– Правда? Не Элли? Не Рейган?

– Да. Они бы этого не поняли. Возможно, ты думаешь, что я сумасшедшая, но ты понимаешь. – В какой-то мере, это правда. Думаю, я просто привыкла ко всяким интригам, но ей этого не нужно знать. – Я знаю, что могу доверять тебе, – говорит она.

Я сглатываю ком в горле.

– Спасибо.

Мы смываем запах самолета с кожи и переодеваемся во что-то более яркое, но не очень заметное. Я настраиваю радио на волну с музыкой в стиле кантри, но Хаксли не в настроении веселиться. Она полностью сфокусирована на своей миссии.

Я отпираю засов и открываю дверь, но Хаксли моментально захлопывает его. Она чертовски нервничает.

– Не волнуйся, – говорю я. Какая же она хрупкая и ранимая, ни следа от образа снежной королевы. Сейчас я вижу ту девчонку, которую когда-то так хорошо знала. – Скорее всего, мы найдем Стива, сидящего на скамейке и умирающего от скуки.

– Спасибо за то, что поехала со мной. – Она делает глубокий вздох, и я уверена, она хочет сказать что-то еще.

– Ну что?

– Извини.

Я убираю руку с дверной ручки.

– За что?

– За то, что отказалась от тебя. Ты была хорошей подругой.

Я не схватила ее в объятия от переизбытка эмоций и не стала истерически рыдать у нее на плече под звуки музыки. Хотя, раньше думала, что так и будет, если она когда-нибудь извинится. Как будто эти слова могут волшебным образом изменить прошедшие четыре года. Да, нельзя склеить разбитую чашу, но сейчас я готова двигаться дальше.

Поэтому я открываю дверь и ободряюще ей улыбаюсь.

– Пошли, поиграем в шпионов.

***

Добрых сорок пять минут мы бродили по кампусу, пока один из участвующих в протесте за права вегетарианцев не показал нам дорогу в «Сигма Тау Йота» – братство, куда вступают все футболисты.

– Не забудьте попрощаться со своими мозговыми клетками, – говорит он напоследок и возвращается к скандированию. (Что мы хотим? Сейтан! Когда мы его хотим? На ужин!)

Общежитие стоило бы покрасить. Тем не менее, восхитительные колонны и широкие балкончики придают ему величественный вид. Сегодня здесь вечеринка, наверное, здесь так каждый вечер. Группки студентов занимают каждый свободный метр здания. Все они держат в руках красные пластиковые стаканчики. И, ух ты, по две девушки на каждого парня!

Дверь нараспашку (сказать по правде, никакой двери-то и нет), мы присоединяемся к толпе. На лбу выступают капельки пота. Это просто вечеринка, как у Криса Гомберга, только в пятьдесят раз больше, и я тут никого не знаю. Люди обращают внимание на нас с Хаксли, но не потому, что узнают. На лбу же не написана вся наша подноготная. Как хорошо хотя бы раз побыть для окружающих «чистым листом».

Мы протискиваемся в узкий коридор и вливаемся в поток куда-то движущихся участников вечеринки. У Хаксли такой вид, словно ей срочно нужно искупаться в каком-нибудь дезинфицирующем средстве. Спорю, что больше жары и клаустрофобии, она ненавидит быть неузнанной.

Хаксли заглядывает в гостиную, где парни и девушки танцуют на клетчатых креслах и на античном кофейном столике. Звонит мой телефон, и я вспоминаю, что Эзра присылал мне смс.

«Где ты? Нам нужно поговорить. Давай увидимся на выходных?»

– Его нигде нет, – говорит Хаксли.

Я не могу игнорировать Эзра. Я не хочу его игнорировать. Да, я не хочу причинить боль Вал, но ведь это и моя жизнь тоже. Если она такая сторонница любви и отношений, то должна понять. Никто не совершенен, даже лучшие подруги. Я вспоминаю, как мы с Эзра обсуждали, что будет дальше, а потом целовались.

Пишу в ответ:

«Увидимся завтра вечером в восемь. С нетерпением жду встречи!»

– Кого это ты с нетерпением ожидаешь увидеть?

Я пытаюсь спрятать телефон подальше от Хаксли, но она слишком проворна. Полагаю, так как у нас был разговор по душам, она теперь считает, что может знать абсолютно все о моей жизни. Я краснею даже ярче, чем пластиковый стаканчик. Хаксли же в это время просматривает мои сообщения.

– Вау, Ребекка. Я даже представить себе не могла нечто подобное.

– Я не разлучница, – говорю я виноватым тоном, отводя взгляд. И пристально смотрю на кегу с пивом, стоя в очереди позади двух парней, которые, видимо, не знают что такое ножницы. Зато мы успешно используем их в качестве маскировки на случай, если появится Стив.

– Ты его любишь? – спрашивает Хаксли прямо.

Я пытаюсь найти правильный ответ.

– Не знаю.

– Я думала, что Вал и ты – очень близкие подруги.

– Так и есть!

– И ты хочешь отказаться от этого ради отношений с Эзра?

Да, Хаксли задает правильные вопросы. Она не пытается смягчить слова. Я поворачиваю голову налево и вижу, как девушка отпивает пиво, потом морщится и выливает остаток пива на ковер. Даже не хочу видеть реакцию Хаксли на это.

– «Отказаться» – не совсем верное определение. Все гораздо сложнее, – говорю я.

– Вовсе нет. Ты влегкую встречаешься с ее парнем. Зачем ей дружить с тобой?

– Потому что мы лучшие подруги.

Я чувствую себя виноватой. Даже представить не могу мир, в котором мы с Вал не разговариваем друг с другом. С другой стороны, это ведь означает, что я должна держаться подальше от Эзра. Но в таком мире я тоже не хочу жить.

– Я не знаю, что делать. Я не могу быть с ним, но так отчаянно этого желаю.

Хаксли внимательно смотрит на меня, а потом на ее лице расплывается довольная улыбка. Будто она знает то, чего не знаю я.

– Ты его не любишь, – говорит она, как само собой разумеющееся.

Ее убежденный тон раздражает меня.

– Вы двое – несчастные влюбленные. Помнишь, что ты говорила на уроке английской литературы? Это просто «сумасшествие». Ты знаешь, что тебе не следует быть с Эзра, потому и желаешь этого больше всего.

Я в шоке. Оказывается, Хаксли тогда меня слушала.

– Может, Ромео и Джульетта все же действительно были влюблены, – говорю я.

– Нет. Они, конечно, не были абсолютно сумасшедшими, но определенно близки к этому. – Хаксли в первый раз за сегодня расслабляется и смеется. – Их свело вместе возбуждение от возможности быть пойманными. Это не любовь.

– А может, они просто влюбились друг в друга при крайне неудачных обстоятельствах.

– Как думаешь, что было бы, если бы все улеглось, и Ромео больше не нужно было бы декламировать сонеты и сражаться? Как ты их себе представляешь в обычный день вторника? Такие пары быстрее всего сгорают. Я видела это миллион раз.

У меня была пара остроумных реплик на языке, но все они испарились. Я не свожу глаз с кеги пива, шокированная тем, что Хаксли Мапозер сказала нечто столь нехарактерное для нее. Неужели Эзра и я считаем себя несчастными влюбленными? Может быть, поэтому я чувствую возбуждение, когда думаю о нем, зная, что мне не следует этого делать.

– По-моему, Эзра первый парень, интересующийся тобой, так?

Может она и права, но я все равно считаю, что это грубо. Она читает это по моему лицу.

– Думаю, что так.

Хотя, он не тот, с кем у меня был первый поцелуй. В прошлом году на конференции по поводу будущей модели ООН, я целовалась с парнем, представляющим Гану, не в реальной жизни, конечно.

Хаксли звонко чокается со мной, и мы опустошаем стаканы. Теперь я знаю, какова на вкус вода из канализационных труб.

– Все это в новинку для тебя, – говорит она. – Когда-то и я была на твоем месте. Это действительно так. Я помню жидкость для полоскания рта, выпавшую из кармана Стива, и тот момент, когда поняла, что он собирается меня поцеловать и что моя жизнь навсегда изменится. Это так будоражит. Думаю, тебе нравится в Эзра то, что ему нравишься ты сама.

– Ты только что описала Вал, – с издевкой говорю я.

– Вы очень похожи. Поэтому вы и лучшие подруги. Честно говоря, я завидую вашим отношениям. У меня такого нет.

Внезапно меня озаряет. Я опускаюсь на грязный пол и сажусь, скрестив ноги, несмотря на недовольство Хаксли. Неважно, что на мне красивая чистая юбка. Главное, что она права, я попалась на крючок всей этой романтической чепухи, так же как и Вал. Просто Вал озвучила то, что я отказываюсь признавать. Я думала, что сильнее этого, думала, что никогда не стану жертвой.