Как сам Филипп Сергеевич комментировал события 12-го ноября в Севастополе: «…Сегодня особо сильно бомбила ГБ авиация противника, сбрасывали большие 500-килограммовые бомбы. В результате близких разрывов и прямых попаданий противнику удалось потопить крейсер «Червона Украина». Это большая потеря, это очень тяжело перенести. Противник силен авиацией, а мы слабы. Вот и результат. Корабль не удастся спасти. Стоит он у бывшей пристани Совторгфлота, что рядом с Графской пристанью, Южная бухта. А Кузнецов требовал все арт. корабли держать в Севастополе. Всех бы постигла участь «ЧУ» («Червона Украина» – Б.Н.).
Вот оно что… Значит, нарком Кузнецов виноват в том, что на виду у всего города, в 200 метрах от штаба флота, немецкая авиация устроила погром флоту? А теперь, после гибели крейсера и повреждения эсминцев, что скажет нарком?
После того, как мы ознакомились с обстоятельствами гибели крейсера, и трагедией, постигшей город и флот 12-го ноября 1941 года, быть может, вам будет интересна версия гибели «Червонной Украины», бытовавшая в семье Филиппа Сергеевича и воспроизведенная со слов Риммы Филипповны: «…Червона Украина» не меняла места стоянки. Это было возмутительно. Старпомом был Пархоменко. Бомба попала в крейсер. Аварийно-спасательная служба приготовила понтоны, чтобы поднять, поставить корабль в док. А Пархоменко командует: – Взять всем обмундирование № 1 и сойти на берег. И отправил команду в пешем строю во флотский экипаж. Доложили Октябрьскому, что команда с котомками и песнями идет в экипаж. Он страшно возмутился и послал флагману Красикову: – Возьмите мою машину, перегородите дорогу, заставьте их вернуться.
На улице Ленина у музея дали очередь в воздух и скомандовали:
– Марш бегом на корабль!
Но корабль был к тому времени потоплен».
(Ну как же можно работать с такими подчиненными как Пархоменко, Заруба и прочие??? – Б.Н.).
В воспоминаниях Риммы Филипповны фигурирует «флагман» (?) Красиков, который с автоматом в руках перекрыл движение колонны экипажа крейсера, и заставил Пархоменко вести всех назад…
Капитан 2 ранга Красиков, флагманский механик бригады, прибыл на крейсер и возглавил борьбу за живучесть. По его приказанию к борту крейсера подошли буксир «СП-7» и спасатель «Меркурий». Красиков оставался в посту Энергетики и живучести корабля до тех пор, пока туда не стала поступать вода. Только по его заключению была прекращена борьба за живучесть и начата эвакуация личного состава.
Из уважения к солидному возрасту Риммы Филипповны я оставлю последнюю выдержку из ее «воспоминаний» без комментариев.
Кстати, имеются воспоминания, которые вполне могли бы стать свидетельскими показаниями по этому эпизоду.
Из воспоминаний С.М. Щеголя, мастера цеха № 201 (СМЗ): «…Все это случилось в тот день, когда я с семьей должен был покинуть город на транспорте «Кубань»… я прибыл на работу рано, к семи часам. В первый раз сирены завыли около девяти, но тревога была ложной, «Рама», пройдя над городом, ушла в сторону моря. В 10 часов 50 минут опять завыла сирена. Первая волна «лаптежников» отбомбилась по нашему заводу, особенно досталось цеху № 1, плазу и стапелю. Если раньше завод прикрывало сразу три зенитные батареи, то в этот день действовала всего одна. Разобрали и увезли зенитные автоматы, стоявшие в районе беседки 1-го бастиона, (батарея МЗА № 388, 6 37-мм зенитных автоматов – информация А.В. Неменко). Еще в августе ушла железнодорожная зенитная батарея, стоявшая раньше на запасных путях возле завода (скорее всего, зенитная железнодорожная батарея № 58, сбившая первый немецкий самолет при налете на город 22.06.1941 г.) Сняли зенитные автоматы и на противоположном берегу бухты (батарея МЗА № 368, вооружение – 8 37-мм зенитных автомата). На «Камчатке» (возвышенность бывшего Камчатского люнета – Б.Н.) батареи еще не было поэтому и разгром завода был полный. На стапеле были повреждены бомбами корпуса двух тральщиков 59-го проекта, при этом один из корпусов соскочил с килевой дорожки, и встал наискосок, третий корпус был сильно поврежден. Но этого я не видел. Бежал к доку, пытаясь укрыться в подсобках сухого дока. Добежать не успел, споткнулся и полетел кубарем, когда поднялся, увидел жуткую картину. Часы мои были разбиты при падении, и на них было 11.15. Именно в это время начался сущий кошмар. Немцы сначала утопили подлодку у достроечной набережной («Л-6» – Б.Н.). Почти одновременно два «лаптежника» зашли со стороны солнца и сбросили бомбы на док, где стоял в ремонте «умник» (эсминец «Совершенный», проект 7У, по индексу – «умник»). Одна бомба попала в кожух 4-го котельного отделения, насквозь пробила котел и днище и взорвалась под килем в районе 122-го шпангоута, сильно изрешетив обшивку осколками и вызвав пожар: в топливных цистернах эсминца еще оставался мазут. Минут через пять на «умнике» рванула мазутная цистерна. Еще одна бомба разбила батопорт дока и туда хлынула вода, тогда погибло несколько рабочих, тех, кто не ушел в убежище. Нос корабля всплыл, и с треском начали срезаться заклепки. Семерка переломилась в районе 2-го котельного и 1-го машинного отделений, как раз в том месте, где корпус ремонтировали после подрыва на мине. Эсминец соскочил с килевой дорожки и лег на дно затопленного дока с креном 25 градусов на левый борт. Но это были еще не все наши беды.
Примерно в полдвенадцатого дня, уже на завершающем заходе немцев открыла огонь «семерка», стоящая на достройке (эсминец «Беспощадный»), которого незадолго до этого притащили из Севдока. Ей полностью сделали оторванную взрывом носовую часть. Нос от нулевого до 18-го шпангоута взяли у другой «семерки», безнадежно разбитой, корпус которой валялся в районе Килен-бухты (эсминец «Быстрый – Б.Н.), а с 18-го до 40-го шпангоута наши корпусники изготовили заново. Семерка была уже почти готова, ждала довооружения, топлива, снабжения. На нее одновременно устремились два «лаптежника». Прогремели взрывы. Эсминец получил крен и дифферент, но был спасен командой, хотя и получил повреждения. После этого «Юнкерсы» ушли. Но не надолго. До той поры крейсер, стоявший напротив завода, у Совторгфлотовской» пристани, успешно отбивал атаки, но и он получил в 11 часов две небольших бомбы в районе шкафута, но быстро потушил пожар. Наступило недолгое затишье. Через полчаса налетела вторая волна, самолетов двадцать…».
Из анализа документов, воспоминаний участников событий, рабочих завода причину разгрома 201-го завода и гибели кораблей установить несложно. Основная причина – эвакуация большей части зенитной артиллерии на Кавказ без должного анализа требований ПВО базы.
Как следует из многочисленных воспоминаний и подтверждается частью документов по загрузке судов, следующих в порты Кавказа: ранее бухта прикрывалась тремя батареями 37-мм зенитных автоматов по 6-8 зенитных автоматов в каждой. Однако, к 12 ноября 1941 года БМЗА №№ 388, 358, 357 были сняты с позиций и отправлены на Кавказ. Это потом, через несколько дней, началось формирование новых частей зенитной артиллерии (в основном из числа зенитных средств с потопленных и поврежденных кораблей), часть которых заняли позиции ранее эвакуированных батарей. Это уже не черный юмор – это что-то похлеще…
Вне всякого сомнения, по факту гибели кораблей, по жертвам на Морском заводе следовало привлекать к судебной ответственности должностных лиц, непосредственно отвечающих за противовоздушное обеспечение Главной базы флота. Но если бы полковнику Жилину эти серьезные обвинения были предъявлены, то, зная его принципиальность и известную житейскую мудрость, он нашел бы что сказать в адрес командующего флотом – по его нераспорядительности и чрезмерно активной эвакуационной деятельности. Как известно, в тот раз до трибунала дело не дошло, все «списали» на исключительную активность немецкой авиации.
