Надя взяла на работе пару отгулов и прибегла к чрезвычайным мерам. Оплатила доступ к платным базам данным квартир – ничего. Распечатала кучу объявлений «куплю квартиру» и развесила их по району – толку тоже никакого. Даже в церковь сходила. Поставила Николаю-угоднику свечку, произнесла виновато:
– Прости, что по такой ерунде тебя отвлекаю. – И попросила послать ей не «отличную», не «шикарную», а просто нормальную квартиру.
Уже на следующее утро в базе данных появилось новое объявление: «Четырехкомнатная квартира. Общая 96, жилая 65, кухня 12. Балкон, седьмой этаж шестнадцатиэтажного кирпичного дома, телефон, паркет, потолки 3,2 метра, окна во двор, ремонт сделан в прошлом году. Продаю срочно, хозяин».
И цена – абсолютно вменяемая!
Надя даже не стала ждать, пока наступит время, уместное для звонков, – позвонила немедленно, в половине восьмого утра.
– Але, – хмуро буркнул женский голос.
– Извините, я вас не разбудила? – покаянно пробормотала Митрофанова.
– Молодец. Вежливая, – слегка подобрела собеседница. И неожиданно спросила: – По профессии ты кто?
– Библиотекарь, – слегка растерялась девушка.
– Интеллигентка. Это тоже хорошо. Риелторов я в шею гоню, они все хамы. Ну, давай, говори, чего интересует.
И без единой запинки ответила на все Надины вопросы: продажа первичная, квартира приватизирована, собственник один, взрослый, на учете в психдиспансере не состоит. Сказка!
А уж когда хозяйка назвала адрес, Надя едва не взвыла от восторга. Дом оказался ведомственным, от Академии наук. Однако, в отличие от самой науки, в упадок не пришел. Жильцы управляющую компанию выбрали с умом. Территория огорожена, во дворе шумят вековые липы, детская площадка новехонькая. На лестничной площадке пальмы, зеркала. Красота! Митрофанова давно на этот дом облизывалась, только прежде квартиры в нем не продавалось.
– Когда можно посмотреть? – еще не веря в удачу, робко попросила она.
– Да хоть сейчас, дочка, приходи, – гостеприимно отозвалась хозяйка.
И Митрофанова даже завтрак Димке не стала готовить – неслыханное нарушение их семейной традиции. Помчалась на просмотр и все ждала, что какой-нибудь подвох да обнаружится.
Может, где-то рядом с элитным домом скрывается овощная база, морг, общежитие, химическое производство? Квартира, несмотря на заверения хозяйки, в аварийном состоянии? Что-то не так с документами? Ведь достойная жилплощадь – жизнь уже научила! – в открытой продаже не появляется. Риелторы налетают, словно грифы, и дальше начинается: оригинал свидетельства о собственности не увидишь, с хозяевами не познакомишься. На просмотр изволь являться вместе с другими покупателями, в назначенное время, а не когда тебе удобно.
Иные хозяева, конечно, пытаются «выключить» риелтора, лишнее звено. Но ушлых коммерсантов гонишь в дверь, а они в окно пробираются. Например, накидывают к цене тысяч сто – и перепечатывают объявление в собственной рекламе. Со своим, естественно, телефоном. Если владельцы начинают возмущаться, делают круглые глаза: «Мы никаких законов не нарушаем! Вам только лучше, если мы вам клиента – за вашу цену! – приведем!» И хозяева, естественно, сдаются.
…Поэтому Надя, готовая к тысяче неприятных неожиданностей, Димку обнадеживать не стала, туманно бросила:
– Посмотрю с утра очередную квартирешку, – и помчалась в дом своей мечты.
Отворила ей дверь бодрая тетка лет под семьдесят. Вида деревенского, с лицом простецким и хитроватым. Ага, сразу забеспокоилась Надя, вот и подвох. Дом принадлежит Академии наук, в хозяевах здесь должны быть как минимум доктора наук, а у дамочки и образования-то высшего, сразу видно, не имеется.
Однако женщина сразу расставила все точки над «i»:
– Я в ихней семье экономка. Но уже столько работаю, что давно свой человек и все практические вопросы за них решаю. Хозяйка, – закатила она глаза к свежепобеленному потолку, – натура творческая, вечно в высоких сферах витает… С чего начнем? С комнат, с кухни?
– Давайте, если можно, с документов, – попросила Надя.
– Как скажешь, доченька, – легко согласилась тетушка. – Меня, кстати, Тамарой зовут. Или Тамарой Кирилловной, если тебе к старшим по отчеству обращаться удобней.
Она усадила Митрофанову в кресло и предъявила полный пакет – от ордера (выдан в махровом 1984 году) до почти новенького свидетельства о собственности. Сама стояла рядом, комментировала:
– Евгений Сазонович, кому квартиру выделили, – это Лизочкин дед, академик. Умер в девяносто шестом, когда по Белому дому палить начали, сердце не выдержало. Тогда и решили приватизировать наконец, а то мало ли что. Прописанных было трое. Собственником сделали Николая Евгеньевича – это академиков сын и Лизочкин папа. А с жены – она, соответственно, Лизочкина мать – взяли отказ от участия в приватизации. Лизочке тогда было восемь лет, ее в собственники не вписывали…
«Ага, а на сделке выплывет, что при приватизации права ребенка ущемлены!» – сразу заволновалась Надя.
Но Тамара Кирилловна уже демонстрировала следующий, тщательно обернутый в пластик, документ:
– В две тысячи шестом Николай Евгеньевич заболел и решил оформить на дочку дарственную. Как он сказал, на всякий случай. – Экономка вдруг понизила голос и заговорщицки добавила: – Они с женой тогда уже плохо жили, вот и боялся, вдруг та после его смерти будет с девочкой за квартиру судиться?
«С душком, похоже, семья», – вновь встревожилась Митрофанова.
Однако и новое опасение домработница развеяла.
– Но Бог – он все сам управил. Николай Евгеньевич свой недуг поборол. Вовремя спохватились, на первой стадии. Да и врачи у них в академической поликлинике хорошие. Беда с другой стороны подкралась. На следующий год, как он поправился, поехали они с женой в отпуск, на Индийский океан. В феврале, когда там шторма. Купаться полезли, а их – накрыло волной. Николай-то Евгеньевич выплыл, а супруга его утонула. Вот трагедия была! – вздохнула она. – Лизочка, конечно, сразу туда полетела, еле смогла отца домой привезти. Он все по пляжу бродил, тело жены искал. Да, тяжело им пришлось…
Но продолжать череду воспоминаний экономка не стала, предъявила очередную бумагу:
– Ладно, вы сюда не байки слушать пришли. Вот свидетельство о собственности. На имя Лизочки. В браке она не состоит и не состояла, детей нет. Никаких обременений или залогов.
Надя взяла документ, но рассмотреть не успела. Ровно в эту минуту затрезвонил мобильник. Димка. Возбужденный, веселый:
– Ну что, Надюшка? Хорошая квартира?
– Да я не знаю пока… – начала Митрофанова.
– Давай там, не придирайся особо, – перебил ее Полуянов. – А то наши покупатели только что звонили. Грозятся сегодня аванс вернуть.
– Как сегодня? У нас ведь еще неделя! – ахнула девушка.
– Понятно, что неделя, но покупатель, сама знаешь, всегда прав. Я у них еле два дня выбил.
– Легко тебе быть таким добреньким! – начала было Надя, но перехватила любопытнейший взгляд Тамары Кирилловны и пробормотала: – Дима, я тебе попозже перезвоню.
– Муж? – свойским тоном поинтересовалась экономка.
– Будущий, – улыбнулась в ответ Надя.
– Ну, для молодой семьи наша квартира вообще идеальная! – заверила Тамара Кирилловна. – Пойдемте, все вам покажу. Вот здесь – видите! – маленькая гардеробная. От спальни отрезали. Перепланировка, разумеется, законная. А рядом – техническая комната. Тоже очень удобно, пусть тесно, но сушилка и гладильная доска помещаются.
Однако больше всего Надю поразила спальня – той самой Лизочки, хозяйки квартиры, 1988 года рождения. Совершенно ничего кричащего и роскошного, зато различных гаджетов напичкано – будто в космическом корабле. Климат-контроль, сенсорные выключатели, увлажнитель воздуха, большой и прекрасно ухоженный аквариум с горбоносыми золотыми рыбками. («Для оптимальной влажности воздуха», – прокомментировала экономка.) Массажное кресло, в нише у окна – парочка новейших тренажеров.