— Некоторые богатые монахини имеют рабов в личном услужении.

— Обязаны ли сельские священники посещать рабов в поместьях?

— Да, но они появляются там только по вызову владельца для крестин и свадеб.

— Рабы посещают церковные службы?

— На сахарных плантациях — нет. На очень немногих кофейных плантациях и в местах, где поблизости имеется церковь, иногда разрешается рабам посещать воскресную обедню.

— Знакомят ли рабов в поместьях с основами христианской веры?

— Нет. В перерыве между сборами урожая принято читать «Отче наш» на сахарных плантациях, это единственное прямое отношение к вере, которое там имеется. Что касается знакомства с моралью и догмами христианства, то о них сами рабовладельцы понятия не имеют.

— Имеют ли священники свободный доступ в поместья?

— Священники обязаны указывать рабовладельцам на недостатки в преподавании христианской доктрины и на несоблюдение церковных правил по отношению к рабам. Однако никто из служителей церкви не решается делать это.

— Многие ли священники владеют поместьями и рабами?

— Большинство из них имеют такие поместья и относятся к рабам, как и другие жители острова.

— Отстаивает ли духовенство существование рабства?

— Духовенство здесь слепо следует политическим и моральным принципам, исходя из которых остальная часть населения защищает рабство (Saco I. A. Historia de la esclavitud, t. V. Habana, 1944, p. 362-365).

Если в англоязычных странах в аболиционистском движении принимали участие некоторые протестантские секты, то в испанском мире церковники, за редким исключением[15], отсутствовали в движении против рабства. В Испании и ее владениях восторжествовала точка зрения Аристотеля об извечности рабовладельческого института, которую в свое время с таким пылом защищал Сепульведа в полемике с Лас Касасом. Более того, в XIX в. католические теологи, в том числе Хаиме Бальмес и аббат Бержье, с пеной у рта доказывали, что отмена рабства приведет к падению нравов общества, развратит рабов, вновь превратит их в дикарей, что их освобождению должен предшествовать длительный период «подготовки», воспитания гражданских добродетелей, о чем должны были заботиться, разумеется, рабовладельцы (Corvin A. F. Spain and the Abolition of Slavery in Cuba, 1817-1886 Austin, 1967, p. 170-173.)

Настоятель гаванского кафедрального собора Усера в середине XIX в. всемерно защищал рабство, утверждая что негры — это дикари. Усера требовал отменить закон, карающий работорговцев смертной казнью, под предлогом, что смертная казнь противна католическому вероучению (Ibid., p. 198).

Поучительная дискуссия разгорелась в испанских кортесах в 1873 г. при обсуждении закона об отмене рабства на Пуэрто-Рико. Противники закона доказывали, что он порожден мятежным духом гегелианской философии. Пуигг, епископ Пуэрто-Рико, заявил, что аболиционизм противоречит католическим доктринам. Сторонники закона обвиняли церковь в том, что она всегда выступала в поддержку рабства. Депутат от Пуэрто-Рико Санрома в своем выступлении отметил, что св. Августин выводил рабство от первородного греха; св. Амврозий называл рабство «божьим даром»; французский богослов Боссюэ доказывал, что право на порабощение людей получает победившая в войне сторона; св. Фома, следуя Аристотелю, считал рабство естественным правом. Другие аболиционисты отмечали, что церковники, противясь отмене рабства, действуют вопреки вероучению Иисуса Христа (Corvin A. F. Op. cit, p. 289-290).

В Венесуэле, как и в других испанских владениях, служители культа покупали и продавали негров, наживались на их рабском труде, расплачивались за долги рабами, меняли их, сдавали в наем (Brito Figueroa F. El problema Tierra у Esclavitud en la Historia de Venezuela. Caracas, 1973, p. 198-200).

Такая же картина наблюдалась и в Аргентине, где первыми покупателями рабов были священники. В 1588 г. казначей кафедрального собора в Сантьяго-де-Эстеро купил двух рабов. В 1590 г. епископ Витория продал двух рабов учителю школы при кафедральном соборе этого же города (Sempat Assadourian C. El trafico de esclavos en Cordoba. 1588-1610. Cordoba, 1965, p. 45). По данным за 1778 г., только в Кордобе около 37% всех рабов (550 из 1519) являлись собственностью церковных организаций (Endrek E. El mestizaje en Cordoba. Siglo XVIII у principios del XIX. Cordoba, 1966, p. 26). В церковные приюты и школы принимались дети свободных негров и мулатов, но только в качестве слуг (Ibid, p. 50-51).

Даже священники Педро Клавер и Алонсо де Сандоваль (XVIII в. Новая Гранада), осуждавшие жестокое отношение к рабам, не ставили под сомнение законность института рабства. Сандоваль, автор трактата о рабстве, обратился за разъяснениями к португальскому иезуиту Брандао из Луанды, который заверил его, что в Португалии никто никогда не осуждал рабства негров. Не осуждали рабства и епископы, и ученые, и достойные мужи в португальских колониях Сан-Томе, Зеленого мыса и Луанды, откуда велась работорговля. «Мы живем здесь, — писал Брандао, — уже сорок лет, и здесь были ученые отцы церкви, и в Бразилии, где были наши просвещенные братья по ордену, и никто из них не считал работорговлю незаконной. Мы и отцы в Бразилии покупаем рабов для наших нужд без каких-либо угрызений совести» (Sandoval A. de. Naturaleza policia sagrada i profana. Costumbres i ritos disciplina у catechismo evengelico de todos etiopes. Sevilla, 1627, p. 388). Даже в середине XIX в. сторонники рабства в Колумбии утверждали, и в этом они были правы, что нет ни одного текста, ни одной доктрины, исходящих от отцов церкви, в которых бы владение рабами квалифицировалось как преступление, как «кража» (Anuario Colombiano de Historia Social у de la Cultura. Bogota, 1969, N 4, p. 83).

Наличие в некоторых странах Латинской Америки негритянских организаций кабильдо (Кабильдо — муниципалитет, совет, самоуправление) и конфрадий-братств (в Бразилии — эрмандади), в которых участвовали как свободные негры, так и рабы, на первый взгляд, может служить подтверждением тезиса о лучшей доле рабов в испано-португальских странах, ибо таких организаций или их аналогов в США и английских колониях не было.

Что же представляли собой эти организации? Кабильдо имелись в основном на Кубе и в Бразилии, они получили распространение в XIX в. — тогда, когда происходил, с одной стороны, «расцвет» рабовладельческого общества, с другой — мощный рост аболиционистского движения. Кабильдо представляло собой самоуправленческую организацию взаимопомощи, существовавшую только в крупных городах и объединявшую негров — свободных и рабов (в основном ремесленников, работавших на оброк, и слуг) по племенному признаку. Члены кабильдо избирали свое руководство — «короля», «королеву», «майорала» (надсмотрщика), тамбурмажора, кассира. Внешне деятельность кабильдо проявлялась главным образом в участии ее членов в католических праздниках, в религиозных и карнавальных шествиях, где они выступали, как принято было тогда говорить, «согласно обычаям их нации» — со своими плясками и песнями. Почему власти, рабовладельцы и церковь разрешили деятельность кабильдо? Эта организация действовала на негритянскую массу «успокаивающе», сдерживающе, она позволяла контролировать настроение негров, страх перед которыми никогда не покидал власть имущих. Контроль осуществлялся через руководителей кабильдо, подбиравшихся из числа «надежных» африканцев. Церковь в свою очередь считала, что она через кабильдо укрепляет свое влияние в негритянской среде.

Конфрадии, или религиозные братства, возникали при приходах, и их назначение было более узким: участие в религиозных обрядах, главным образом в погребении своих членов. Конфрадии находились под большим церковным контролем. Братства, как отмечает американский исследователь Карл Н. Деглер, пользовались ограниченным влиянием, они действовали главным образом в городах и на плантационных рабов не распространялись (Degier de Neither black nor white. Slavery and Race Relations in Brasil and United States. New York, 1971. p. 36). Существование конфрадии и кабильдо позволяло еще туже затянуть петлю контроля над деятельностью городского негритянского населения. И кабильдо, и конфрадии были порождением рабовладельческого строя, с отменой рабства они распались и исчезли, не оставив следа.