союзника. Тем более что путь отряда лежал на восток — в земли дикие и безбожные. Где опасности ждали похлеще каких-то отбросов рода людского, взявшихся за луки и тесаки. И где эльвенстадские монахи едва ли могли обойтись собственными силами.

Но видно прав был некий схоласт, утверждавший, что добро и зло неразлучны, как день и ночь. А значит, стремясь к первому человек помимо воли, неизбежно порождает второе. Потому что издержки рыцарь-храмовник принес с собой в отряд тоже. И отнюдь не в качестве лишнего рта — путешествовал-то сэр Готтард тоже не налегке.

Дело было в другом. Каким скользким типом ни слыл сбежавший вор Киф, а с ним отряду было легче. Ибо на Кифа, как и на любого другого мирянина монахи привыкли смотреть свысока и снисходительно. Как на младшего брата или большого ребенка.

Со своей репутацией предателя и перебежчика, со своими немудрящими интересами, вроде денег, выпивки, вкусной кормежки и баб, бывший вор не только напрашивался на дежурное порицание. А то даже на воспитательный подзатыльник. При нем и сами монахи считали, что имеют право немного расслабиться. И то крепкое словечко употребить, то вином-пивом потешиться. Благо, один пост недавно закончился, а до следующего далеко. Не было смысла изображать смиренных святош, которые даже по нужде не ходят. И коим только нимба не хватает для полного счастья да отреченья от всего мирского.

Но теперь… Первого же привала в компании с храмовником монахам хватило, чтобы усомниться: а точно ли сэр Готтард не имеет нимба? Или, может, просто им, грешникам, не полагается его видеть?

А началось с того, что накануне, в придорожной лавке святые братья прикупили вина. Чтобы с его помощью скрасить досаду от очередной неудачи. Аль-Хашим-то со своими сообщниками опять ушел от погони. Предложили хмельной напиток и рыцарю… однако тот решительно отказался. Да еще смерил предложившего монаха холодным и пустым взглядом.

Не то чтобы сэр Готтард выразил презрение, впав в грех гордыни. Скорее, к вину он был заведомо равнодушен. Не считал нужным пить его, как волк не считает съедобными для себя ягоды и грибы. А корова — мясо.

Более того. Когда монахи пытались шутить, храмовник даже бровью не повел в ответ на вымученные пьяные остроты. А все попытки разговоров с ним сводил к обсуждению некоторых глав «Откровения». Оказавшись грамотным… но отнюдь не к радости спутников. Потому что более всего сэра Готтарда интересовали жития мучеников за веру, истории про особо ярых праведников… а также о божественных карах на головы грешников. И про всяческие искушения с неизбежной расплатой.

Само собой, это были не самые лучшие темы для болтовни под хмельком. И, естественно, что окончание таких разговоров было скорым, предсказуемым и далеко не приятным. Очередной собеседник предпочитал отвалить от рыцаря-храмовника. Причем с ощущением собственной неполноценности. Сам же сэр Готтард продолжал молча сидеть в сторонке. На спутников почти не оглядываясь.

Но не только угрюмость и холодность храмовника, да его подчеркнутое презрение к мирским радостям досаждали другим участникам похода. Вдобавок именно сэр Готтард указал направление поисков. Погнав весь отряд к восточным рубежам Фьеркронена, если не дальше.

И здесь у брата Теодора появился новый повод вспомнить пройдоху Кифа с теплом. В очередной раз сожалея о его бегстве. Потому что Киф, будь он хоть трижды пройдохой, работу свою выполнял умело и добросовестно. Можно даже сказать честно. Да что там: просто выполнял. Изучая следы да по сходной цене находя свидетелей пребывания беглого трио в очередном поселении или постоялом дворе. А главное — чертов ворюга, перебежчик и предатель умел убедить в верности своих выводов и предположений самого инквизитора. Который, не будучи дураком, ворюге-перебежчику не шибко доверял.

И вот Киф бесследно растворился в дебрях Краутхолла. Не иначе, вернувшись к прежнему ремеслу. У нового же спутника и союзника вопрос «куда идти?» решался во сто крат проще.

«Сегодня ночью ангел явился ко мне, — заявил сэр Готтард на третий день совместного похода, — и велел идти на восток. В Лес Великого Рода… или Священный Лес, как зовут то место его жители-язычники. Именно туда отправился безбожный колдун».

Голос у рыцаря-храмовника был, кстати, глухой и низкий. Куда больше он, наверное, подошел бы каменной или бронзовой статуе, если б та ожила. Но гораздо тягостнее брату Теодору было не слушать сам голос, а воспринимать смысл сказанных им слов.

В голове инквизитора тараканами носились злобно-ехидные реплики. «Ишь, как все просто!» «А почему мне за всю жизнь ангел ни разу не являлся?» «А если с утеса в пропасть шагнуть тебе во сне велят — ты шагнешь?» И все в таком духе. Лишь от понимания, что эдак можно и в ересь впасть, брат Теодор вовремя остановился. Так и не произнеся ни одной из этих фраз вслух.

Более того, через час окончательно успокоившись, инквизитор подумал: а почему бы и нет? Известие о том, что в некоем лесу могут жить люди… и не только разбойники, его несколько удивило. Хотя о стычках с язычниками именно на восточных рубежах брат Теодор был наслышан. В отличие, скорее всего, от мирян, включая Аль-Хашима и посланцев рыцаря-разбойника. Эти-то как раз могли счесть лесистые и почти безлюдные земли к востоку от Фьеркронена безопасными. И вполне подходящим убежищем как от инквизиции, так и от королевского гнева. Особенно если сами привыкли жить среди лесов и болот.

С другой стороны, конечно, оставался вопрос, а что сам отряд будет делать, достигнув Священного Леса. Ведь искать трех человек в чащобе не легче, чем иголку в стоге сена. Не говоря уж про язычников, которые вряд ли встретят очередных чужаков гостеприимно.

И имелся соблазн повернуть обратно в Эльвенстад. С надеждой, что беглецы либо сами сгинут посреди Священного Леса, либо попадут к его обитателям в плен. Где неизбежно будут съедены или принесены в жертву какому-нибудь камню с глазами, Великому Пню или чучелу медведя.

Но не привык брат Теодора полагаться на счастливые совпадения. А тем паче — бросать дело на полпути, признавая собственное поражение. И, наконец, как бы странно это ни прозвучало, инквизитор боялся разочаровать рыцаря-храмовника. Или не боялся, но стеснялся, но не суть важно.

А как ни крути, именно брат Теодор сам призвал сэра Готтарда обещанием совершить подвиг во имя веры. Всякий святой воитель не смеет и мечтать о большем. И что ж теперь — идти на попятную? Инквизитор предчувствовал, что духу ему не хватит. Не выдержит он холодного, твердого и тогда уж точно презрительного взгляда храмовника.

Посему колебался брат Теодор недолго. И в тот же день велел отряду следовать на восток. А где-то на полпути к Священному Лесу наткнулся на первое, хотя бы косвенное, подтверждение своих догадок и видений сэра Готтарда.

Трое конных латников, как известно, сила внушительная. Даже против целой пешей толпы, не говоря о горсточке путников. Однако толпе в этих, уже малолюдных, местах взяться было неоткуда. Зато у обочины полузаросшей дороги валялись три человеческих трупа в доспехах. Тут же нашла вечный покой оседланная лошадь. Ворона как раз теребила клювом ей голову. И испуганно вспорхнула, почуяв приближение людей.

Наличие этих трупов инквизитор не мог объяснить иначе как колдовством. Колдовством сродни тому, коим владел не то Аль-Хашим, не то кто-то из его спутников. И с которым сам брат Теодор уже успел познакомиться в Ларне — добро, хоть не слишком близко.

Когда отряд достиг опушки Священного Леса, участникам похода пришлось спешиться. Так удобнее будет передвигаться через чащу, уверял спутников сэр Готтард. Само собой, брату Теодору тоже пришлось оставить повозку. Оставить с неохотой: в чем должно выражаться обещанное удобство далеко не худенький инквизитор не понимал.

23
{"b":"223784","o":1}