Во-вторых, возникла проблема развития. И развития государства и общества, и перспектива повышения квалификации отдельного человека.

В СССР считалось нормой освоение территории, появление новых производств, целых отраслей промышленности. Сегодня как будто никто не запрещает и не мешает развиваться… Но, простите, на какие средства? То есть можно и дальше уповать на «щедрую помощь цивилизованного Запада»… Но с ней вроде бы все ясно даже для самых упорных романтиков.

Причина проста… Изопьем еще раз из родников «политической экологии»: вспомним, что основное богатство создается на верхних этажах производственно-хозяйственных цепочек. Грубо говоря – выгодно не добывать нефть и газ, выгодно их перерабатывать и торговать продуктами переработки.

Нам с Сергеем Павловичем доводилось писать о том, что ряд событий в современном мире – и пресловутая «арабская весна», и «свержение преступного режима Муаммара Каддафи» – имеют под собой очень простую природу: категорическое нежелание западных стран позволить кому бы то ни было иметь свою нефтеперерабатывающую промышленность[23]. Потому что нефтедобыча – это зависимость добывающей державы от той, которая нефть купит и переработает. А нефтепереработка – это независимость ни от кого и к тому же – качественно другие деньги.

Мне доводилось писать и о том, что, возможно, за «иранской революцией», приведшей к власти Аятоллу Хомейни, стоят события «Ледяной войны» – стремление не дать Ирану развиваться, сделаться конкурентом западных государств[24].

Вот и возникает вопрос: да кто же позволит «новым государствам» создавать собственные производства, независимые от западных? Положение «стран СНГ» как сырьевых придатков и поставщиков дешевой рабочей силы в высшей степени устраивает и международный капитал, и правительства ведущих государств мира.

Из сказанного вытекает и «схлопывание» перспектив отдельного человека. В эпоху СССР существовали «трудоизбыточные» районы – сельские районы Азербайджана и Средней Азии, где высокая рождаемость и полное отсутствие промышленности влекли за собой безработицу. Но никто не мешал юношам «мигрировать» в «трудонедостаточные» районы и там устраиваться на производство.

Тем более было совершеннейшей нормой, что парни и девушки поступают в вузы по всей территории СССР. Допустим, во многих «республиках» и поступали частенько за взятки, и отношение к студенту порой определялось не его способностями, а принадлежностью к тому или иному клану… но и там ведь бывало очень по-разному, а плохой уровень подготовки в школах сельского Узбекистана, скверное знание русского языка затрудняли, но вовсе не исключали поступления в России.

Помню случай, когда на экзамене по специальности при поступлении в аспирантуру престижнейшего Института археологии АН СССР некий юноша ссылался на незнание русского языка… Один из принимавших экзамен, ученый с мировой известностью, пошевелил кустистыми бровями и… перешел на грузинский язык. Юноше это не помогло – он ни на каком языке не знал решительно ничего… Но сам по себе эпизод – очень запомнился. И юношу я как-то запомнил… Недавно он, давно уже взрослый дядя, «всплыл» как яростный пропагандист грузинского национального самосознания, которое в СССР обижали, не давая грузинскому языку развиваться.

У современных юношей и девушек из «новых государств» перспектив намного меньше… Выехать на обучение и в Россию, и в любую из стран Европы стоит денег. Откуда они у бедняка в том же Азербайджане или Молдавии? Не говоря уж о Таджикистане?

Учиться «дома», на «своем» языке? Но на таджикском или узбекском есть литература не по всем специальностям. А той, которая есть, все равно не хватает. Писать статьи на узбекском? Это, конечно, невероятно патриотично, только вот кто это все будет читать?

На Украине в советское время стыдили ученых: надо писать по-украински! А то что подумают о своих сородичах украинские диаспоры в Канаде и в США?! А ученые упорно писали по-русски, чтобы иметь больше читателей…

В Эстонии выходят из положения просто: публикуют сборники, в которых соседствуют статьи на эстонском, финском, немецком, русском, английском языках. Но это, в конце концов, интеллектуальные игры местной элиты, которая традиционно многоязыка. Опять же, что делать не армянину из интеллигентной ереванской семьи, а казахскому парнишке из глухой талды-курганской деревни? Откровенно говоря, от мыслей про такого парнишку больно сжимается сердце.

В-третьих, почти у всех «новых государств» мгновенно возникли геополитические проблемы… Не обязательно новые. Но с СССР мало кому хотелось полномасштабной конфронтации; если проблемы и были – решали их тихо и келейно, путем ведения переговоров. Что с того, что на куски территории Армении могли претендовать и Турция, и Азербайджан? Что с того, что граница между Румынией и Молдавией очень условна? Что меняется от того, что в Польше собираются землячества потомков тех, кто жил во Львове и в Вильнюсе? Любой «младший брат» находился под покровительством «старшего брата», и тот никогда не дал бы в обиду маленького братика, родную кровинушку.

В пору «парада суверенитетов» рубежа 1980–1990 годов об этом мало кто думал, но теперь-то Таджикистан «вдруг» оказался «подбрюшьем» громадного и могучего Китая, а Туркмения – «северным окоемом» большого и сильного Ирана. И Китай вынудил отдать ему часть территории Памира.

После распада СССР акватория Каспийского моря стала предметом неурегулированных разногласий, ведь каспийский шельф – это и биологические ресурсы, а они в наше время приобретают все большую значимость. Это и нефть и газ… Пока что страсти, кипевшие между всеми прикаспийскими государствами о статусе Каспийского моря, притихли, но не факт, что противоречия между Азербайджаном, Казахстаном, Ираном и Туркменистаном не возобновятся…

А разбираться со всеми возникающими вопросами предстоит теперь самостоятельно.

В-третьих, возникли национальные проблемы.

Легко сказать, что национальные проблемы и противоречия были всегда. Но в СССР эти проблемы давили и гасили на государственном уровне. Легко заявить, что в этом проявлялся террористический и авторитарный характер СССР, но в результате, во-первых, людям давался четкий и ясный ответ на вопрос, кто они такие… Национальная самоидентификация не составляла проблемы.

«Мы – армяне и при том советские люди». «Я – украинец из СССР».

Точно так же не составляли никакой проблемы межнациональные браки. Никому и в голову не приходило, что в них есть что-то скверное или неполноценное. То есть в глухомани азиатской деревни могло быть всякое. И криминальные кланы формировались по национальному признаку… Уже упоминавшийся Сангак Сафаров убил конкурента-татарина, в 1964-м – рэкетира-чеченца. Наверное, эти «конкуренты» не позволили бы сыну Сангака жениться на дочке своего соратника.

Но абсолютное большинство советских людей не имели ничего общего со всеми этими разборками. Эстонка, которая еще полька по бабушке, выходящая замуж за полухакаса-полуукраинца, не вызывала ни малейшего удивления.

В конце 1980-х живущая в Таллине русская журналистка спросила у дочери:

– А ты думаешь по-русски или по-эстонски?

– Когда с тобой говорю, думаю по-русски, а когда с папой – по-эстонски.

Тогда это вызывало скорее одобрительную улыбку. Сегодня у такой девушки могут быть трудности.

В-четвертых, «национальный ренессанс» вынес на поверхность жизни невероятное количество всего дикого, отсталого, никак не соответствующего нормам жизни в XXI веке. Логично – ведь столкнулись традиция культурного бытия XX века, выраженная в категориях и словах советской цивилизации. И некая не очень определенная «народная традиция»… Как правило, намного более старомодная… чтобы не сказать сильнее.

Например, традиции мусульманского суда, шариата, сложились в VII–XII веках. Одновременно с развитием древнерусского судебника «Русская правда». Но в России предложение вернуться к судебной практике X века вызывает разве что улыбку. А в некоторых республиках – возвращаются.