Дядя замотал головой:

— Совсем по другому. Вызывают тебя одну. Значит, узнали все… Шлялась куда–то, вот и допрыгалась. Смотри, отвечай честно на все вопросы. Скажи, что тебя запутали… Если скажешь все и назовешь всех, тебя отпустят.

Он сел на цыновку, обхватил колени руками а опустил голову. Сумико причесалась и надела шаровары, руки у нее дрожали.

— А если будешь запираться, тебя изобьют как следует и передадут еще куда–нибудь. Поэтому говори все.

Она взяла чистый утиральник и повязала им шею. Затем достала еще тряпочку и засунула за пояс.

— Зачем это берешь? — -крикнул дядя. — Не в баню идешь!

Вытирать кровь… — тихо ответила Сумико.

Она села перед алтариком и поклонилась поминальным дощечкам родителей. Выйдя за калпт–ку, она направилась к дому Инэко, но дядя догнал ее:

— Куда?

Попрощаться.

Никому нельзя говорить, что тебя вызывают, — шепнул дядя. — Идем.

Отойдя немного, дядя ударил себя по колену:

— Совсем забыл… Сказали, чтобы ты непременно взяла жетончик. Беги за ним.

Сумико удивленно подняла брови:

— Жетончик? Зачем?

Из полиции звонили старосте и сказали, чтобы ты пришла с жетончиком.

Сумико не двигалась с места, уставившись глазами на дядю. Потом вздохнула, вытерла лоб тряпкой и улыбнулась:

— Значит, к врачу вызывают. А я испугалась.

Она, подпрыгивая, побежала к дому и, так же

подпрыгивая, вернулась, подбрасывая в воздух жетончик. Она успокоила дядю. Никакого допроса и ареста не будет, в полиции ее осмотрит доктор и скажет, что она теперь может лечиться у любого японского врача. Они пошли быстро: дядя решил вернуться из города засветло.

Двести десятый день в этом году прошел благополучно — без тайфуна. Все готовились к сбору риса. На плетнях сушились рогожные подстилки. Кухэй чинил перед домом молотилку — заменял на деревянном барабане железные зубья. С полей уже спустили воду. Стебли созревшего риса низко пригибались к земле. Суходольный рис уже стал темножелтым. На–межевых насыпях сушились сложенные в пучки и поставленные корнями вверх коричневые стебли соевых бобов. Над полями гречихи и кукурузы летали стаи воробьев. Они садились на протянутые между столбиками веревки, обвешанные колышками и бубенчиками. Звон бубенчиков не пугал воробьев.

Итти в город надо было кружным путем — через поселок Куротани. Недалеко от поселка им удалось сесть в грузовик, шедший с каменоломни, и они быстро домчались до города.

Полицейское управление находилось перед городским парком. Женщина–полицейский, сидевшая за барьером в передней, сказала, что надо подождать у последней двери в левом коридоре. Они сели, как другие, на корточки у стены. Время от времени мимо них проводили арестованных. Двое в штатском провели молодого парня, давно не бритого, со связанными руками. Конец веревки держал один из конвоиров.

Сумико встала и посмотрела в окно. Во дворе перед одноэтажным кирпичным флигелем выстроилась очередь из одних женщин. Среди них были хорошо одетые, в европейских платьях, другие в халатах с очень яркими узорами. Во двор вошла небольшая группа совсем молоденьких, густо напудренных девиц; все были в европейских платьях, с завитыми волосами, впереди шла пожилая толстая женщина в красных перчатках и с зонтиком. Она поставила девиц в очередь и отошла в сторону.

К Сумико подошел полицейский:

— Ты по какому делу?

Вызвали к врачу.

Если к врачу, иди туда, — он кивнул в сторону флигеля. — Скоро прием кончится.

Сумико и дядя прошли во двор. Сумико стала за женщиной в желтой фуфайке и зеленых мужских брюках и в японских сандалиях на босу ногу, ногти на ногах были яркокрасные. Она молча объясняла что–то женщине в красном пальто. Они кивали друг другу, делали гримасы и быстро двигали руками. Окинув Сумико взглядом с головы до ног, они переглянулись, пошевелили пальцами и прыснули. Из флигеля выглянул мужчина в белом халате. Стоящие впереди женщины вдруг загалдели. Дядя отошел в сторону и присел на корточки рядом с пожилой женщиной в красных перчатках.

Сумико толкнули сзади в спину. Она обернулась и чуть не вскрикнула. Перед ней стояла Харуэ с накрашенными губами и выщипанными бровями, в европейском платье, с маленькой кожаной сумочкой на плече. Харуэ скользнула взглядом, по залатанным шароварам Сумико и улыбнулась, показав ямочки на щеках:

— В первый раз пришла?

Сумико кивнула головой .и спросила:

— Харутян больная?

Пока нет, пришла на осмотр. — Харуэ вынула из сумочки сигарету и закурила. — Но окоро вое рашю заболею. У нас дорога одна… в помойку. Сумитян давно начала?

Что?

Ну… этим заниматься.

К Сумико подошел дядя и, покосившись на Харуэ, сказал:

— Идем туда. Здесь не то…

Харуэ, оттопырив нижнюю губу, выпустила дым колечками и отвернулась. Дядя и Сумико пошли к воротам. Их нагнал полицейский и схватил Сумико за пояс.

— А ты куда? Вечером будем ловить всех, кто без отметки.

Дядя строго посмотрел на полицейского и помахал рукой перед носом:

— Мы по другому делу.

Они быстро прошли в управление. Дядя вошел в последнюю комнату и вскоре вышел вместе с жен–щиной–полицейским.

— Надо туда пойти, — тихо сказал дядя. — Не бойся, я пойду вместе. Тебе дадут там лекарство.

Женщина–полицейский повела их по главной улице в сторону иностранного квартала. Пройдя вдоль забора, они свернули в переулок, где стояло несколько машин с опущенными занавесками на окошках. Женщина–полицейский подошла к жандарму, стоящему у ворот, и показала записку. Он покачал головой и вернул ей записку. Женщина–полицейский с недоуменным видом пожала плечами и повела дядю и Сумико обратно.

У главных ворот их ждал пожилой худощавый иностранец в штатском. Он сердито сказал женщине–по–лицейскому по–японски:

— Я же звонил вашему начальнику, что надо прийти к главным воротам. Почему ты туда потащилась?

Я повела их туда… к воротам номер три. Там ведь медицинский отдел. В прошлый раз…

Худощавый перебил ее:

— Надо было сюда прийти. В медицинский отдел можно отсюда пройти. — Он кивнул подбородком в сторону дяди: —А тебе что?

Дядя поклонился:

— Я дядя этой девушки. Мы вместе…

Пропуск выписан только для девушки. Подожди где–нибудь. — Он повернулся к Сумико: — Иди за мной.

ю

По обеим сторонам асфальтовой дороги были насажены кусты, на лужайке за деревьями играли дети иностранцев под присмотром нянек — негритянок и японок. Сумико и сопровождавший ее худощавый человек обошли слева длинный двухэтажный белый дом с красной черепичной крышей и гараж. За площадкой, огороженной высокими рамами с железной сеткой, стоял одноэтажный светлозеленый дом, упирающийся в высокий забор с торчащими наверху кольями, опутанными колючей проволокой.

Подойдя ближе, Сумико увидела, что половина светлозеленого дома находится за забором и выходит во двор, окруженный высокой кирпичной стеной. Перед домом стояло несколько белых машин, с красными крестами на стенках. Худощавый в штатском пропустил Сумико в переднюю и показал стоявшему у дверей жандарму маленькую книжечку. Они пошли по коридору вдоль дверей с матовыми стеклами, свернули налево, потом еще налево, затем направо и прошли большую комнату, заставленную высокими белыми шкафами. Здесь стоял часовой с автоматом, ц спутник Сумико снова показал маленькую книжечку.

От комнаты с белыми шкафами начинался узенький коридор, устланный мохнатым половиком, конец коридора упирался в дверь, обитую желтой кожей. Худощавый остановился перед последней дверью на правой стороне и нажал кнопку на стене. Над дверью загорелась зеленая лампочка. Худощавый открыл дверь и движением головы показал Сумико, чтобы она вошла.

В большой комнате с .матовыми стеклами на окнах за большим столом, заваленным книгами и большими папками, сидел в кресле седой краснолицый иностранец в белом халате. Он держал во рту две соломинки н пил что–то из высокого, узкого стакана. Тот, что привел Сумико, взял у нее жетончик, усадил ее на табурет и, поговорив с седым, обратился к Сумико: