Агнес перевела взгляд на окно и начала учащенно дышать. Губы ее пересохли, и она потянулась к стакану с водой. Через минуту она успокоилась и продолжила свой рассказ.
– Он все чаще заставлял меня переписывать вещи из его коллекции, это было для него особым ритуалом. Все это время он сидел в кресле и наблюдал за моими движениями, глаза его блуждали по разложенным предметам и странно блестели. Было видно, что он получал огромное удовольствие от этого процесса. Как-то раз он сказал: «Драгоценность переписывает драгоценности». В такие дни он был сильно возбужден и под воздействием этих эмоций мог заниматься любовью хоть всю ночь. Но утром его страсть проходила, и он опять погружался в долговые записи, отчего становился угрюмым и озлобленным. Мне стыдно сейчас признаться, но тогда я с нетерпением ждала те дни, когда вновь наступала перепись его безделушек, и с каждым разом старалась все театральнее исполнить свою роль. Отведя каждой коллекции свое место, я торжественно перебирала и переписывала все предметы и напоследок всегда оставляла восточную коллекцию драгоценностей. Я включала индийскую музыку, распускала свои длинные волосы и, надев экзотические украшения, куталась в полупрозрачную вуаль. Загадочно исполняя восточные танцы, я изображала знаменитую Мату Хари. Кстати, вы знали, что Мата Хари в переводе с малайского означает солнце?
– Нет, – ответила Васса и к своему стыду подумала, что не знает даже, кто это такая.
– Она была великолепной танцовщицей. Я родилась через двенадцать лет после ее смерти. Долгое время в наших кругах ее имя было под запретом, но я и мои подруги были так любопытны, что, найдя книгу о ее жизни, прочитали ее за одну ночь. Родители никак не могли понять, почему ни одна из нас не вышла к завтраку утром – сказала Агнес и по-детски хихикнула. – Первый фильм о ней был снят в 1920 году, с Астой Нильсен в главной роли. Я посмотрела его всего один раз, но запомнила на всю жизнь. Аста была великолепной актрисой немого кино. Мы встречались несколько раз, и каждый раз она меня поражала своим артистизмом. Несколько лет она была замужем за русским актером Григорием Хмарой. Он прославился как постановщик спектакля «Дама с камелиями» с Астой в главной роли. С этим спектаклем они долго гастролировали по Германии. Обязательно прочитайте ее мемуары под названием «Молчащая муза». Но я отвлеклась. Так на чем мы остановились?
– На переписи восточной коллекции, – напомнила Васса, упоенная ее рассказом.
– Ах, да! Его лицо в такие минуты преображалось и становилось прежним – нежным и восторженным. Но потом…
Агнес замолчала, на ее лице отразилась боль, она попросила принести ей еще воды и, сделав пару глотков, продолжила:
– Многие должники не могли вовремя отдать оговоренную сумму, и в нашей квартире все чаще стал появляться мужчина крепкого телосложения, помогающий Виктору в его делах. Не помню его имени, да и вспоминать не хочу. Как-то раз Виктор и его громила привели с собой мальчика лет семи. Виктор попросил меня увезти его в загородную усадьбу родителей, которая пустовала в этот момент, и позаботиться о нем пару дней. Я стала расспрашивать, кто он и почему я должна с ним возиться, на что Виктор ответил, что его родители уехали по неотложному делу и попросили присмотреть за мальчиком. Я тогда была молода и наивна, мне только исполнилось семнадцать лет. Разве я могла тогда знать, в какую ситуацию он может меня втянуть? Я увезла мальчика в пустовавший загородный дом моих родителей, всю дорогу он почти не разговаривал, видно было, что он чем-то сильно напуган, и когда я начинала его расспрашивать о семье, он отворачивался и молчал. Вечером следующего дня к дому подъехала машина, из нее вышли Виктор, громила и молодая женщина. Я открыла им дверь и увидела, что женщина, приехавшая с ним, была в ужасном состоянии. Лицо ее было в кровоподтеках, нос распух, она еле передвигалась. Виктор грубо отстранил меня от двери и приказал уйти с мальчиком в спальню, и не выходить оттуда ни при каких обстоятельствах. Я сразу поняла, что они затеяли что-то неладное, но от страха не могла сообразить, что мне делать. Стены были тонкие, и я слышала все, что происходило в соседней комнате. Сначала они просто разговаривали, женщина им объясняла, почему ее муж не может вернуть им долг. Потом они попросили ее позвонить, и ее муж пообещал найти и привезти деньги к десяти часам вечера. Но когда десять часов миновали, а звонка все не было, Виктор вышел на улицу якобы покурить. Видимо, он дал знак своему громиле, потому что как только дверь за ним захлопнулась, женщина стала панически кричать. По звукам, доносившимся из соседней комнаты, я поняла, что ее насилуют. Мальчик стал сильно плакать, из его отрывистых слов я поняла, что за стенкой находится его мама, я сидела в ужасе и не знала, как мне поступить. Ноги онемели от страха, и я не могла пошевелиться. Вдруг громила стукнул в стену кулаком и закричал: «Заткни мальчишке пасть или я заткну ее сам». Я прижала мальчика к себе и закрыла ладонями его уши, чтобы приглушить крики его матери, все его тело дрожало от страха. За стенкой опять послышалась борьба и крики женщины, и громила заорал уже на нее: «Заткнись, еще хоть раз пикнешь, я его на твоих глазах задушу». После этого крики прекратились, и потом были слышны только ее редкие стоны.
Агнес опять сделала глоток воды и, собравшись с мыслями, продолжила:
– Все последующие годы я терзалась мыслью, что могла в тот момент помочь ей, но я сидела там за стеной, скованная страхом, и не сделала ничего, чтобы прекратить это безумие.
После минутной паузы она продолжила:
– Наутро я проснулась и огляделась вокруг, никого со мной в комнате не было. Я вышла из спальни и увидела Виктора, сидевшего за столом. Перед ним были разложены стопки денег, он пересчитывал их и раскладывал по пачкам. «Что смотришь? – сказал он мне грубо. – Садись и помоги мне пересчитать деньги. Свое же добро приходится силой отнимать. Через полчаса произойдет обмен, – нам вернут остаток суммы, и к этому времени нам лучше быть дома».
В этот миг я осознала, что больше не могу находиться рядом с этим человеком и слышать его голос, видеть его исказившееся от алчности лицо. Надев пальто, я вышла на улицу, села в первую попавшуюся машину и доехала до нашего посольства. Когда я все рассказала своим родителям, они приняли решение немедленно отправить меня домой. И уже вечерним рейсом я вернулась в Париж с мамой, в нашу квартиру на бульваре Сен-Жермен. А через полгода фашисты оккупировали Францию, и личная трагедия отступила на второй план. Что произошло дальше с Виктором, я не знала до сегодняшнего дня. Из этих документов, – Агнес показала на лежащие на столе бумаги, – я поняла, что в военные годы он сильно разбогател, скупая у обездоленных и голодных людей за копейки фамильные ценности и предметы искусства. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что знакомство с этим человеком могло принести мне не только страдания, но, возможно, и преждевременную смерть.
Агнес закрыла глаза и с облегчением вздохнула. История, которой насчитывалось более пятидесяти лет, только что ее отпустила.
Васса не осмелилась нарушить тишину, но любопытство не давало ей покоя, и она, повернувшись к столу, стала изучать разложенные по стопкам документы.
– Там сказано, что он сидел в тюрьме за соучастие в убийстве, – вдруг услышала она тихий голос Агнес.
– А кого он убил?
– Свою жену.
Васса вздрогнула и с жалостью посмотрела на Агнес. Затем нашла фотографию молодой женщины и прочитала на ее обороте надпись «Жена, Лариса, погибла в 28 лет».
– Симпатичная девушка, я наблюдаю некое сходство с вами. А вам сказали, как это произошло? – спросила Васса.
– Главным в его жизни были жадность и страсть к накоплению, они проложили дорогу ко всем другим его бедам, – ответила Агнес и закрыла глаза.
Минут через пять Васса увидела, что Агнес заснула. Она тихо переложила все документы в папку и, засунув ее под мышку, на цыпочках проскользнула в спальню. Осторожно закрыв за собой дверь, она разложила документы на кровати и стала изучать их. Когда все бумаги были проштудированы, она смогла сложить всю мозаику тех событий и понять, как прожил остаток своей жизни первый возлюбленный Агнес.
