МАРУСЯ
(даёт записку Клинкову)
Я записала тут, что надо купить. Вилок, ножей, штопор, рюмки и тарелки. Покупайте посуду, где брак,- там дешевле… Всего рубля на четыре выйдет.
КЛИНКОВ
(Подходцеву)
Дай денег.
ПОДХОДЦЕВ
Что ты, милый? Я последние за муку отдал.
КЛИНКОВ
(Громову)
Ну, ты дай.
ГРОМОВ
Я тоже всё истратил. Да ведь у тебя должны быть?
Клинков смущённо читает бумагу.
КЛИНКОВ
Едва ли по этой записке отпустят.
МАРУСЯ
Почему?
КЛИНКОВ
Тарелка через "ять" написана. Потом "периц" через "и". Такого перца ни в одной лавке не найдёшь.
ПОДХОДЦЕВ
Клинков! Ты что-то подозрительно завертелся! Куда ты дел деньги, а?
КЛИНКОВ
Никуда. Вон они. Видишь - пять рублей.
ПОДХОДЦЕВ
Так за чем же остановка?
КЛИНКОВ
Я думаю, что эти деньги… я… должен… отдать… Марусе…
МАРУСЯ
Мне? За что?
КЛИНКОВ
Ну… ты понимаешь… по справедливости… я же тебя привёл… оторвал от дела…
ПОДХОДЦЕВ
И верно! Отдай ей.
Маруся медленно снимает с себя фартук, одёргивает засученные рукава, берёт шляпу и дрожащими руками надевает её.
МАРУСЯ
До свиданья… я пойду… я не думала, что вы так… А вы… Скверно! Стыдно вам.
ГРОМОВ
Подходцев дурак и Клинков дурак. Маруся! Мы вас просим остаться. Деньги эти, конечно, пойдут на покупку ножей и прочих тарелок, и я надеюсь, что мы вместе разговеемся, мы с вами куличом, а эти два осла - сеном.
КЛИНКОВ
Ура! Дай я тебя поцелую.
МАРУСЯ
Отстань…
(улыбнулась сквозь слезы)
Вы лучше мне покажите, где печь куличи-то.
КЛИНКОВ
О, моя путеводная звезда! Конечно! У хозяйки. У неё этакая печь есть, в которой даже нас, трёх отроков, можно изжарить. Мэджи! Вашу руку, достойнейшая - я вас провожу к хозяйке.
Клинков и Маруся уходят.
ГРОМОВ
В сущности, очень порядочная девушка.
ПОДХОДЦЕВ
Да… А Клинков осёл.
ГРОМОВ
Конечно. Это не мешает ему быть ослом. Как ты думаешь, она не нарушит ансамбля, если мы её попросим освятить в церкви кулич и потом разговеться с нами?
ПОДХОДЦЕВ
Почему же… Ведь ты сам говорил, что она порядочная девушка.
ГРОМОВ
А Клинков осёл. Верно?
ПОДХОДЦЕВ
Клинков, конечно, осёл. Смотреть на него противно.
ИНТ. КВАРТИРА ПОДХОДЦЕВА НОЧЬ
Подходцев и Громов сидят у стола. Стол накрыт белоснежной скатертью на которой стоит новенькая посуда. Под бодрый звон колоколов, входит Маруся. Она несёт кулич, увенчанный розаном. За ней входит Клинков ведёт под руку подвыпившего ХАРЧЕНКО. Подходцев и Громов радостно вскочили и подошли к Марусе. Она степенно похристосовалась с Подходцевым и Громовым.
МАРУСЯ
А с Клинковым я христосоваться не буду потому, что он не умеет целоваться как следует.
Клинков посадил Харченко к столу.
КЛИНКОВ
Да мои поцелуи не для этого случая. Не для Пасхи-с! Хе-хе! Позвольте хоть ручку.
Желание его исполняет не только Маруся, Подходцев и Громов, суют ему под нос свои руки. Клинков целует все протянутые руки. Все садятся за стол.
КЛИНКОВ
Какой шик!
(ощупывая новенькую, накрахмаленную скатерть)
У нас совсем как в приличных буржуазных домах.
ГРОМОВ
Да… настоящая приличная чопорная семья!
И все серьёзно кивают головами. Подходцев разливает вино. Чокаются, пьют. Клинков пододвигается ближе к Марусе. Подходцев и Громов обращают свой взор на растрогано-печального Харченко.
ПОДХОДЦЕВ
(наливая вина Харченко)
Что с тобой такое Витенька?
ХАРЧЕНКО
(выпивает)
Эх, господа, может быть, это единственный день, когда хочется быть чистым, невинным, как агнец, - и что же! Никогда так, как в этот день, ты не чувствуешь себя негодяем и преступником!
ГРОМОВ
Витенька, что ты! Неужели, ты совершил преступление?
ХАРЧЕНКО
Да, господа! Да, друзья мои. Как тяжело сознавать себя отбросом общества, преступником…
Подходцев снова наполняет вином стаканы.
ПОДХОДЦЕВ
А ты покайся. Гляди, и легче будет.
ГРОМОВ
В самом деле, покайся, Харченко. Может мы тебя и облегчим как-нибудь.
ПОДХОДЦЕВ
Конечно, облегчим.
ХАРЧЕНКО
Дорогие вы мои. Родные вы мои. Недостоин аз, многогрешный, сидеть среди вас, чистых, светлых и вкушать из одной и той же бутылки пресветлое сие питие. Грешник я есмь, дондеже не…
ГРОМОВ
Ты лучше по-русски говори.
ХАРЧЕНКО
И по-русски скажу! И по французски, и по итальянски скажу - на всех языках скажу! Преступник я, господа, и мытарь! Знаете ли вы, что я сделал? Я нашему директору Топазову японские марки дарил. Чилийские, аргентинские, капские марки я ему дарил, родные вы мои…
ПОДХОДЦЕВ
Зачем же ты это делал, чудак?
ХАРЧЕНКО
Чтоб подлизаться, господа, чтобы подлизаться. Пронюхал я, что собирает он марки, - хотя, и скрывает это! Пронюхал. А так как у него очищается место второго секретаря, то я и того… Стал ему потаскивать редкие марочки. Подлизаюсь, думаю, a он меня и назначит секретарём!
ГРОМОВ
Грех это, Витенька. Мы все работаем, служим честно, a ты - накося! С марочками подъехал. Что ж у него марочек-то полная уже коллекция?
ХАРЧЕНКО
В том-то и дело, что не полная! Нужно ещё достать болгарскую выпуска семидесятого года и какую-то египетскую с обелиском. Тогда, говорит, с секретарством что-нибудь и выгорит.
ГРОМОВ
И не стыдно тебе? Гнусно всё это и противно. Марки-то эти можно где-нибудь достать?
ХАРЧЕНКО
Говорят, есть такой собиратель, Илья Харитоныч Тпрундин, - у которого всё, что угодно есть. Разыщу его и достану.
Громов записывает на манжете.
ГРОМОВ
Омерзительно. Семидесятого года болгарская-то?
ХАРЧЕНКО
Семидесятого. Горько мне, братцы.
