Скрибоний, суровую привязанность которого Филл приобрел благодаря мелким доносам на товарищей-солдат, платил хорошо, и соглядатай был доволен жизнью. Благословение олимпийцам! Или любому другому богу. Осведомитель мечтал накопить добрую сумму и уехать домой, хотя едва ли помнил, где находится родина.
Начальник тоже высоко ценил услужливого солдата. Он боялся довериться кому-нибудь, кроме Филла. Напрасно Асандру казалось, будто наемники готовы пойти по первому слову Скрибония в огонь и воду. Средь этого сброда сплошь и рядом встречались пройдохи, чьих клыков страшился сам хилиарх.
Наставив Филла, тысячник отдал кое-какие распоряжения младшим командирам и, хромая и постукивая наконечником палки по мостовой, самолично отправился к морю. Позади следовали два десятка ко всему безучастных солдат. С некоторых пор Скрибоний боялся ходить без сильной охраны.
Испросив разрешение у эмпориона — начальника гавани Гиппонакта, — он занял одну из служебных комнат таможни, поудобней устроился на грубой скамье и отдался терпеливому ожиданию.
Но первый день охоты ничего не принес. Схватили, правда, двух-трех подозрительного вида оборванцев, однако те оказались самыми обыкновенными бродягами. А Скрибоний ждал Драконта.
Хилиарх принял на следующий день отчаянное решение: если удастся опознать Драконта — развязать ему язык, учинив пытку. Пусть Асандр шумит потом, коль скоро окажется, что Драконт действительно приятель царя. Скрибоний может притвориться, будто и знать не знал об этой невероятной дружбе. Царь и морской разбойник! Не сам ли Асандр приказал ловить и уничтожать пиратов?
«Может быть, я рою для себя яму, — уныло размышлял Скрибоний, оценивая свои действия. — Ладно! Там отговоримся как-нибудь. Главное — срочно выяснить, что намерен предпринять старик, в какой степени его очередная каверза касается моей головы. Лучше предупредить беду, чем лить слезы после времени».
Филл не показывался.
Он был очень занят сейчас.
Наконец-то Драконт попался!
Если не сам Драконт, то кто-нибудь из шайки. На пристани, у самого причала, стоял, озираясь по сторонам, человек лет сорока в просторной, изрядно потрепанной хламиде. Худое сумрачное лицо. Длинный хищный нос. Угрюмый взгляд. Свисающие до пят рваные полы черной одежды.
Он походил на дряхлого ворона, бессильно опустившего крылья. Да, это Драконт! Именно таким представлял себе Филл знаменитого пирата. Драконт, по рассказам, был мрачен, худ и не то слишком смугл, не то очень бледен — Филл уже не помнил точно.
— Кого ты ищешь, друг? — спросил переодетый солдат, осторожно приблизившись к незнакомцу.
Руку он держал у пояса, чтоб успеть выхватить нож, если пират возьмется за оружие. Человек в черном плаще поглядел на Филла в упор и прохрипел, обдав соглядатая запахом вина:
— Тебе-то что, болван?
— Я хочу знать, кто ты, — сказал Филл строго. — Чем ты тут занимаешься, а?
— Каков негодяй! — изумился незнакомец. — Эй, Дримил, Теодор, Никита! Видите мерзавца? Дать палок и выбросить за ворота!
Не успел наемник и шагу ступить, как его сбили с ног и принялись дубасить увесистыми палками по чему попало. Человек в черном плаще ободряюще покрикивал на и без того старавшихся коллакретов — приставов, обязанных следить за порядком в порту:
— Так, молодцы! Так! Совсем обнаглели проходимцы. Средь бела дня нападают на честных граждан.
— Я не вор! — вопил бедняга, прикрывая ладонями голову. — Я такой же солдат, как и вы, друзья. Не бейте меня!
— Не вор? — загремел Дримил, изо всей силы опуская палку на его спину.
— Почему же ты приставал… — добавил Теодор, пнув осведомителя в бок.
— …К начальнику гавани Гиппонакту? — закончил за товарища Никита, встряхнув злосчастного разведчика за шиворот.
Гиппонакт!
Филл громко застонал — уже не столько от боли, сколько от ужаса.
А если начнется дознание? Спросят, кто такой Филл? Ведь он, дурак, сам выдал себя: я не вор, я солдат. Спросят: чей солдат? Почему болтается переодетым в гавани? Если дело дойдет до Скрибония… не пощадит.
Принять эмпориона за пирата! Но откуда было знать Филлу, что человек в рваном плаще — Гиппонакт, друг самого Асандра? Они не встречались прежде. Пусть чертов пьяница носит одежду, подобающую высокому званию. Пусть не пропивает новые плащи в кабаках.
Филл, скуля, точно пес, выбрался из вонючей мусорной ямы, куда ради забавы швырнули глупца коллакреты, и поплелся к бассейну.
Надо убраться отсюда, пока Гиппонакт не передумал и не велел его схватить. Соглядатай вымыл руки и лицо, испачканные кровью и затхлой грязью, и заковылял домой, согнувшись, положа одну руку на затылок, другую — на правый бок.
Боже! И чья судьба на свете гнуснее поганой судьбы тайного осведомителя?
— Чтоб ты пропал, — ругал соглядатай хилиарха. — Лучше в тартар попасть, чем служить тебе…
Между тем в гавани пристала к берегу большая лодка. Обыкновенная лодка, каких немало увидишь в проливе.
На таких лодках боспоряне перевозили с европейской стороны на азиатскую[7] и обратно нехитрые грузы — рыбу, соль, овощи, хлеб, известь.
Из лодки вылезло на дощатый помост четверо мужчин. Четыре обыкновенных человека, каких немало встретишь в порту. Старые войлочные шляпы с обвисшими полями, дырявые, подпоясанные веревкой рубахи с рукавами до локтей, босые ноги — все изобличало ничтожных земледельцев из Киммерия или Танаиса, прибывших в столицу по своим мизерным делам.
Вытащив из лодки круглую плетеную корзину, четыре грека направились к таможне и постучались в комнату, где помещался эмпорион Гиппонакт…
Скрибонию надоело сидеть в одиночестве.
Он решил прогуляться по гавани, посмотреть, чем занимается Филл. Почему его нет до сих пор? Должно быть, ничего подходящего не подвернулось.
Хилиарх, припадая на правую ногу, медленно прохаживался по причалу. Он делал вид, будто любуется морем, — да, даже хилиархи способны им любоваться, — и ждал, когда Филл даст о себе знать.
Но Филл не показывался, негодяй. Куда он делся? Захотелось есть. Где бы перекусить? Не в харчевню же идти начальнику войск. А до казарм — далеко. Приказать, чтоб принесли обед сюда? Кушать одному — скучно. Лучше заглянуть к Гиппонакту.
Четверо приезжих, выходя от Гиппонакта, столкнулись с хилиархом нос к носу.
Вернее, первый из них, так как они двигались один за другим. Скрибоний отшатнулся.
Что-то ледяное, отталкивающе-грозное, как взгляд осьминога, пронзило мозг и отдалось холодом в сердце.
Говорят, у осьминога человеческий взгляд.
Но Скрибоний никогда б не подумал, что у человека могут быть глаза спрута.
Всего одно мгновение видел он перед собой лицо человека, шедшего впереди. Но оно тут же намертво отпечаталось в потрясенной душе, как изображение на надгробном камне.
Это лицо!..
Худое, горбоносое. И главное — страшно бледное, белое как мел. По сравнению с кожей щек густая курчавая борода и взлохмаченные волосы, спадавшие со странно низкого лба на темную полоску сросшихся бровей, казались совершенно черными, будто их обмакнули в смолу. Огромный рот с тонкими бескровными губами. Острые зубы, торчащие вперед. И мертвый взгляд пустых бесцветных глаз.
— Вампир! — боязливо пробормотал Скрибоний.
Приезжих сопровождали Дримил, Теодор и Никита. Те самые, что так старательно пересчитали Филлу ребра.
Испуганный, растерянный, подавленный, стоял Скрибоний у открытых дверей, не зная, как ему быть. Не тащиться же самому вслед за этими темными людьми? Если б Филл был здесь… Но Филл исчез, разрази его молния!
— Эй! — крикнул из помещения Гиппонакт. — Какой осел торчит там у открытых дверей? Или войди, или закрой и убирайся к вороне. А, это ты, Скрибоний, — приветствовал он хилиарха. — Прости, я думал — кто-нибудь другой. Добро пожаловать! Присаживайся. Как раз собирался промочить глотку. Раздели со мной завтрак. Проклятая работа! Даже перекусить некогда.
