Они совершенно как блудные дети, радостно несущиеся вдаль от родного крова в восхищении, что имеют в руках часть наследства и свободу тратить его как хотят. С какою радостью они толкуют о христианской свободе и как наивно пользуются ею. <...> Бедные! Как видимо беспутно расточают сокровище свободы, данное Отцом Небесным! Смешивают свободу с безалаберным самопроизволением и тем сами себя обедняют. Свобода есть беспрепятственное движение и жизнь в законных пределах; выскочишь из них — значит, лишишься свободы. Рыба — свободна и счастлива в своей стихии — воде; но если бы она под тем предлогом, что свободна сделать это, выпрыгнула на берег, то попала бы в стихию, которая не свойственна ей, которая бы <.„> сковала ее, сделала ее жизнь на время мучительною, а со временем и совсем лишила бы ее жизни. Так и с протестантами, выпрыгнувшими из Церкви; они сами лишили себя благодатной атмосферы Церкви, и бьются, и трепещутся — точно рыба на песке, — чему верить? Не знают! Чему следовать? Не ведают! Все перемешалось и перепуталось во взаимных недоумениях и спорах; а неверие, точно шумящая и ревущая волна, хлещет все выше и свирепее и рвет из рук у них последнее весло — надежду — Свящ. Писание...

В Европе и Америке прот. мир все более и более приходит в сознание окончательной своей несостоятельности и уже почти совсем отрекся от Христа Бога. (Elsmer — выражение прот. сознания, потерявшего веру в божество Иисуса Христа.) Но щепы от разбивающегося протестантства еще заносятся сюда в виде миссионеров — с ревностью набрасывающихся на Японию в таких количествах. И здесь японцы, точно дети в куклы, с восторгом начинают играть в пасторов, учителей, проповедников, диаконов и все — с неограниченною свободой толковать Свящ. Писание по- своему и творить новые секты сколько душе угодно. В добрый час! Видно, так лучше, блудный сын пусть поважничает, растратится и почувствует свое убожество. Или этого не будет? Не опомнится? Но ужели японский дух — ни к чему не годен? Совсем не на счету у Провидения? Кто жил и умер только с ложью на устах и в душе, — все равно что не жил. Нет — не верится этому. Много хорошего, полезного Богу из японцев, которым не дай-то Бог умереть во тьме или полутьме. А это значит, что настоящие и будущие протестанты и католики здесь, избродив глухие тропинки, вернутся наконец на истинный и прямой путь, ведущий в Царство Небесное. Итак, будем трудиться и с помощью Божиею строить здание Правосл. Церкви с твердою верой, что этим полагается камень в основание дома истинного прибежища для всего японского народа.

Но, Боже, взгляни же скорее оком милосердия на сей народ! Жизнь сия уподобляется плаванью в море или путешествию, но разве есть пловцы или путники, отвечающие на вопросы: «Куда направляетесь? Какая цель пути вашего? » — « Не знаем, не знаем!» А здесь у всего этого моря людей если спросить — что за гробом? Какая цель вашей жизни и т. д.? Никто не ответит как должно; все скажут: «не знаем», почти все — «и не хотим знать», — а иные, вроде здешних университ. ученых, засмеются на вопрос и назовут его глупым, мол-де — «с жизнью... человека все кончается — душа его исчезает». Что за ужасное состояние! <...> Именно «люди, сидящие во тьме и сени смертной»! Боже, засвети здесь солнце истинного Твоего Евангелия скорее!

«Церковь своим руководством стесняет-де», — блядословят неразумные протестанты. Ну да! А в темноте-то предлагающий руку надежный путеводитель тоже стесняет? Лучше лоб расшибить об стену либо ногу сломать? «Теперь-де не тьма, а цивили-зация» . Пусть. Но и среди бела дня разумные мореходы разве не берут лоцмана — там, где путь небезопасен или неизвестен? «Но и без лоцмана ходят и приходят». А Церковь-то разве насильно и... непременно навязывает свое руководство? А как же по 40- 50 лет жившие в пустыне отшельники плыли по житейскому морю? Не самостоятельно ли? Да еще и святыми стали, еще и книги, полные руководственного света, для других написали. Так и теперь, хочешь самостоятельно жить и думать — живи и думай, — Церковь будет радоваться за тебя, если будешь право идти; это-то, собственно, и цель Церкви — возрастить всех до самостоятельности (в меру возраста... Христова — значит до высочайшей, идеальной самостоятельности). Но дело в том, что Церковь — всегда во всякую минуту готова поддержать, помочь, наставить, — чего в протестанстве нет и быть не может (читай Св. Писание и понимай как знаешь).

23 марта (4 апреля) 1889. Четверг

Пожаловаться хоть бумаге на свое горе, коли живым людям некому. А горе делается легче, если оторвешь его от сердца и поставишь пред собой — бессильной делается эта змея, перестает сосать кровь сердца, потом и совсем замрет. Горе же мое иеликое и нелегко и не всякому сказуемое. Пусть же оно здесь оудет повергнуто, — к несчастью, не могу сказать — погребено. ( троки эти если и попадутся кому, то разве после моей смерти, и «мертвые срама не имут», — притом же тогда и дело будет яс-нее, тогда как теперь — темна вода во облацех... Горе мое — сомнение в успехе дела Миссии. Третьего дня вечером при чтении писем... от катехизаторов и священников со мной чуть не было истерики; ударил же я по столу так, что от сотрясения лампада загасла <...> Вскрикнул неистовым голосом: «О, Боже мой, 1юже!», а потом пошел браниться по-японски <...>; «Все только деньги и деньги!» Во всех почти письмах — просьбы денег или трактаты о деньгах. <...> Новое требование 20 ен дорожных <...> и было соломинкой, переломившей хребет верблюда, для меня. 11<> это только вспышка, а постоянная, гнетущая мысль: будет ли и самом деле какая-то польза из всех этих трат на Миссию? <...> Мели я всю жизнь мою граблю Россию, бедную Россию, столь нуждающуюся в воспитательных средствах, на — ни что путное, пи служение материальным вожделениям!..

Боже, мысль эта может... свести с ума!.. И мысль эта гнетет меня — она и есть то мученье, которое заставляет меня сравни- шпъ себя с мучениками, — без надежды мучеников на будущее.

30 марта (11 апреля) 1889. Четверг.

(Ровно 9 лет, как рукоположен в Епископы в Ал.-Нев. Лавре)

Однако же, если спокойно рассудить, то и не очень я могу винить себя... как выше сказано. Как я уехал сюда в 1860 г.? Самое нипгонамеренное и какое-то неудержимое желание служить Цер- кни... неудержимое, говорю, ибо все-все до единого кругом удерживали от этого шага (собственно, от монашества, ибо тогда было нремя самое антимонашеское). <...> Дальше, кто до сих пор держал в Японии? Тоже не самолюбие, не желание самоугождения.

<...> С самого приезда в Японию до сих пор я не помню времени, когда не считал бы себя счастливым, если бы что хоть против воли моей вызвало меня из Японии. Но сам никогда не мог и теперь не могу уехать. Отчего? Да ужасаюсь греха пред Богом — самоволия. Бросить пост, когда нет причин к тому, а причин нет, всегда есть некоторое движение вперед, — значит, что-то толкает вперед — так же как (только более скоро) толкнуло в Академии. <...> Уйти, вот хоть бы теперь, когда давит дума — не бесполезны ли все траты? Но кто же мне скажет, что действительно бесполезны? Быть может, если не здесь полезны, то в России? Кто знает, какую нравственную пользу приносит Миссия одним своим существованием?

Материальные расходы <...> Если подумать, что ежегодно миллионы текут из России в Европу на прихоти моды, то можно и не так мрачно смотреть на миссийские расходы. <...>

4 (16) августа 1889. Пятница

Недавно... кончился Собор здесь. На нем и после него, до сих пор, сколько я страдал, Боже упаси! Церковь приводит в отчаяние. Кажется по временам, что ничего ровно, кроме пены, — дунуть — и все исчезло. <...> Как я счастлив был бы, если бы какое-либо не зависящее от меня обстоятельство вызвало меня из Японии и обратило на другой путь службы! Самому же бросить Японию страшно; не людей страшно, — хоть и совестно было бы, несказанно совестно сказать в России: «Напрасно вы надеялись на Яп. Миссию — ничего из нее не вышло, — только деньги истрачены», но Божьего Суда страшно; что-то еще невольно удерживает в Японии, быть может, это 30-летний навык, а быть может, и воля Божия. В первом случае уехать из Японии было бы хорошо, — но кто же поручится, что это не последнее? Так или иначе, но выехать самопроизвольно отсюда я считаю для себя так же невозможным нравственно, как если бы ангел с огненным мечом стоял на пороге Японии и преграждал мне выход. Итак, нужно мириться с жизнью и деятельностью здесь. Но к&к же помириться? Сегодня я опять был в Уено, в моей аллее-советнице, и вернулся оттуда несколько успокоенным и с просиявшим взглядом. Япония — страна, очевидно приготовленная Промыслом к принятию христианства. Высший класс здесь, правда, погружен в туман земных удовольствий, не видит нужды ии в какой религии, средний — уже лучше — считает религию нужною по крайней мере — как средство управления народом и т. п., — но низший, простой класс народа прямо и просто считает религию необходимою душевною потребностью, — и потому — или еще от сердца держится буддизма, или, почуяв недостаточность его, — льнет к христианству. Итак — христианство сюда непременно должно войти. Какое же? А кто предскажет это? Систематичности от Яп. народа ждать нельзя — он изменчив, как струя ноздуха. Давно ли, напр., ликовали все, что пересмотр трактатов успешно сделан с Америкою и Германиею, — а теперь почти все поголовно против пересмотра трактатов. Нет, — протестантство забирает силу благодаря массе миссионеров и средств, — но кто же поручится, что волна эта... будет идти поступательно, а не отбросит ее какое-нибудь неожиданное обстоятельство назад? Кроме изменчивости, еще черта Яп. народа — послушность влияниям Правительства. Кто же уверит, что тут же через какие-нибудь 5 6 лет не произойдут такие политические комбинации, что Яп. Правительство найдет полезным прильнуть к России, наподобие того, как теперь льнет к Германии и Англии, — и не даст чрез то толчок народу хлынуть к Православию? В руце Божией жребий народов; ныне жребий России и Японии — далеко друг от друга, но — одним сотрясением длани — они могут очутиться одно возле другого, другие же отброшенными в стороны далеко. Итак, нужно отдаться на Волю Божию. Или же нет совсем признаков благоволения Божиего к Православию здесь? Этого, по совести, я не могу сказать; напротив, во многих обстоятельствах почти наглядно является это Благоволение... Терпеть же дальше и стоять крепко на вверенном посту! По течению или ветру и бездушная лодка плывет, без бури и ветра и гнилой столб стоит. Но против течения или без попутного ветра может плыть только человек — от бури не упасть может только [нрзб.], имеющее в себе устойчивость. Ленивы мы! Богом данных сил не хотим двинуть — оттого и падаем, нужно, чтобы тащили и радовали нас благоприятные обстоятельства, тогда мы... плывем: «мы-де!» Гадко! Пусть и целые Церкви отпадают, катехизаторы уходят, священники гниют, — стоять и работать бодро, не обращая ни на что внимания, — не давая себе падать, уходить в уныние, гнить без деятельности — то и будет подчинение воле Божией, — а там, что ей угодно! Итак, Господи, дай же и никогда не отнимай от меня мир и бодрость! Дай быть Твоим верным рабом! Жаждет сего душа моя, — только не может без Твоей помощи!