– Но они все до единого погибли, сэр!

– Зато какая славная получилась атака. А еще каждому ребенку известна история о всего лишь сотне эфебцев, нанесших сокрушительное поражение цортской армии. Полная и окончательная победа, а? А?

– Да, сэр, – мрачно отозвался лейтенант.

– О, так ты признаешь, что я прав?

– Разумеется, сэр. Хотя, согласно мнению некоторых очевидцев, решающую роль в той победе сыграло вовремя случившееся землетрясение.

– Хорошо, но как насчет Семерых Героев Хергена? Которые наголову разбили во сто раз превосходящие силы большеногов? Их победу ты не будешь отрицать?

– Не буду. Но это детская сказка. На самом деле ничего такого не происходило.

– Так ты, юноша, обвиняешь мою престарелую няню во лжи?

– Никак нет, сэр, – поспешил сказать лейтенант Шершень.

– В таком случае ты согласишься и с тем, что барон Мямблядрон в одиночку побил армию Страны Сливового Пудинга и съел их султаншу!

– Завидую ему, сэр. – Лейтенант вернулся к созерцанию войск. Люди изголодались, хотя лорд Ржав, вероятно, сказал бы, что, наоборот, теперь они выглядят подтянутыми и бодрыми. И все было бы куда хуже, если бы не счастливая случайность – ливень из вареных омаров. – Э-э, сэр… Осмелюсь заметить, в нашем распоряжении не слишком много времени, так, может, стоит определиться с расположением войск, сэр?

– Как по мне, они очень даже неплохо расположены. Храбрецы буквально рвутся в бой!

– Да, сэр. Но я хочу сказать… может… расположить их еще лучше, сэр?

– С ними и так все в порядке. Какие стройные ряды! Выше нос, лейтенант! Эта стена из клинков готова насквозь пронзить черное сердце клатчского агрессора!

– Конечно, сэр. И все же – разумеется, я отдаю себе отчет в ничтожной вероятности такого поворота событий… но что, если, пока мы пронзаем сердце клатчского агрессора…

– …Черное сердце… – поправил Ржав.

– …Черное сердце клатчского агрессора, руки клатчского агрессора, а именно вон те отряды, расположенные с левого и правого флангов, обойдут нас в классическом маневре и зажмут в клещи?

– Пронзающая стена из клинков прекрасно послужила нам во время второй войны с Щеботаном!

– Которую мы проиграли, сэр.

– Но победа была чертовски близка!

– И все равно мы ее проиграли.

– Чем ты занимался на гражданке, а, лейтенант?

– Служил землемером. И я умею читать по-клатчски. Именно по этим причинам вы произвели меня в офицеры.

– Значит, в сражениях ты ничего не смыслишь?

– Нет, только в расстояниях.

– Ха! В таком случае наберись мужества, парень! Впрочем, оно тебе вряд ли понадобится. У клатчского джонни кишка тонка для сражений. Как только он отведает нашей стали, сразу пустится наутек!

– Я, безусловно, понимаю, о чем вы, сэр, – отозвался адъютант.

В течение последних нескольких минут он внимательно изучал ряды клатчцев и пришел к собственному мнению касательно физического и нравственного состояния последних.

И мнение это было таково: последние годы главные силы клатчской армии сражались со всем и вся. Из этого он, человек простой и незамысловатый, делал логичный вывод: оставшимся в живых клатчским солдатам присуща упорная привычка доживать до конца сражений. Кроме того, они имеют опыт сражений с самым разнообразным врагом. А все дураки давным-давно погибли.

Нынешняя же анк-морпоркская армия, напротив, ни разу не воевала ни с одним врагом, хотя некоторые ее бойцы обладали опытом выживания в отдельных районах города, а это тоже говорит о многом. И вообще, лейтенант Шершень целиком и полностью был согласен с генералом Тактикусом, утверждавшим, что мужество, смелость и неукротимый человеческий дух при всей их совокупной ценности все же уступают мужеству, смелости, неукротимому человеческому духу и численному превосходству шесть к одному.

«В Анк-Морпорке все было так просто и понятно, – подумалось ему. – Мы планировали отплыть в Клатч наутро, а пообедать уже в Аль-Хали, попивая шербет во дворце Рокси в обществе услужливых юных красавиц. Мы считали, что клатчцы, лишь завидев наше оружие, сразу разбегутся.

Что ж, сегодня утром клатчцы имели шанс хорошенько его рассмотреть. И пока что не побежали. Совсем напротив, они, похоже, долго хихикали».

Ваймс закатил глаза. Получилось… но как?

На своем веку он слышал множество хороших ораторов, и капитан Моркоу к числу таковых не принадлежал. Он запинался, перескакивал с темы на тему, постоянно повторялся и вечно путался.

И все же…

Все же…

Ваймс смотрел на лица людей, обращенные к Моркоу. Среди этих людей были д’рыги, были клатчцы – которые старались держаться позади всех, – а также Вилликинс и его сильно поредевшая рота. И все они слушали.

Это было своего рода волшебство. Моркоу говорил им, что они отличные парни, а они знали, что ничего такого в них нет, но его словам хотелось верить. Наконец-то нашелся хоть кто-то, кто считает тебя благородным, достойным человеком, – и неужели ты его подведешь? Речь Моркоу, будто зеркало, отражала то, что ты всегда хотел услышать. И говорил он совершенно искренне.

Но периодически люди украдкой посматривали на Ваймса и Ахмеда, и он читал на их лицах: «Наверное, все в порядке, раз они тоже принимают в этом участие». Как ни стыдно было это признать, но… вот оно, одно из преимуществ армии. Не ты решаешь, а за тебя решают. И отдают тебе приказы.

– Это какой-то фокус? – спросил Ахмед.

– Нет. Он не умеет показывать фокусы, – покачала головой Ангва. – Совсем не умеет. Ой-ей, похоже, у нас неприятности…

По рядам прошло движение.

Моркоу быстро шагнул вперед и выдернул из плотных рядов рядового Бурке и какого-то д’рыга. Сильные пальцы Моркоу крепко держали их за воротники.

– Вы, двое, что за беспорядок?

– Он назвал меня братом свиньи, сэр!

– Лжец! Сначала ты обозвал меня вонючим тюрбанщиком!

Моркоу покачал головой.

– А ведь вы оба подавали такие надежды, – с грустью в голосе произнес он. – Однако жизнь продолжается. Я хочу, чтобы ты, Хашель, и ты, Винсент, пожали друг другу руки. И извинились друг перед другом. Нам всем пришлось нелегко, но я знаю: в глубине души вы оба отличные парни…

– О нет, сейчас все начнется заново… – едва слышно пробормотал Ахмед.

– …И если вы просто пожмете руки, все мы сразу забудем об этом печальном происшествии.

Ваймс покосился на Ахмеда 71-й час. На лице у того застыла восковая улыбка.

Забияки опасливо протянули друг другу руки, и пальцы их соприкоснулись – едва-едва, как будто оба боялись, что при этом произойдет нечто ужасное.

– А теперь ты, Винсент, извинись перед господином Хашелем…

Ответом было неохотное «звини».

– А за что именно мы извиняемся? – подсказал Моркоу.

– Извини, что назвал тебя вонючим тюрбанщиком…

– Золотые слова. Теперь твоя очередь, Хашель, извиниться перед рядовым Бурке.

Глаза д’рыга бешено завращались, как будто пытались выпрыгнуть из глазниц, дабы не видеть грядущего позора. Наконец он сдался.

– …Звини…

– За что?

– Звини, что назвал тебя братом свиньи…

Моркоу поставил обоих забияк на землю.

– Прекрасно! Уверен, вы отлично поладите, как только узнаете друг друга получше…

– Эта сцена мне просто привиделась, правда? – воскликнул Ахмед. – Он разговаривал точь-в-точь как строгий учитель. И с кем? С Хашелем! Который, как мне по чистой случайности известно, так врезал одному парню, что у того нос потом торчал из уха.

– Нет, эта сцена тебе не привиделась, – ответила Ангва. – Но смотри, что будет дальше.

Когда взгляды остальных солдат вновь обратились к Моркоу, забияки переглянулись, будто товарищи по несчастью, только что прошедшие крещение в одной и той же огненной купели стыда.

Рядовой Бурке неуверенно протянул Хашелю сигарету.

– Так получается только у него, – сказала Ангва. – Но у него получается.

«Главное, чтобы это получалось и дальше», – внутренне взмолился Ваймс.