Вспоминаю Серегу Демина. Моего приятеля. Работягу. Сына одного крупного бизнесмена. Чувак сел на трешку. Уложил в кому дегенерата из «СтопХама», пока товарищи того отвлеклись. Жалко парня. Серегу, конечно. Этим ублюдкам не понравилось, что он на свободной дороге встал рядом с парковкой на ряду, чтобы на десять минут зайти в какую-то контору. А он пришел, когда они обклеивали лобовое. Твари.

- А вообще, ты извини, - оборачивается, перекидывает сигариллу в руку с коктейлем; протягивает мне руку; жму. – С днюхой тебя, мужик. Будь таким же Настоящим Мужиком, - вяло смеется. – И никогда никому не давай себе указывать. Шли всех на хуй. Это круто – жить, как хочешь сам. Желаю, чтоб этот год пошел ровно как ты хочешь.

Благодарю. Но знаю, что начался он уже не так. От этого необходимо уйти. Сейчас мне это не нужно. Не помогает. Не лечит. Заставляет искать свою вину.

Обнимаюсь с Димкой. Он говорит, что постоит тут еще. Смотрит на плоскую телку гоу-гоу.

И мне кажется, она тоже смотрит на него, тряся крошечными сиськами и виляя ногами.

Если Димка говорит, что все хреново – значит, все гораздо хуже, чем обычно. Значит, адвокаты не справятся.

Димка на год моложе меня.

В нашей ложе уже сидят все те же плюс Мик, его азиатка и Женя Митин – мой школьный приятель, которого я сто лет не видел, - с какой-то телкой.

Они почему-то обсуждают «моего приятеля педика из Питера». Антона, то есть.

- Эй, вы, он не педик, а би, - замечаю, усаживаясь и пожимая руку Жене.

- Ну, в наше время это концептуально, на самом деле, - игнорируя мою корректуру, продолжает Мик. - Быть педиком, я имею в виду. Вот он и прикалывается с этого.

- Как сказать, - Алессио. – Их у нас гнобят.

- Кто? Законы? – смеется Вик. – Кому не насрать на законы?

- Ну, общественное мнение все равно не то, что в Европе, - Алессио.

- Все равно, я бы не стал иметь дело, - всерьез, я имею в виду, - с педиком, - заявляет Мик.

- Антошка, блин, да? – спрашивает почему-то меня Вик; смеется.

- Он не педик, а би, ниче, а? – снова уточняю, уже раздраженно.

- Но, как ни круто это ни было, а сам процесс… Мне кажется, это ужасно, - замечает девушка Жени; морщится; присасывается к своему кальяну.

- В Питере по этой теме вообще не парятся, мне кажется, - Мик закурил и приправляет речь взмахами сигареты. – Там же типа творческая элита, все такое – они процентов на семьдесят педики.

- Он, мать вашу, не педик, а би! – уже в голос ору; по-моему, в тон музыке.

- Ладно, ладно, все, закрыли тему, - Мик махает рукой. – А ты вообще, родишься только через, – смотрит на часы, - полтора часа, по нашим сведениям. Так что – гуляй, - смеется.

- Засранец, - констатирую. – Кто-нибудь что-нибудь знает про Колю-стритрейсера?

– Вчера звонил его корешу. – говорит Алессио, пожевывая кончик сигары. – Все еще в коме. Врачи не дают никаких прогнозов. Но может остаться овощем. Вроде как.

- А все из-за какой-то шлюхи, - вздыхает Мик. – прошу прощения за лексикон, дамы.

Молча протираю лицо рукой. Говорю, что пойду прогуляюсь. Меня тотально игнорируют. Своеобразный прикол, но что-то в этом есть.

Мне кажется, я – единственный из моего круга, кто нормально относится к гомосексуалистам и тому подобным персонажам. Разумеется, разница между «голубым» и бисексуалом есть. Обычный гей – это психически нездоровый человек, который отказывается от одной из прекраснейших вещей в мире – от красоты женского тела. А «би» - это человек, который допускает своего рода многообразие. И всегда может стать просто здоровым наутралом. Антон – точно «би». Да и вообще, в чужую постель следует лезть только по приглашению на групповуху, и уж совершенно точно не стоит туда лезть со своим осуждением.

Музыка уходит в бэкграунд, и на сцене начинает болтать и взывать к публике эм-си Джесс, которого я знавал в то время, когда он подрабатывал в мелких клубах на разгоревах перед выступлениями привозных, хотя и никому не известных ди-джеев.

- Эй, уважаемый, - не сразу понимаю, что обращаются ко мне; точнее – ко мне обращается, непосредственно, эм-си. – Зайдите-ка к нам сюда.

Усмехаюсь и, приветственно махнув рукой, подхожу к сцене.

- Ну, давай, поднимайся уже! - на весь зал, не опуская микрофона, призывает Джесс.

- Чем обязан? – спрашиваю его, пожимая протянутую руку.

- В общем, дело в следующем, - начинает, положив руку мне на плечи. – Дамы и господа, у нашего хорошего друга, – вот у этого простого московского паренька, - сегодня праздник. Это его День… чего?! Правильно, Рождения! День Рождения у этого парня! Я желаю ему, надеюсь, и от вашего имени, психического здоровья, всяческих вкусностей и всегда крепкой морковки. А теперь – пара вопросов к имениннику, - поворачивается ко мне; я смущенно посмеиваюсь; праздничная подстава, что называется. – Ты как себя чувствуешь, друг мой?

- Вменяемо. Пока еще, - говорю в протянутый микрофон.

- Ну, если бы тебя уже вносили сюда, было бы не очень презентабельно, - замечает. – Ладно, тогда такой вопрос – ты чисто зажался в этом году проводить тусу или есть еще какие-то проблемы?

- Трудные времена, - в микрофон. – Карманные бабки кончились.

- У-у-у, - сочувственно; кривляясь, конечно.

- Да ладно, гоню я. Просто я жмот. Такие дела, - отвечаю.

- А-а-а, ну, вот это уже все объясняет, - повышает голос. – Поаплодируем смелому признанию нашего друга, c’mon, people, c’mon!

Сам, вместе с залом, аплодирую Джессу. Точнее – его нахальству. Я немного в шоке, но меня нисколько не расстраивает то, что на этот раз, попытка уйти в уныние не удалась.

- А теперь, - Джесс убирает руку с меня, поднимает ее в сторону зала, - выпьем за него – все, без исключения! За хорошего человека должен выпить каждый. Пусть бар обнулится, дамы и господа. А кому не хватит – у меня ящик водки в сумке. Девушкам – скидки. Веселитесь!

Ударяет бит, музыка наполняет помещение позитивными тонами. Джесс обнимает меня, уже более скромно поздравляет и снова трясет мою руку. Я обещаю ему посигналить, если решусь устроить «пати».

Отхожу от сцены. Уверен, это поздравление устроили мои парни. Мне пожимают руку незнакомые люди. Хлопают по плечу. Поднимают стаканы и бокалы в мой адрес. Пара девчонок целуют меня в щеки, и я краснею, как мальчик. Простые, но живые бесплатные вещи творят куда больше чудес, чем миллиарды дохлых долларов. Когда-то я в это верил. А сейчас?

Ко мне лицом к лицу встает кто-то, и я дергаюсь, но меня хватают за руку, а сзади кто-то другой подпирает со спины. Когда я отрываю взгляд от пары великолепных сисек в глубоком декольте, я узнаю Зайцеву.

- Привет, милый, - у нее потрясающе четкая артикуляция; красная помада говорит в качестве суфлера голоса. – Ты у нас сегодня именинник?

- Не без того, - резко выдыхаю, потому что почти одновременно одна ладошка прикладывается к моей промежности спереди, а другая –уже третьего лица, – заползает между ягодиц; рефлекторно напрягаю мышцы задницы.

- Значит, надо тебя поздравить, - голос сзади позволяет не оборачиваться; как мне и говорил Вик, Зайцева гуляет с Ежовой; а это много значит.

Вику Ежову знает пол-Москвы. От бизнесменов до гастарбайтеров. У Вики Ежовой самоцель жизни – быть выебанной как можно большим числом людей обеих полов. По некоторым слухам, еще она пробовала делать это на камеру с собакой и конем. Даже когда-то фотки мелькали. А вообще – она дочь учредителя одной хорошо известной компании. Но живет особняком. Даже фамилию сменила. Папа устал учить дочь уму-разуму. У папы своих интимных трудностей хватает.

- Какая у тебя крепкая попка, - добавляет Ежова.

- Главное – это крепкий член, - смеется Зайцева; она щедро попудрила носик, это очевидно. – Не ожидал? Думал, я монашенка?

- И в мыслях не допускал, - усмехаюсь.

Ее ладонь крепче сжимает мне яйца.

- Думаешь, я блядь? – с улыбкой.

- Нет, конечно, - оправдываюсь, в боязни остаться с омлетом в джинсах.