«Энтеррон вступил в игру». Какая чушь! Нет, Фридрих Ганф не сомневался в том, кто в доме хозяин, он свято верил, что верховным хозяином является сам закон. Дело в другом: впервые за много лет он почувствовал себя некомпетентным. Последствия чепе для его, Ганфа, благополучия были непредсказуемы.

Разумеется, он безупречно знал законы и четко представлял свое место в Новой Системе. Единственно правильным в этой ситуации было переложить ответственность за решение проблемы на внерегиональный отдел. Если бы не один момент: ВРО имел свои глаза повсюду. Там не могли не знать о случившемся и первым делом должны были известить о программной ошибке его – шеф-оператора региона. Но они этого не сделали.

– Шеф, – напомнил о себе Хальперин. – Вы, верно, и сами понимаете, что ситуация беспрецедентная. Мы не можем терять ни минуты.

Ганф смерил подчиненного ледяным взглядом, но на этот раз ему пришлось подавить неудержимое, почти судорожное желание раздраженно фыркнуть.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил он.

– Сперва я решил, что это проверка, – отозвался Борис. – Я подумал: ВРО проверяет меня и мою службу. Но в этом случае вас бы уведомили первым. Теперь, когда я знаю, что вам самому об этом ничего не известно, мне кое-что взбрело на ум: разработчики где-то просчитались. Машине пришел конец, шеф. Именно так. Я склоняюсь к мысли, что необходимо сразу же сообщить во ВРО. Но прежде не мешало бы получить дополнительные подтверждения.

«Старая ты змея, – подумал Ганф. – Тебя самого подослали». Ему стало тоскливо, но он быстро взял себя в руки: «Так. Все будет в порядке, если ты останешься верен логике. Чепе в социуме совпало по времени со сбоем в программе. Каким-то образом это ушло от внимания агентов ВРО. Может такое быть? Теоретически – да. Практически – нет. Начнем с внимательного изучения дела».

– Перенесите информацию на мой локальный компьютер, и вы свободны, – сказал он. – Я хочу прочитать все сам и немного подумать.

Борис сделал то, что велел ему шеф, и вышел.

Утром пришло уведомление о том, что Дэна через неделю отпустят на свободу после выполнения принудительных общественно-полезных работ, оплата за которые будет переведена на счет Милы, в качестве компенсации материального и морального ущерба. Предлагаемый трехдневный курс психотерапии в Центре «Счастливая семья» будет оплачен из штрафа, наложенного на нарушителя правопорядка.

– Что опять случилось? – проворчал заспанный Айвен, войдя в кухню.

Мила молча ткнула пальцем в монитор.

– Думаешь, его там… подремонтируют? – покрутив пальцем у виска, спросил Айвен.

– Не знаю. – Мила стала готовить кофе. Этот ритуал тоже был одним из прижившихся в ее доме анахронизмов.

Айвен сел за стол и молча стал наблюдать за процедурой. Мила обернулась и внимательно на него посмотрела.

– Моя мать тоже готовила кофе, – произнес Айвен.

«Сестра милосердия, сиделка, мама – старая песня, – подумала Мила. – Почему бы для разнообразия кому-нибудь не побыть папой?»

– Ты не похожа на нее, – добавил Айвен. – Вы – две противоположности. Так же как я и твой придурок Рихард. Садись, девочка моя! – Его тон стал язвительным. – Я налью тебе кофейку и намажу булочку маслицем.

Выражение ужаса на лице Милы заставило Айвена ухмыльнуться.

– Я… Я не хочу находиться с тобой в одном доме! – срывающимся голосом произнесла Мила.

– Обратись в «Семью». Скажи, что недовольна Новой Системой. Попроси, чтобы тебе вскрыли черепушку и вытащили биосивер. А до тех пор, где бы я ни находился, я буду знать, о чем ты думаешь и что чувствуешь. Связь дальнодействующая.

Вдруг Айвен болезненно зажмурился, потер лицо руками, а когда убрал ладони, взгляд его был ясным и внимательным.

Он встал и, приблизившись к Миле, подал ей руку.

– Можно, я тебе помогу?

Айвен взял у нее прихватку и вовремя убрал турку с закипевшим кофе. Мила растерянно отступила и опустилась на стул. Эта обратная метаморфоза напугала ее даже больше, чем превращение Рихарда в Айвена. Ведь он сейчас не притворялся, не ерничал, если ощущения ее не обманули. Айвен нарезал хлеб и бекон, сервировал стол и разлил ароматный кофе по чашкам. В полном отупении Мила наблюдала за его движениями.

– Сегодня мы во что бы то ни стало продумаем план действий, – пообещал Айвен, протягивая Миле бутерброд, – Обсудим все до мельчайших подробностей. Я съезжу на работу, возьму длительный отпуск. Я ведь не знаю что за тестеры и сканеры понатыканы в здании, где расположена наша фирма. Не хочется, чтобы ребята, проделавшие надо мной свой гениальный эксперимент, обнаружили неполадки в работе биосивера. Признаться честно, Рихард Сваровски – слюнтяй, и он мне совершенно несимпатичен.

– Разве… ты сейчас не Рихард? – изумленно спросила Мила.

Айвен бросил на нее быстрый взгляд и принялся жевать бутерброд.

– Не возражаешь, если я воспользуюсь твоим компьютером? – спросил он.

Мила мотнула головой.

– Хорошо, – сказал Айвен. – Мне нужно воссоздать портреты моих бывших сослуживцев. Создам фоторобот каждого, а потом попрошу программу найти этих людей в сети. Логично?

– Зачем тебе это нужно?

Айвен взмахнул рукой, что могло означать: «Ну это же элементарно!», и кусок бекона, слетев с бутерброда, шлепнулся на пол. Малыш-уборщик выскочил из кладовки, притормозил возле бело-розового пласта на полу и, примериваясь, словно курица наседка, медленно над ним закружился, стараясь всосать в свои недра. В итоге, бекон застрял в поглотителе, от чего уборщик неистово взвыл и внезапно задымил.

– О, нет! – Мила подскочила к малышу, отключила и бережно взяла на руки. – Умер, – пробормотала она и со слезами на глазах вышла из кухни.

– Проклятье! Теперь я еще и убийца домашнего любимца, – пробормотал Айвен, возведя глаза к потолку.

Мила влетела в техническую комнату, расположенную в подвале и присела на ящик с запасными прокладками для домашнего салона красоты. Баюкая на коленях смердящего горелой изоляцией робота, она задумалась над своей горькой судьбой. Поплакать в свое удовольствие – это как раз то, чего ей не хватало в последние сутки.

Нарыдавшись вволю, она уставилась на безжизненного робота пустым взглядом. Его следовало со всеми возможными почестями опустить в мусорный бак для металлического лома и вернуться на кухню. Разговор с Айвеном намечался долгий, но Мила была не в состоянии сейчас его продолжать. Конечно, она знала, что прятать голову в песок это не выход, но как бы ей хотелось никогда не попадать в такую ситуацию.

Почему она так хотела создать семью? Что искала? Мила хотела заботы и хотела заботиться, хотела, чтобы дом вновь наполнился голосами. Ее микрокосм опустел, когда не стало бабушки, а через восемь лет родителей. Остались только воспоминания о том, как приятно было возвращаться домой, где тебя ждут. Неужели она искала это детское чувство защищенности? Потерянный рай. Жизнь показывала, что нет ничего незыблемого, а Мила продолжала искать постоянство. И чем менее вероятным казалось его существование в природе, тем больше ей хотелось его заполучить. Хотелось найти своего мужчину и строить с ним будущее, подарить себя, как целый мир, создать свою маленькую вселенную, где зазвучали бы детские голоса. И любоваться своим творением, как цветущим садом, который требует много труда, но взамен дарит радость, стократно превосходящую заботы.

Вошел Айвен, осторожно извлек робота из объятий Милы и, взяв с полки чемоданчик с инструментами, принялся демонтировать пострадавший механизм.

Мила уткнулась лбом в колени и изредка шмыгала носом. Через пять минут, окончательно успокоившись, она поднялась и, уходя, бросила напоследок:

– Спасибо, но не стоит тратить на уборщика время и силы, он давным-давно устарел.

– Но он ведь дорог тебе, как память, – пожал плечами Айвен. – Покопаюсь, раз уж начал.

– Как хочешь.

Мила отправилась туда, куда всегда уходила, чтобы прийти в благостное расположение духа – в свой сад. День обещал быть ясным и жарким. Подставив лицо ласкающим лучам солнца, Мила постояла рядом с буйно разросшимся кустом чайной розы, вдыхая любимый аромат. Будучи генным флороинженером, она питала страсть к созданию диковинных растений, но этот куст был неприкосновенным. Простое либо вычурное возникало под воздействием различных настроений. Конечно, играли роль и вкусы заказчиков, но чаще Мила творила для себя.