Услышав шорох за плетнем, Сумико вздрогнула. Дядя уже лег спать, она сидит одна. Кто–нибудь войдет во двор и схватит ее. Или вдруг появится оборотень или привидение. Что–то опять зашуршало. Сумико втянула голову в плечи и, приложив пальцы левой руки к ладони правой, быстро прошептала: «Мариситен Мондзюбосацу». Шорох сейчас же прекратился. И вдруг из темноты донесся приглушенный голос:

— Молодец, Сумитян! Держись!

Около нее упала соломенная накидка, затем бумажный кулечек. Послышались удаляющиеся шаги. Она подняла накидку и набросила на голову. В кулечке были кусочек жареной рыбы, рис, скатанный в шарик, и несколько леденцов. Сумико съела все и похлопала себя по щекам. Потом подошла к кадке и выпила воды из деревянного ковшика. Это не Рю–тян, не его голос. Кто же? Может быть, Матао? Или Кантян? Голос совсем незнакомый.

Вдали прогудела машина. Сумико долго прислушивалась, но больше ничего не было слышно. Вероятно, машина повернула обратно, в сторону шоссе. Послышались шаги у калитки и шопот:

— Сидит еще.

Просидит до завтра. Отчаянная девчонка!

Недаром тогда уцелела.

Они рассмеялись и ушли. В доме зажегся огонь. Открыв дверь, дядя сказал сонным голосом:

— Иди спать. Завтра поговорим.

Сумико ответила охрипшим, голосом:

— Всю ночь буду сидеть. И завтра тоже буду сидеть. И послезавтра тоже…

Сумико стала поправлять на себе накидку и вдруг упала на бок. Она с трудом поднялась и села. Спустя немного дядя вышел из дому и, шлепая сандалиями по грязи, подошел к Сумико и положил руку ей на плечо.

— Ну, хватит. Я больше не сержусь.

Мои сандалии… — она чихнула, — и лапти…

Ладно, дам. — Он похлопал ее по плечу. — Только смотри… будь осторожна. Сейчас опасно, ловят всех.

Я буду выходить из дому одна. — Она поднесла рукав к носу и чихнула. — Дайте сандалии.

Сколько ей ни говоришь, не понимает. Заладила одно. Дура! — прошипел он и замахнулся.

В руке у него было что–то, завернутое в тряпку. Но он не ударил ее. Он швырнул ей на колени сверток. Сумико раскрыла сверток, ощупала сандалии и лапти и запихнула за пазуху. Она приподнялась, но ноги у нее подогнулись, и она упала. Дядя подхватил ее и помог подняться. Она пошла, опираясь на грабли, и, войдя в дом, бессильно опустилась на земляной пол. Потом вынула сверток с сандалиями. За пазухой осталось еще что–то. Это была коробочка с кисло–сладкими шариками. Она вытащила коробочку. На ней было написано чернилами: «Таблетки против простуды. Непременно примите. Таками». Она проглотила еще два шарика.

Дядя вышел во двор за накидкой, на которой сидела Сумико. На небе появились звезды. 0–н набил табаком трубку и закурил. Когда он вернулся в дохМ, Сумико уже спала, накрывшись накидкой и положив под голову сверток с сандалиями.

1

Дойдя до кладбища, Сумико посмотрела в сторону шоссе. Там грохотали машины на гусенич–ном ходу, похожие на танки. Одни вспахивали землю, другие с помощью щитов, приделанных спереди, передвигали кучи земли, третьи рассыпали щебень. Работа шла на протяжении всего участка от того места, где шоссе соединялось с дорогой на базу, до круглой скалы напротив статуи Дзидзо.

Сумико пошла вниз к насыпи за мостиком, где толпились зрители. При виде Сумико мальчишки зашептались, подталкивая друг друга локтями, и стали хихикать. Сумико показала им спрятанный в рукаве кулак.

В машинах сидели американцы в каскетках и синих комбинезонах, а японцы–чернорабочие заравнивали ло. патами земляные кучи на обочинах дороги и подбрасывали щебень в машины. Около них прохаживался нисей с тоненькими усиками, в военной форме и отдавал распоряжения.

Несколько домиков, стоявших среди деревьев у скалы, уже исчезли вместе с деревьями. Жильцов переселили в дощатые бараки, построенные недалеко от дороги. Около бараков под парусиновыми навесами на скамейках, устланных рогожами, сидели американские солдаты. Перед ними стояли японские полицейские в каскетках и темносиней форме, к портупеям у них были привязаны шлемы.

Сзади Сумико тихо разговаривали:

— Широкая дорога будет. Тут больше пяти грузовиков пройдет в ряд.

Скорей похоже на плац, чем на дорогу. Рабочие стали устанавливать высокие белые столбы

по краям дороги. Сумико сбежала с насыпи и, юркнув за деревья, спустилась в лощину.

В шалаше она застала Ясаку и угрюмого Хэйскэ. Ясаку вскочил, движением головы откинул волосы со лба и произнес нараспев:

— Смотрите на эти хрупкие руки, порвавшие тяжелые цепи тысячелетнего* гнета! Смотрите и восхищайтесь! Поздравьте ее с победой! Моя кисточка бессильна воспеть эту девушку… поэтому я ломаю свою кисточку…

Хэйскэ тоже поздравил ее: кивнул и пошевелил

губами, изображая улыбку. Они готовили номер «Нашей земли». Теперь этот журнал печатали уже в количестве ста экземпляров и распространяли для кругового чтения не только в поселках и среди лесорубов окрестных гор, но и в деревнях за рекой.

— А я думала, здесь… Матао, — сказала Сумико. — Он приходил за мной.

Ясаку, приставив руку ко рту, шепнул:

— Матао сегодня «а собрании в городе, Рюкити тоже пошел туда. Сказал, что переночует там. А Матао будет завтра печатать второй номер «Кормового весла», они уже получили гарибан. Мы послали к нему Инэко с бумагой и краской.

Инэтян? — удивилась Сумико. — Инэтян тоже выпустили?

Ясаку откинул голову и засмеялся.

— Как только узнала, что Сумитян победила, подняла такой вой и стала так колотиться головой о пол, что ее просто вышвырнули за ворота. Плохо только с Яэко. — Он вздохнул. — Никак не можем связаться с ней, у них там настоящая тюрьма.

Бедная Яэтян, — прошептала Сумико.

Ясаку пошевелил острым носикам и подмигнул:

— Пригодились накидка и угощение?

Это Ясаку–са–н принес? — Сумико поклонилась. — Спасибо.

Он замахал руками:

— Это вовсе не я. — Он приставил руку ко рту: — Это… Кацу Гэнго.

Сумико подняла брови, улыбнулась и еще раз поклонилась. Она стала просматривать напечатанные листы. Вначале шло стихотворение о борьбе жителей деревушки Утинада в префектуре Исикава против американского полигона — о том, как крестьяне и их жены сели на дорогах, не пропуская грузовики со снарядами, и как на помощь крестьянам пришли из городов отряды рабочих и студентов.

После стихотворения шел очерк. В нем рассказывалось–о событиях на крохотном островке Осима, у полуострова 1Кии. Узнав о том, что на их островке аме хотят построить радарную станцию, местные жители сели на берегу, сплели руки и не пропустили аме. На помощь жителям Осима прибыли железнодорожники с красными флагами.

— У нас тоже начали что–то делать, — сказала Сумико. — Уже вспахали дорогу.

Ясаку привстал и поднял руку:

— Удар внезапный враг нанес, как будто в ухо спящему брызнули водой. И заполыхает пламя гнева… по всей стране…

Хэйскэ прыснул и низко наклонился над гариба–ном. Ясаку покосился на Сумико и, заметив, что она тоже закусила губу, заговорил обычным голосом:

— Помнишь, тогда на собрании учитель Акаги предупреждал насчет наступления «Инолы»? Оно началось. Мы должны дать отпор! Поэтому будем печатать в «Нашей земле» и «Кормовом весле» стихи и очерки о том, как дерутся патриоты в Утинада, на Осима и в других местах. Пусть местные жители пойдут по их пути. Деревенский староста и председатель деревенского муниципального совета вчера поехали в город для переговоров с чиновниками, приехавшими из Токио. Посмотрим, что будет дальше…

Рюкити вошел в шалаш без всякого сигнала.

— Сумитян!.. — Он остановился у входа и испуганно посмотрел на нее. — Похудела как… Я видел Матао на собрании, он мне сказал…

Он вытер совсем мокрое лицо утиральником, засунутым за пояс.

— Рютян тоже… совсем черный стал. — Она улыбнулась и наклонила голову набок. — Совсем обуглился…

Ясаку пошевелил носом — стал совсем похож на лисичку.

— Ты же сказал, что будешь ночевать в городе. — Он подмигнул и посмотрел на Сумико. — Мы тебя не ждали…