Когда Коронадо отправил в обратный путь основные силы и предпринял последний сорокадвухдневный марш с горсткой испытанных солдат, Замакона остался в числе избранных. Он описывает плодородные долины и отвесные ущелья, встреченные на пути, а также дневной рацион людей, состоявший исключительно из свежего бизоньего мяса. Далее следует упоминание о цели экспедиции — о долгожданных, но так и не открытых землях Кивиры с ее золотыми дворцами и полноводными реками, с сочными плодами, произрастающими на благодатных почвах, и с местным населением, выращивающим маис и плавящим медь из руды. Казнь Эль Турко, проводника, предавшего экспедицию, упоминается вскользь, и почти страницу занимает описание огромного креста, воздвигнутого на берегу Великой реки осенью 1541 года. На кресте была выжжена надпись: "Здесь проходили солдаты славного генерала Фран-циско Васкеса де Коронадо".

Из этого можно заключить, что Кивира лежала примерно возле 40-й параллели. Совсем недавно я знакомился с работой нью-йоркского археолога, доктора Ходжа, который идентифицирует русло Великой реки с Арканзас-ривер, протекающей через округи Бартон и Раис в штате Канзас. До прихода кровожадных орд Сиу это была родина индейцев племени Вичита; по берегам до сих пор находят остатки домов, выложенных из дерна. Коронадо добросовестно исследовал окрестности, ведомый то в одном, то в другом направлении постоянными слухами о сокровищах и брошенных городах, о которых боязливым шепотом рассказывали индейцы. Северные племена, казалось, менее охотно передавали истории о неизведанных землях, чем их мексиканские собратья; при этом их поведение будило подозрение, что они действительно способны помочь поискам, однако не отваживаются на это. Их уклончивые намеки приводили в ярость командира испанцев, и после нескольких безуспешных попыток он стал жестоко карать тех, кто приносил неугодные новости. Замакона, более терпеливый, чем Коронадо, находил удовольствие в местных преданиях и даже выучил индейский язык, что давало ему возможность подолгу беседовать с молодым воином по имени Разъяренный Бизон, чье любопытство заводило его значительно дальше соплеменников.

Именно Разъяренный Бизон поведал Замаконе о странных каменных арках и полузасыпанных пещерах на дне глубоких ущелий, которые миновали на своем пути конкистадоры. Эти пещеры, говорил он, сплошь заросли травой; ими не пользовались уже тысячелетия. Тот, кто отваживался проникнуть в них, не возвращался обратно, — лишь несколько раз храбрецы возвращались, но странно изуродованными или потерявшими рассудок. Таково было предание, хотя старейшины племени не припомнили бы воина, который прошел вглубь более нескольких сотен ярдов. Разъяренный Бизон, очевидно, и здесь продвинулся дальше других, но того, что он увидел внизу, оказалось достаточно, чтобы угасить его любопытство и жажду отыскать спрятанные сокровища.

В глубине провала, куда он спустился, находился длинный коридор, извивавшийся в своем протяжении, словно змея; то поднимавшийся, то уходивший отвесно вниз. Стены его покрывали изображения неведомых чудовищ. Наконец после не поддающихся подсчету миль поворотов и спусков впереди замерцало зловещее, голубоватое сияние: коридор обрывался в потустороннюю бездну. Большего индеец не мог сообщить, ибо нечто, увиденное в недрах, заставило его спасаться бегством. Однако золотые города должны находиться где-то там, добавлял он, и, может быть, бледнолицый, вооруженный огненным громом, сумеет добраться до них. Он не разговаривал с великим вождем Коронадо, потому что Коронадо больше не хочет слушать индейцев. Да, он покажет Замаконе дорогу, если бледнолицый возьмет его проводником. Но он ни шагу не ступит в тот коридор вместе с бледнолицым, потому что там — проклятое место.

Провал находился примерно в пяти днях пути к югу, среди больших курганов. Эти курганы были каким-то образом связаны с потусторонним миром внизу: возможно, это были замурованные выходы, ибо раньше Древние селились колониями наверху и торговали с людьми повсюду, даже в землях, которые потом поглотила вода. Примерно тогда же, когда океан обрушился на сушу, Древние удалились вглубь и прервали всякие контакты с людьми на поверхности. Спасшиеся с затопленных земель поведали им, что боги космоса собираются начать войну с Землей и уцелеют лишь демоны и злобные духи. Именно поэтому они сторонятся людей, и страшные пытки ожидают любого, кто проникнет в их жилище. Многие выходы когда-то охраняли стражники, но минули эпохи, и надобность в них отпала. Старики без охоты вспоминают ушедших Древних, и, возможно, легенды о них давно бы умерли, если бы не случайные встречи с призраками, которые напоминают об их присутствии. Бесконечная древность этих существ странно видоизменила их, сделав их тела похожими на туман. Многие своими глазами наблюдали призрачные баталии, развертывающиеся порой возле курганов, — совсем как в те далекие дни, когда выходы на поверхность не были замурованы.

Сами Древние были наполовину призраками; говорили, что они больше не старятся, хотя и не производят потомства, пребывая в вечном равновесии между миром вещественным и ирреальным. Все же изменения в их организме нельзя было назвать полными, ибо им был необходим воздух, чтобы дышать. Ради притока свежего воздуха провалы пещер на дне каньонов оставались незамурованными, в противоположность прежним выходам на равнинах. Многие из пещер, добавлял Разъяренный Бизон, лишь в начале спуска имели естественное происхождение. Старейшины племени рассказывали, что, когда мир был совсем молодым, Древние спустились со звезд и выстроили в недрах города из чистого золота, избегая непригодной для жизни поверхности. От них берут начало все земные расы и народы, хотя никто не может даже предположить, с какой звезды — или туманности среди звезд — прилетели пришельцы. Укрытые в глубине города оставались полны серебра и золота, но людям, если их не оберегала магия Древних, лучше было держаться подальше от этих сокровищ.

Уродливые твари, на которых они ездили верхом и которых использовали для других целей, имели слабую примесь человеческой крови. Индейцы зловещим шепотом передавали, что твари были плотоядны и — как и их хозяева — предпочитали человеческое мясо. Хотя сами Древние давно утратили способность к продолжению рода, в их городах существовал класс полулюдей-рабов, служивших пищей для человеческого и звериного населения. Кто попадал в него, оставалось тайной, но в услужении у этого класса находился еще более низший — реанимированных трупов. Древние умели приводить мертвые тела в механическое движение, которое могло длиться практически бесконечно и управлялось потоком мысли. Разъяренный Бизон говорил, что все подземные жители общаются только посредством мысли: после эонов развития и открытий речь считалась грубой и ненужной, за исключением религиозных церемоний и эмоционального выражения. Они поклонялись Йигу, Великому Отцу Змей, и Ктулу, похожей на осьминога твари, которая перенесла их со звезд. Обоим чудовищам воздавали человеческие жертвы, описывать которые Разъяренный Бизон наотрез отказался.

Замакона был зачарован рассказом индейца и решил следовать за ним к провалу на дне каньона. В легенды о подземных властителях он не верил, ибо весь опыт экспедиции, последовавшей в поисках индейских мифов, был сплошным разочарованием. Однако Замакона сразу почувствовал, что какие-то неизведанные тайны могут скрываться в темном жерле провала. Поначалу он пытался убедить Разъяренного Бизона рассказать обо всем Коронадо, обещая защиту против генеральского гнева, но пйзже решил, что будет лучше, если он отправится в одиночку. Чем меньше участников предприятия, тем большие богатство и слава выпадут на его долю. В случае успеха он может превзойти самого Коронадо и стать в Новой Испании фигурой более влиятельной, чем даже вице-король дон Антонио де Мендоса.

7 октября 1541 года, ближе к полночи, Замакона выскользнул из испанского лагеря возле дерновой деревушки, чтобы встретиться с Разъяренным Бизоном и начать долгое путешествие к югу. Желая по возможности облегчить свое снаряжение, он не надел обычного тяжелого шлема и панциря. О подробностях путешествия в рукописи почти не сообщается, хотя прибытие к Большому Каньону Зама-кона помечает 13 октября. Спуск по густо заросшему склону не отнял много времени, и, несмотря на то что в полумраке низины ущелья индеец с трудом отыскивал знакомые приметы, дверь была наконец найдена. Небольшое отверстие в скале окаймляли монолитные блоки песчаника с полустершимися надписями и рисунками; рядом лежали переломленные посредине останки каменных створок. Высота входа равнялась примерно семи футам, ширина не превосходила четырех. В плитах упавших створок на месте источенных ржавчиной петель и запоров виднелись сквозные отверстия.