Ждали, действительно, только правителя и его ученицу. Стоило Найлу подойти к костру и сесть в нескольких шагах от пламени, как перед ним опустилась на колени Нефтис. Тарелок, естественно, не имелось, и ломтики мяса лежали на круглом щите с аккуратной дырочкой, оставшейся от арбалетного болта.

Одиннадцать белых полосок. Частицы одиннадцати погибших воинов. Тех, кто вместе с ним плыл на корабле, освобождал город Смертоносца-Повелителя, шел через жаркие бескрайние пески. Кто ставил вот эту стену или те, кто ушел вперед, чтобы предупредить своих соратников об опасности и заплатил за это жизнью. Найл взял один из ломтей и в который раз спросил себя – а правильно ли он поступает, глотая это мясо, которое совсем недавно было телом его друга и соратника?

Посланник закрыл глаза и попытался представить себя мертвым. Холодное безвольное тело, зарытое в землю или брошенное в море. Повсюду расползаются трупные пятна, гнилостные газы вспучивают кожу. Мышцы превращаются в слизь и гной… Он невольно тряхнул головой. Может быть, огонь? Пламя облизывает тело, скручивает волосы, заставляет вскипать кровь, корчатся от жара руки и ноги – и вскоре на месте кострища остаются только пепел, зола. Грязь и пыль… Нет, Рион, первым сделавший свой выбор, был совершенно прав. Уж лучше стать частицей мудрого Шабра, опытного Дравига и многих, многих других смертоносцев, готовых сейчас отдать свою жизнь ради него.

– Что с вами, мой господин? – забеспокоилась Нефтис.

– Лучше бы я умер от голода, – искренне ответил Найл и один за другим принял со щита ломти. Стать частицей Посланника Богини, его плотью и кровью счел бы для себя почетным любой смертоносец, и правитель был просто обязан оказать павшим в бою подобную честь.

А потом хлынул дождь. Плотный, тяжелый, он быстро погасил костры, укутав мир в непроницаемый мрак, и долго продолжал стучать по ветвям и стволам деревьев, по гулким доспехам людей и холодным спинам пауков, шелестел в лесной подстилке, хлюпал в ямках, журчал между корней, чавкал под ногами.

Со стороны озерных жителей послышались восторженные крики, и продолжали раздаваться всю ночь. Возможно, Великая Богиня прислала этот ливень именно для них.

Дождь продолжался до рассвета и оборвался так же резко, как начался. В ярких солнечных лучах капли на стволах, ветвях и иголках засверкали всеми цветами радуги, словно некий властитель просыпал на лес свою сокровищницу. Терпкий смолистый аромат густо смешивался с жарким паром, исходившим из-под ног. Земля не обжигала, но путникам казалось, будто они оказались на крышке огромной кипящей кастрюли.

Как ни странно, пленники совершенно посинели от холода. Найл ожидал, что северяне должны переносить ночную прохладу куда лучше уроженцев пустыни – но на деле у них у всех зуб на зуб не попадал, хотя братья чувствовали себя великолепно. А может, разница заключалась лишь в том, что воины сидели со связанными за спиной руками, а братья держали в руках оружие.

Смертоносцы с первыми же утренними лучами принялись пожирать белую, облепленную старой листвой и иголками стену. Найлу не раз приходилось наблюдать, как паук быстро втягивает обратно в себя только что выпущенную свежую нить, но чаще старую паутину восьмилапые все-таки съедали, экономя энергию для сознания новой. Дело продвигалось так же быстро, как при строительстве, и правитель не стал торопить армию с выступлением, давая восьмилапым закончить начатое дело. Двуногие бойцы уже упаковывали трофеи. Даже с учетом оружия, которое предстояло отдать Магине, в распоряжении Посланника впервые появилось больше вооружения, нежели людей, отчего правитель ощущал себя в великолепном расположении духа.

Найл прошел вдоль пленников, остановился рядом с одним из них – с короткой седой бородой, густыми, подстриженными на уровне ушей волосами. Кожаная туника северянина была широко расшнурована на груди, из-под нее проглядывал край расшитой красными и зелеными нитями рубахи. На шее воина краснел широкий застарелый шрам, еще один, но узкий и белый, пересекал нос и край щеки. – Так вот ты каков, шериф… Пленник, неуклюже помогая себя связанными за спиной руками, встал. Скажи, шериф, в твоем отряде было четыре паука. Где они?

– Квараки чен, тумило, – извиняющимся тоном ответил шериф.

Правитель испытал странное раздвоенное состояние: с одной стороны, он установил прочный мысленный контакт с сознанием собеседника, понимал его эмоции и желания. С другой – не понимал смысла произнесенных слов и не мог достаточно четко сформулировать вопрос. При этом Найл ощущал желание пленника не раздражать победителей, подробно объяснить все, что те хотят знать, но… северянин не понимал, о чем идет речь.

– Куда пропали смертоносцы из вашего отряда? – четко и раздельно повторил Посланник. – Где они? – На этот раз он подкрепил вопрос образом крупного паука.

Шериф покосился на маячившего неподалеку смертоносца и пожал плечами.

– Не знаешь? Или опять не понял?

– Квараки чен, тумило, – с сожалением повторил пленник.

– Дравиг! – устав ломать голову, попросил правитель. Спроси его, куда смертоносцы из их отряда делись?

– Лушмо! – северянин махнул рукой в сторону гор.

– Сбежали, – перевел старый паук.

– Вот это да!

Удивление Посланника вызвало не бегство боевых смертоносцев – ведь это только людей можно было прижать к горам, пауки по любым вертикальным склоном бегают так же легко, как и по земле. Изумление вызвал образ, промелькнувший в сознании собеседника. Это оказалось нечто вроде короткого уничижительно-мелкого «банг!», словно вздулся и лопнул на луже водяной пузырь.

– Спроси, а как давно северяне живут в Приозерье?

– Несколько поколений, – перевел ответ Дравиг.

Сам Найл поймал образ огромной, темной ели, стремительно отодвигающейся в сторону.

– Когда они ели последний раз?

– Вчера перед боем.

В сознании шерифа появилась стена и остро засосало в желудке.

Вот теперь-то Посланник впервые начал понимать, почему паукам так трудно овладеть искусством разговора с людьми. Сам-то он раньше общался лишь с теми двуногими, кто и так понимал его язык, и думал что возникающие в сознании образы и речь – это одно и то же. Как пауку «выстреливаешь» мысленную картинку, так и человеку передаешь ее на словах. Оказывается, не тут-то было. Во-первых, многие слова имеют разный смысл, но очень близкий образ. Так, слова типа: «сбежали, сгинули, потерялись, пустяки, мелочь, забылось, не обращайте внимания» имели очень сходный образ того самого «банг!». Во-вторых, смысл тех же самых слов мог кардинально меняться от ситуации. «Сбежать» можно и от выполнения приказа, и из-под надзора, и по поручению, и просто скрыться из виду, и от врага. В-третьих, многие привычные каждому человеку слова вообще не имеют достаточно внятного образа. Например – «несколько». Или – «скоро». Мало того, при словесном общении мысленные образы очень часто вообще не относятся к смыслу произносимой фразы. Так, говоря «поели вчера» шериф думал о том, как голоден сейчас. Ведя мысленный разговор следовало, естественно, отделять образы произносимых фраз от невольных ментальных форм.

– Ну-ка, дай я сам попробую, – решил Найл и обратился к шерифу: – Сколько тебе лет?

Задавая вопрос, правитель попытался сформировать в сознании северянина образ маленького мальчика, потом более крупного, потом совсем взрослого.

– Три мальчика и две девочки, – с оттенком ехидства перевел ответ Дравиг. – Старшая уже совсем взрослая, нашла себе молодого мужчину и вот-вот родит, – о таких понятиях как «муж и жена» старый смертоносец, естественно, не имел ни малейшего понятия.

Самым поразительным в разговоре оставалось то, что потаенные мысли шерифа Посланник все-таки понимал!

Вот сейчас северянин радовался разговору потому, что убивать врага, с которым завязалась беседа, труднее, чем незнакомого. Возникает отношение к пленнику не как к абстрактной добыче, а как к полноценному человеку. Значит, опасность для сдавшихся стала хоть ненамного, но меньше.