– Он исследовал старинные рецепты, – сказал Моркоу, который, кажется, полагал своим долгом отстаивать честь смотрителя даже после его смерти.

Ангва открыла печную заслонку. Комнату залило теплом.

– Ничего себе печечка, – заметила она. – А это что?

– Так… Похоже, он пек оладьи, – ответил Моркоу. – Довольно убойные вблизи.

Она закрыла печь.

– Давай вернемся в штаб-квартиру, чтобы кого-нибудь отправили…

Ангва осеклась.

Превращаться незадолго до полнолуния было рискованной затеей. В волчьей форме это не слишком давало о себе знать. Она сохраняла разум – или, по крайней мере, ей казалось, что она сохраняет разум, хотя волчья жизнь была намного проще человеческой, так что, возможно, она просто становилась исключительно разумным волком. Трудности начинались, когда она превращалась обратно в человека. В течение нескольких минут, пока изменения окончательно не устаканивались, все ее чувства были обострены; запахи по-прежнему били в нос с огромной силой, и она слышала звуки, выходящие далеко за пределы убогого человеческого диапазона. А еще могла это обдумать. Волк мог понюхать фонарный столб и понять, что вчера тут проходил старый Бонзо, и ему слегка нездоровилось, и хозяин по-прежнему кормит его требухой, но только человек мог взвесить в голове причины и следствия.

– Есть еще какой-то запах, – сказала она и втянула носом воздух. – Едва заметный. Живое существо так не пахнет. Но… ты сам не чувствуешь? Вроде земли, но не совсем. Он такой… желтовато-оранжевый…

– Эм… – тактично протянул Моркоу. – Не у всех такой нос, как у тебя.

– Я его уже чувствовала где-то в городе. Но не помню где… Он резкий. Резче прочих запахов. Похоже на грязь.

– Ну слушай, на этих-то улицах…

– Нет, нет… не совсем грязь. Он тоньше, острее. Более пронзительный.

– Знаешь, иногда я тебе завидую. Наверное, здорово быть волком. Хотя бы иногда.

– У этого есть свои минусы.

«Например, блохи, – подумала она, запирая дверь в музей. – И еда. И постоянное неуютное чувство, что тебе надо нацепить сразу три бюстгальтера».

Она твердила себе, что держит все под контролем, и в каком-то смысле так оно и было. Да, когда она лунными ночами рыскала по городу, иногда ей попадался на зуб какой-нибудь цыпленок, но она всегда запоминала свой маршрут и на следующий день возвращалась, чтобы сунуть под дверь немного денег.

Трудно быть вегетарианкой, когда по утрам приходится выковыривать из зубов кусочки мяса. Но Ангва отлично справлялась.

По крайней мере, так она себе говорила.

По ночному городу рыскала именно она, а не волк. Она почти в этом не сомневалась. Волк уж точно не ограничился бы цыплятами.

Ее передернуло.

Кого она обманывала? В свете дня было легко любить овощи. Не преисполняться по ночам человеколюбием – вот что требовало усилий.

Первые городские часы уже били одиннадцать, когда паланкин командора Ваймса, качнувшись, остановился возле дворца патриция. У Ваймса уже подгибались ноги, но он единым духом проскочил пять лестничных пролетов и рухнул на кресло в приемной.

Минута шла за минутой.

Патрицию не стучали в дверь. Он сам вызывал посетителей, не сомневаясь, что они на месте.

Ваймс откинулся в кресле, наслаждаясь моментом покоя.

Из кармана у него раздалось:

– Динь-дон, динь-динь-дон!

Он вздохнул, достал обитую кожей шкатулку размером с небольшую книжку и открыл.

На него уставилось приветливая, но слегка обеспокоенная мордашка.

– Да? – сказал Ваймс.

– Одиннадцать утра. Встреча с патрицием.

– Да. И что? Уже пять минут двенадцатого.

– Ой. То есть вы уже встретились, да? – спросил бес.

– Нет.

– Тогда я через несколько минут снова напомню или не надо?

– Не надо. И вообще, ты мне не напомнил про встречу с геральдистами в десять.

Беса охватила паника.

– Но это во вторник, разве нет? Я был уверен, что во вторник!

– Это было час назад.

– Ох. – Бес понурился. – Хм. Ладно. Извините. М-да. Зато я могу вам сообщить, сколько сейчас времени в Клатче, если хотите! Или в Орлее. Или в Гункунге. В любом из этих мест. Только скажите!

– Мне ни к чему знать, сколько сейчас времени в Клатче.

– А вдруг! – не сдавался бес. – Только подумайте, вот вы с кем-то беседуете, разговор не клеится, и тут вы говорите: «Кстати, в Клатче сейчас на час меньше». Или в Бес Пеларгике. Или в Эфебе. Спросите меня, давайте. Я отвечу. Мне не сложно.

Ваймс вздохнул про себя. У него был блокнот для записей. И это было очень удобно. А потом Сибилла, его благословенная женушка, подарила ему этого беса-органайзера с пятнадцатью функциями – хотя, насколько Ваймс успел убедиться, как минимум десять из них сводились к тому, что бес извинялся за сбои в работе остальных пяти.

– Сделай лучше заметку, – сказал Ваймс.

– Ух ты! Серьезно? Ничего себе! Хорошо. Конечно. Без проблем.

Ваймс прокашлялся.

– Поговорить с капралом Шноббсом. Тема: рабочий график. Другая тема: графский титул.

– Э-э-э… прошу прощения, это была заметка?

– Да.

– Извините, но сначала надо сказать «заметка». Я точно помню, что это указано в инструкции.

– Ну хорошо, это была заметка.

– Простите, но теперь ее нужно повторить.

– Заметка: поговорить с капралом Шноббсом. Тема: рабочий график. Другая тема: графский титул.

– Готово, – сказал бес. – Во сколько вам об этом напомнить?

– По местному времени? – ядовито спросил Ваймс. – Или по клатчскому?

– Кстати, я могу вам сообщить, сколько сейчас времени…

– Я лучше сделаю заметку в блокноте, если ты не против, – сказал Ваймс.

– О, конечно, если вам так удобнее. Я умею распознавать почерк, – гордо произнес бес. – Я довольно продвинутый.

Ваймс достал блокнот и раскрыл его перед бесом.

– Что, и мой почерк распознаешь?

Бес прищурился.

– Ага, – ответил он. – Это определенно почерк. Черточки и завитушки, соединенные вместе. Точно. Почерк. Я его везде узнаю.

– Я думал, ты мне сообщишь, о чем тут сказано.

Бес недоверчиво на него покосился.

– Сказано? Он что, умеет разговаривать?

Ваймс спрятал потрепанную записную книжку и захлопнул крышку органайзера. Потом откинулся на спинку кресла и продолжил ждать.

Тот, кто смастерил часы для приемной патриция, был очень умен – явно куда умнее, чем тот, кто обучал беса. Они говорили «тик-так», как любые другие часы. Но промежутки между тиканьем, вопреки всем часовым законом, были неравными. Тик-так, тик… крошечная, почти незаметная пауза… так, тик-так, тик… и снова так, на долю секунды раньше, чем ожидало подсознание. В результате спустя десять минут даже у самых стойких все мысли расползались в кашу. Патриций наверняка очень щедро заплатил часовщику.

Стрелки показали четверть двенадцатого.

Ваймс подошел к двери и, вопреки всем неписаным правилам, осторожно постучал.

Изнутри не донеслось ни звука, ни единого шепота.

Он взялся за ручку. Дверь была не заперта.

Лорд Витинари всегда говорил, что точность – вежливость королей.

Ваймс вошел.

Шельма прилежно соскреб с пола крошащуюся белую грязь, а затем приступил к осмотру тела. Анатомии в Гильдии Алхимиков уделяли большое внимание, следуя древней теории, согласно которой человеческое тело – Вселенная в миниатюре, хотя при виде вскрытого трупа было сложно представить, какая часть Вселенной была маленькой, красной и хлюпала при нажатии. Так или иначе, в процессе обучения студенты сталкивались с практической анатомией, а иногда даже соскребали ее со стен. Когда начинающие алхимики проворачивали особо успешный эксперимент по исследованию взрывной силы, результатом обычно становился ремонт в лаборатории, совмещенный с увлекательной игрой «найди вторую почку».

Старика убили несколькими ударами по голове. Добавить к этому было особо нечего. Ему размозжили череп каким-то очень тяжелым тупым предметом[9].