Июль — август 1893 года. Уайльд недоволен переводом «Саломеи», он никуда не годится, разгорается очередной скандал. Бози заявляет Уайльду: «У меня нет перед тобой никаких интеллектуальных обязательств» и покидает Горинг, Уайльд возвращается в Лондон, в отель «Элбемарл», а затем едет в Динар, где проводит с семьей две недели. Все это время Бози засыпает его гневными письмами: он недоволен, что Уайльд не взял его с собой на французский курорт. Уайльд доведен до последней степени отчаяния. «Мы калечим друг друга, — пишет он возлюбленному. — Ты загубил мою жизнь, да и я, вероятно, не приношу тебе счастья. Самым мудрым, философским решением был бы полный разрыв, расставание навек». «Полного разрыва», «расставания навек» не получается: гневные, горькие письма, полные обоюдных претензий, сменяются привычными просьбами о прощении и заверениями в вечной любви.
Осень 1893 года. После долгого отсутствия Констанс с детьми — дома, на Тайт-стрит; Уайльд — в отеле «Элбемарл». В сентябре, по совету миролюбивого Росса, Уайльд не отсылает Дугласу его никуда не годный перевод «Саломеи», а пишет письмо, в котором, как бы между прочим, ставит его в известность, что в самом скором времени он получит корректуру пьесы. Держать корректуру Дуглас отказывается и пишет издателю, что не желает иметь к переводу никакого отношения: «По моему глубокому убеждению, Оскара устроит только его собственный перевод». В письме Дугласу Уайльд дает — в который уже раз — понять, что предпочел бы сделать в их отношениях перерыв: «После непереносимого напряжения, которое я испытываю в твоем присутствии, я ощутил покой и свободу. Мне необходимо немного побыть наедине с самим собой».
Октябрь 1893-го — конец марта 1894 года. Покой и свобода длятся недолго — до октября. С согласия Констанс Уайльд снимает квартиру на Сент-Джеймсез Плейс, чтобы дети и строгий домашний распорядок не мешали ему писать. В действительности же принимает у себя Дугласа и других гомосексуалистов. Случается, ужинает вместе с Бози на Тайт-стрит. После очередного скандала с Бози, явившимся на квартиру Уайльда с двумя своими сексуальными партнерами, Уайльд решает уехать из страны и отправляется в Париж, не сказав даже Констанс, куда едет. 8 ноября пишет письмо леди Куинсберри, советует ей отправить сына на несколько месяцев в Египет к лорду Кромеру. В письме есть такие строки: «Здоровье Бози внушает мне опасения. Он дурно спит, нервничает, пребывает в постоянной истерике. По-моему, он очень изменился. Он ничего не делает. Его жизнь представляется мне бесцельной, несчастливой и абсурдной». В действительности совет Уайльда вызван не столько тревогой за «бесцельность» существования друга, сколько страхом назревающего скандала: выяснилось, что в Горинг к Дугласу и Уайльду приезжал шестнадцатилетний сын почтенного полковника Дэнни, и полковник заявил, что дело так не оставит. Однако, не желая огласки, оставил; Бози же, в очередной раз помирившись с Уайльдом, отбывает в Египет. А из Египта шлет письма матери, в истерическом запале пишет, что расставаться с Оскаром не намерен. Главное же, не считает нужным скрывать свои чувства: «Он мне ужасно близок, а я ему… Ради него я готов на все, и, если ему суждено умереть раньше меня, жить мне будет больше незачем. Нет человека, который полюбил бы другого так же горячо, так же преданно, так же бескорыстно и самозабвенно, как Оскар любит меня». Эти громкие слова не помешают Бози отправиться в Бельгию в обществе их общего с Оскаром приятеля.
10 декабря 1893 года. В письме с Капри матери, настаивающей на разрыве сына с Уайльдом, Дуглас пишет, что Уайльд научил его доброте и вере: «Уверяю тебя, до нашей с ним встречи у меня, пожалуй, не было души». О том, что с душой у него не всё благополучно и сейчас, умалчивает. Меж тем Уайльд на многочисленные, страстные письма Дугласа не отвечает.
Весна 1894 года. Стараниями своего деда Альфреда Монтгомери и лорда Кромера Бози назначается британским атташе в Константинополе. На пути к месту назначения задерживается с другом в Афинах, откуда шлет Уайльду истерические письма. Уайльд на них не отвечает.
Март 1894 года. Констанс получает от Дугласа длинную телеграмму, в которой тот умоляет ее упросить Оскара ему написать, что Констанс и делает. Ответную телеграмму Уайльда, в которой говорится буквально следующее: «Время излечивает любую рану, но в ближайшие месяцы я не буду ни писать тебе, ни встречаться с тобой», Альфред Дуглас расценивает как намек на примирение и устремляется в Париж, однако в парижской гостинице, где должен был остановиться Уайльд, Дугласа ждет короткая записка, из которой следует, что Оскар видеть его отказывается. Дуглас посылает Уайльду десятистраничную телеграмму, которая кончается словами «За себя не отвечаю». Уайльд в очередной раз поддается на шантаж и капитулирует: происходит очередное примирение. В Лондон из Парижа они едут вместе.
1 апреля 1894 года. Спустя два дня после возвращения из Парижа их застает в кафе «Ройял» маркиз Куинсберри. Кажется, на этот раз скандала не миновать, но Уайльд не теряет присутствия духа, приглашает маркиза пересесть за их столик и шармирует его — как умеет только он. Куинсберри сменяет гнев на милость. Более того, говорит сыну: «Неудивительно, что ты так его любишь, он замечательный человек». Впрочем, в тот же вечер милость и гнев вновь меняются местами, и маркиз пишет сыну письмо, полное угроз: «Теперь мне очевидно, что ты и впредь намерен ничего не делать. Что же до твоих отношений с Уайльдом, то либо эти отношения прекратятся, либо я от тебя отрекусь и перестану давать тебе деньги. Я не собираюсь вдаваться в интимную сторону вашей связи и в суд подавать не стану. Но, с моей точки зрения, делать вид, будто между вами близкие отношения, ничуть не лучше, чем состоять в них. Из достоверных источников, хотя, может, это и не соответствует действительности, мне стало известно, что его жена подает на развод ввиду его мужеложества и прочих преступлений…» Угрожает Уайльда пристрелить, и, зная Куинсберри, это не пустые слова. «Этих английских христосиков, трусов, которые называют себя мужчинами, пора, наконец, привести в чувство», — в запале заканчивает свое гневное послание дикий английский барин. Соображение маркиза о том, что «делать вид, будто между вами близкие отношения, ничуть не лучше, чем состоять в них», — не фигура речи, а, как читатель вскоре убедится, важный тактический ход. На послание разгневанного отца Бози отвечает лапидарно: «Какой же Вы нелепый человечек! Альфред Дуглас».
3 апреля 1894 года. Телеграмму сына Куинсберри, понятное дело, без ответа не оставил: «Грязный щенок! Если ты и впредь будешь слать мне подобные послания и дерзить, я тебя высеку, так и знай. Единственное, что тебя извиняет, это только то, что ты сумасшедший. Еще раз застану тебя с этим человеком — устрою такой скандал, который тебе и не снился…» И так далее в том же духе.
Май 1894 года. Английский посол в Константинополе лорд Карри, узнав, что Дуглас встречался в Париже с Уайльдом, отказывает ему от места. Леди Куинсберри отсылает Бози в Италию: она, как и ее разведенный супруг, по-прежнему хочет любой ценой разлучить Альфреда с Уайльдом. Уайльд следует за Дугласом во Флоренцию, где они проводят вместе целый месяц. В письме Полю Валери Андре Жид, тоже находившийся в это время во Флоренции, пишет: «Мне встретился Уайльд вместе с еще одним поэтом, представителем нового поколения». У маркиза Куинсберри дела между тем не расходятся со словами: он отказывает сыну в ежегодном содержании в размере 250 фунтов. После возвращения из Италии Уайльд обращается в адвокатскую контору «Хамфри, сын и Крешо» в связи с распространением порочащих его семью слухов о разводе, и юристы направляют Куинсберри официальное письмо с требованием принести Уайльду извинения.
30 июня 1894 года. Куинсберри не только не извиняется, но пытается Уайльда припугнуть: является к нему домой на Тайт-стрит средь бела дня, и не один, а в сопровождении своего приятеля и, по совместительству, телохранителя, профессионального боксера. Между Уайльдом, которого непрошеные гости застали врасплох, и маркизом Куинсберри состоялся — если верить Уайльду — следующий диалог:
