1. <Маркион> заявляет, что в пятнадцатый год принципата Тиберия[937] Христос сошел[938] в галилейский город Капернаум, разумеется, с неба, принадлежащего Творцу, в которое ранее сошел со своего. Итак, существовала ли некая очередность <в изложении событий>, чтобы прежде было описано, как он спускается со своего неба? В самом деле, почему я должен воздерживаться от порицания того, что не соответствует последовательному, логичному повествованию, всегда <у Маркиона> завершающемуся ложью? Пусть раз навсегда будет сказано ясно то, благодаря чему в другом месте[939] мы уже это[940] обсуждали: сходящий через Творца и притом вопреки Ему, мог ли Им быть допущенным и затем пропущенным на землю, которая также принадлежит Ему? 2. Теперь же я, соглашаясь, что он сошел, требую <показать> дальнейшую последовательность событий при схождении. Не будем обращать внимание на то, что где–то <вместо слова сошел> поставлено слово появился. Слово появиться намекает на случайный, неожиданно брошенный взгляд, при котором очи в какой–то момент обратились к тому, что появилось вдруг; слово же сойти <указывает на то действие, которое, > пока оно происходит, разглядывается и привлекает взоры к происходящему. Также < слово сошел> подразумевает наличие последовательности событий и, таким образом, заставляет спросить, в каком обличии, в каком окружении, с какой стремительностью или неспешностью, а также в какое время дня и ночи он сошел; кроме того, кто видел его сходящим, кто сообщил <об этом>, кто удостоверил это дело, которое, конечно, не должно с легкостью приниматься на веру удостоверяющим.
3. В самом деле, <является> возмутительным, что у Ромула Прокул был свидетелем его вознесения в небо,[941] а у Христа не нашлось того, кто возвестил бы о схождении его бога с неба, ***[942] словно тот иначе поднялся по той же лестнице обмана, чем этот спустился. Какое, однако, ему было дело до Галилеи, если он не был Христом Творца, Христом, для начала проповеди Которого эта область была предназначена, по словам Исаии: Прежде это пей, делай <это> быстро, область Завулона и земля Неффалима, и прочие, что <населяете> приморскую <землю> и <землю за> Иорданом, Галилея языческая. Вы — народ, что сидит во тьме — смотрите на свет великий; вы, что населяете землю, сидя в тени смертной; свет взошел над вами?[943] 4. Хорошо <для нас>, что и бог Маркиона притязает на титул просветителя язычников, чтобы тем более быть должным, раз уж он сошел с неба, скорее сойти к Понту, чем в Галилею.[944] Однако, так как и место, и осуществление просвещения предстают перед Христом в соответствии с тем, что было предсказано, мы уже начинаем понимать, что Он — Тот, Кто был предвещен, показывающий в первом Своем появлении, что Он пришел не для ниспровержения Закона и пророков, но, скорее, для исполнения.[945] Ведь слова об этом Маркион соскоблил как позднейшую вставку. 5. Но напрасно он отрицает, что Христос сказал то, что Он тут же частично совершил. Ибо Он исполнил пророчество, касающееся места: с неба — сразу в синагогу,[946] как обычно говорят: «Делай то, для чего мы пришли»; Маркион, изыми из Евангелия также и эти слова: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева,[947] — и: Нельзя отнять хлеб у сыновей и дать его псам[948] — дабы Христос не казался принадлежащим Израилю. 6. Достаточно мне сделанного вместо сказанного. Убери слова моего Христа — заговорят <Его> деяния. Вот, Он пришел в синагогу: конечно, к погибшим овцам дома Израилева. Вот, хлеб Своего учения первым предлагает израильтянам: конечно, оказывает им предпочтение как сыновьям. Вот, другим его еще не уделяет: конечно, обходит их как собак. Кому же Он уделил бы <его> скорее, если не тем, кто чужд Творцу, если бы, прежде всего, не принадлежал Творцу? 7. И, однако, каким образом мог быть допущен в синагогу столь неожиданно пришедший, столь неизвестный, о Чьей трибе, о племени, о семье, наконец, об <имени в> податном списке Августа, который в качестве вернейшего свидетеля Рождества Господня сохраняют римские архивы, никто до сих пор ничего не знал? Конечно, они (иудеи) помнили, что тот, об обрезании которого они не знали, не должен быть допущен в святая святых. Но даже если в синагогу входили все без разбора, однако не для того, чтобы учить, если только это не был прекрасно известный, испытанный, проверенный еще ранее для совершения этого самого <дела> или из другого места уполномоченный исполнить эту обязанность <человек>. Изумлялись же все учению Его. Конечно. Потому что, — говорит, — в силе было слово Его,[949] — не потому, что Он учил против Закона и пророков. Разумеется, ведь Он божественную речь, силу и благодать являл, скорее воздвигая, чем разрушая сущность Закона и пророков. 8. В противном случае они не изумлялись бы, но ужасались; не дивились бы, но сразу отпрянули бы от ниспровергателя Закона и пророков и, прежде всего, проповедника другого бога, ибо Он не мог бы учить против Закона и пророков, и на этом основании — против Творца, не предпослав исповедование противоположного и враждебного божества. Следовательно, поскольку ни о чем таком Писание не сообщает, кроме как о том, что одна лишь сила и мощь слова вызывала удивление, оно (Писание) скорее показывает, что Он учил согласно Творцу, ибо оно (Писание) не отрицало это, чем против Творца, ибо оно не указывало на это.
8. И, таким образом, Он должен быть или признан как принадлежащий Тому, согласно Которому Он учил, или осужден как двурушник, если Он учил согласно Тому, против Которого пришел. Восклицает там же дух демона: Что нам и Тебе, Иисусе? Ты пришел погубить нас; знаю, кто Ты, Святой Божий} 10. Здесь я не буду заново исследовать, соответствовало ли это прозвание тому, которому и Христом не следовало называться, если он не принадлежал Творцу (в другом месте об именах уже был заявлен протест);[950] теперь же я рассматриваю, каким образом демон узнал, что находящийся передним так называется, притом что никогда ранее не было дано предсказания о нем богом неизвестным и вплоть до того времени немым, чьим святым демон не мог его назвать — <святым> того, кто был неизвестен и самому его (т. е. демона) Творцу. Что же такое, свидетельствующее о новом божестве, он (Маркионов Христос) произвел, благодаря чему он мог бы сойти за святого другого бога? 11. Только то, что вошел в синагогу и не совершил даже на словах ничего против Творца. Следовательно, как демон никоим образом не мог того, о котором не имел понятия, признать Иисусом и Святым Божьим, так он признал Того, Которого знал. Ведь демон помнил и то, что пророк предвещал Святого Божьего,[951] и то, что Иисус есть имя Господне[952] в сыне Навэ.[953] Это и от ангела он узнал, согласно нашему Евангелию: Поэтому и то, что родится в Тебе, наречется Святым, Сыном Божьим,[954] и наречешь имя Ему Иисус? 12. Но он имел, конечно, некоторое представление о Господнем установлении — хотя он и демон — больше, чем об установлении чуждом и еще не достаточно известном. В самом деле, он начал со слов: Что нам и Тебе, Иисусе? Не как к постороннему, но как к Тому, Кому принадлежат духи Творца. Ведь он не сказал: «Что Тебе и нам?» — но: «Что нам и Тебе?» — оплакивая себя и негодуя на свой жребий, уже видя который, он добавляет: Ты пришел погубить нас. 13. Настолько ясно он увидел в Иисусе Сына Бога–Судии и Бога–Мстителя и, так сказать, свирепого Бога, а не того добрейшего, не умеющего губить и наказывать. Для чего мы начали с этого места? Чтобы показать, что даже демон признал Иисуса не чуждым и подтвердил, что Он — не чуждый, но принадлежит Творцу. «Но, — говоришь ты, — Иисус ругал его».[955] Разумеется, как исполненного зависти и дерзкого в самом исповедании, как неправо льстящего: словно бы величайшая слава Христа, желавшего, чтобы и ученики хвалились не подчинением духов,'[956] но белой тогой спасения, заключалась в том, что Он пришел на погибель демонов, а скорее не для спасения людей. 14. Или по какой еще причине Он ругал его? Если как солгавшего во всем, то, следовательно, Он не был ни Иисусом, ни вообще Святым Божьим; если как солгавшего частично, <а именно, в том,> что он признал Его Иисусом и Святым Бога, но Бога–Творца, то совершенно несправедливо Он ругал бы ощущающего то, что тот знал, что должен чувствовать и не предполагающего того, чего тот не знал, что должен предполагать: чуждого Иисуса и святого другого бога. 15. А если порицание не имеет более достоверного объяснения, чем наше, то, следовательно, демон ничуть не солгал и был браним не за ложь; ведь Сам <Господь> был Тем Иисусом, помимо Которого демон не мог признать никого иного; и, браня демона не за ложь, Иисус подтвердил, что Он — Тот, Которого признал демон.
