1. «Но и клянется Бог». Неужели богом Маркиона? «Нет, — говорит, — гораздо бессмысленнее: — Самим Собой[516]». А что бы ты хотел,[517] чтобы Он делал, если другого бога не существовало в сознании Его, клянущегося именно в том, что совершенно нет иного, кроме Него? Что же, ты уличаешь Его как клянущегося ложно или попусту? Но не может казаться клянущимся ложно Тот, Кто не знал, по вашим словам, о существовании другого бога. Ведь, истинно клянясь в том, что Он знал, Он не давал ложной клятвы. Но и пустой не была Его клятва в том, что не существует другого бога. 2. Ведь Он клялся бы попусту в том случае, если бы не существовало верующих в других богов: тогда — почитателей идолов, теперь же — еретиков. Следовательно, Он клянется Самим Собой, дабы, по крайней мере, клянущемуся Богу ты поверил, что иного бога нет вообще. Также и ты, Маркион, вынудил Бога сделать это, ведь уже тогда Он предвидел тебя. Соответственно, если в обетованиях или угрозах Он и клянется, добиваясь веры, которую трудно было внушить в самом начале, то нет ничего недостойного Бога в том, чтобы вызвать веру в Бога. 3. Достаточно ничтожным в самой Своей дикости Бог <кажется > и тогда, когда, разгневавшись на народ из-за освящения <золотого> тельца, просит у Своего слуги Моисея: Позволь Мне, и, охваченный гневом, Я уничтожу их и претворю тебя в народ великий.[518]' На этом основании вы обыкновенно утверждаете, что Моисей, отвращающий гнев и даже препятствующий ему, добрее своего Бога. Ведь он говорит: Да не сделаешь этого, или и меня вместе с ними уничтожь,[519] 4. Вы вместе с <еврейским> народом достойны жалости, не признавая, что под видом Моисея изображен Христос, Ходатай перед Отцом и полагающий душу Свою за спасение народа. Но в данный момент довольно и того, что народ был помилован лично ради Моисея. Чтобы слуга мог просить это (т. е. спасение народа) у Господа, Господь попросил то (т. е. уничтожение народа) у него. Ведь для того Он сказал слуге: Позволь Мне, и уничтожу их, — дабы тот, прося и предлагая себя в жертву, не позволил, и дабы ты благодаря этому узнал, сколь многое позволено у Бога верующему и пророку.

1. Теперь уже, чтобы мне разобраться одним махом и с остальным, всё, что вы еще подбираете для ниспровержения Творца как ничтожное, немощное и недостойное, я объясню просто и доходчиво: Бог не мог бы войти в общение с людьми, если бы не воспринял человеческие чувства и аффекты, посредством которых силу Своего величия, не терпящую, конечно, человеческой посредственности, умерил смирением, недостойным Его, но необходимым человеку, и таким образом уже достойным Бога, ибо нет ничего столь достойного Бога, как спасение человека. 2. Об этом я много бы рассуждал, если бы говорил с язычниками, — хотя и спор с еретиками не сильно отличен, — но поскольку вы сами уже обладаете верой в то, что Бог пребывал в человеческом облике и обладал прочим, что присуще человеческому состоянию, то вы, конечно, не будете настаивать на дальнейшем доказательстве того, что Бог Сам Себя уподобил человеку, и оказываетесь обличаемыми вашей же верой. Ведь если бог, и притом высший, столь сильным уничижением низринул вершину своего величия, что подчинился смерти, и смерти крестной,[520] то почему вы не считаете, что и нашему Богу подобает нечто ничтожное, однако, более терпимое <в Божестве>, чем иудейские оскорбления, поперечина креста и погребение? 3. Не есть ли это такое ничтожество, которое отныне должно будет сразу показывать, что Христос, подверженный человеческим страстям, принадлежит Тому Богу, Чьи человеческие проявления порицаются вами? Ведь мы исповедуем, что Христос всегда действовал во имя Бога Отца, будучи с самого начала в общении, в связи с патриархами и пророками,[521] Сын Творца, Его Слово, Которого, из Самого Себя выводя, Тот сделал Сыном[522] и затем поставил над всяким Своим установлением и волей, немного умаляя Его перед ангелами,[523] как у Него написано. 4. Через это умаление Он был назначен Отцом также для <совершения> того, что вы порицаете как человеческое, будучи изучающим уже с самого начала [уже с тех пор человека![524], чем Ему предстояло стать в конце. Он Тот, Который нисходит, Тот, Который спрашивает, Тот, Который просит, Тот, Который клянется. Впрочем, наше общее Евангелие будет свидетельствовать о том, что Отец никому не видим, словами Христа: Никто не познал Отца, кроме Сына.[525] 5. Ведь это Он возвестил в Ветхом Завете: Бога никто не увидит, чтобы не умереть после этого,[526] — определяя Отца как невидимого, во власти и в имени Которого Он Сам был Бог, Который являлся как Сын Божий. Но и в лице Христа у нас Христос принимается,[527] поэтому и таким образом Он является нашим. 6. Следовательно, все, что вы требуете как достойное Бога, имеется в Отце — невидимом, недоступном, миролюбивом и, так сказать, «Боге философов»; а все, что вы порицаете как недостойное, будет приписано Сыну — и видимому, и слышимому, и доступному, посреднику между Отцом <и людьми > и служителю Его, соединившему в Себе человека и Бога, в добродетелях — Бога, в слабостях — человека, чтобы столько добавить к человеку, сколько Он взял у Бога. 7. Вообще, все, что является, по вашему мнению, бесчестьем <для> моего Бога, является таинством человеческого спасения. Бог стал поступать <по-человечески>,[528] чтобы научить человека действовать по-божественному. Бог оказался ничтожным, чтобы человек стал величайшим. Ты, презирая такового Бога, не знаю, действительно ли веришь в распятого Бога? Итак, сколь же непомерной оказывается ваша извращенность при столкновении с обоими способами проявления Творца? 8. Вы указываете на Него как на Судию, и суровость Судии, <проявляющуюся> сообразно заслугам дел, *[529] соответствующую, браните как свирепость; вы требуете, чтобы Бог был наидобрейшим, и Его мягкость, соответствующую доброте, действующую смиренно, сообразно способностям человеческой посредственности, хулите как ничтожность. Он не устраивает вас ни как великий и ни как малый, ни как судья, ни как друг. А что если то же самое окажется и в вашем боге? Мы уже показали в посвященной ему книге, что он является судьей, а если судьей, то неизбежно суровым, а если суровым, значит и свирепым, если только <сурового можно назвать> свирепым.

1. Теперь о ничтожности и злобности и о прочем бесчестии я и сам против Маркиона составлю соперничающие антитезисы. Если мой Бог не знал, что выше Его есть другой бог, то и твой совершенно не знал о существовании другого Бога ниже его. Ибо что[530] говорит знаменитый Гераклит Темный? Один и тот же путь вверх и вниз.[531] Далее, если бы он не пребывал о Нем в неведении, он с самого начала стал бы Ему противодействовать. Грех и смерть и самого виновника греха — дьявола и все зло, существование которого допустил мой Бог, допустил и твой, который допустил, чтобы Тот допускал. Наш Бог изменяет Свои решения. Так же поступает и ваш. Ведь тот, который так поздно обратил свой взор к человеческому роду, изменил то решение, по которому столько времени не взирал на него. 2. Раскаивается в чем-либо наш Бог.[532] Но и ваш также. Ибо тем, что он, в конце концов, обратился к спасению человека, он осуществил раскаяние в прежнем пренебрежении, раскаяние, которое следует за дурным деянием. Более того, дурным деянием будет считаться пренебрежение человеческим спасением, исправленное лишь раскаянием со стороны вашего бога. Наш Бог поручил кражу,[533] но кражу золота и серебра. Насколько же человек дороже золота и серебра, настолько коварнее ваш бог, который похищает человека у его Господина и Создателя. Наш Бог требует око за око,[534] но и ваш бог, запрещая воздаяние, делает несправедливость чаще повторяемой. Ибо кто не ударит вновь, не получив ответный удар? Наш Бог не знал тех, которых избрал. Стало быть, и ваш также. Ведь он не избрал бы Иуду-предателя, если бы заранее знал, <что тот сделает>. Если ты говоришь, что Творец где-то солгал, то гораздо большая ложь есть в твоем Христе, тело которого не было истинным. Многих погубила жестокость моего Бога. 3. Также и твой бог тех, которых не спасает, обрекает на гибель. Мой Бог повелел, чтобы некто был убит. Твой пожелал, чтобы был умерщвлен он сам, не меньший человекоубийца в отношении себя самого, чем в отношении того, кем он захотел быть умерщвленным. Я докажу Маркиону, что его бог убил многих. Ведь он сделал человекоубийцей <народ>,[535] конечно, предназначенный гибели, если только [народ][536] ничем не согрешил против <Маркионова> Христа. Но сила истины обычно проявляется и в немногих <словах>. Лжи будут необходимы многие.