Я хватаюсь за ручку и с облегчением выхожу из машины. Резкая боль в боку заставляет меня вздрогнуть.

— Я знаю, — произношу я сквозь стиснутые зубы.

— Ты ведь знаешь, как вести себя, как леди, — говорит Мама.

Мне просто нужно проблеваться, тогда со мной все будет в порядке. Бэн уже направляется в дом. Я не могу говорить, потому что я боюсь, что потеряю все содержимое моего желудка прямо здесь.

Мама разочарованно вздыхает.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, юная леди.

— Извини, мама, — я заставляю себя говорить. — Я просто... плохо себя чувствую.

Я иду наверх, но я останавливаюсь, когда мой желудок сжимается, и я падаю от боли. Я задерживаю дыхание, не в состоянии это выдержать. Кажется, как будто что-то режет меня изнутри.

— С тобой все в порядке? — спрашивает мама, когда подходит ко мне. — В чем дело, Никки?

— Я не знаю. — Я смотрю на нее и понимаю, что не могу больше лгать. Особенно, когда я чувствую, как что-то стекает по внутренней стороне моих бедер. Мое сердце колотится, и я чувствую слабость. Меня пронзает еще один мучительный спазм боли.

У меня подгибаются колени, и я сворачиваюсь калачиком в позе зародыша, я кричу что есть мочи, потому что это настолько больно.

— Рауль! — кричит мама.

Мой папа через мгновение оказывается на коленях рядом со мной.

— Никки, где болит? — спрашивает он как врач, но намек на панику заметен за его словами.

Он хирург, но я уверена, что он не готов для этого.

Я не могу больше скрывать правду.

Я не смотрю на их лица, когда я шепчу, плача:

— Я беременна... и я думаю, что-то не так.

Теперь я вижу, как кровь стекает по ноге.

Мама всхлипнув, хватается за перила, с трудом держась на ногах.

Папа смотрит на меня в замешательстве, хмурясь. На мгновение он совершенно ошеломлен, как будто время остановилось, но быстро выходит из этого состояния.

— Все в порядке. Давай отвезем тебя в больницу, — говорит он, не паникуя, а с уверенностью врача. Он берет меня на руки и несет вниз по лестнице, а мама звонит нашей соседке и просит ее прийти и присмотреть за Беном.

Мои родители помогают мне сесть на переднее сиденье, тем временем боль усиливается с каждой секундой. В машине по дороге в больницу я смотрю на отца. Я еще никогда не видела его взгляд настолько обеспокоенным или печальным. Когда я начала тусоваться с Марко почти ежедневно, он предупреждал меня держатся от него подальше. От этого мальчишки будут одни только неприятности, сказал он, когда однажды он пришел домой и обнаружил нас целующимися в бассейне на заднем дворе. Я не хочу, чтобы ты ошивалась с ним. Он навлечет на тебя неприятности. Мама согласилась с ним.

Я думала, что они не одобряли Марко только потому, что он жил на южной стороне. Я была неправа.

Я смотрю на своего папу. Он мертвой хваткой вцепился в руль и сосредоточился на дороге.

— Мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль, — говорю я снова и снова, в то время как боль становится острее и острее.

Он тяжело вздыхает.

— Я знаю.

— Ты ненавидишь меня? — Я задерживаю дыхание ожидая ответа.

— Я разочарован в тебе, Николаса, — говорит он, называя меня полным именем, он всегда использует его, если он действительно расстроен. Он больше ничего не говорит.

— Несмотря ни на что, мы любим тебя, — говорит ободряюще мама с заднего сиденья. — Как это произошло? Когда? Где? Мы не одобряли ...

— Мария, не сейчас, — говорит ей папа.

Мама перестает задавать вопросы, но они висят в воздухе между нами.

В больнице папа принимает меры, чтобы меня направили на обследование. Они делают все эти анализы крови, а специалист, доктор Хелен Вонг, направляет меня на УЗИ. Я пытаюсь сдержать слезы, но это бесполезно. После УЗИ мама держит меня за руку. Она все время молчит. Я думаю, что она слишком напугана и потрясена, чтобы что-то сказать, поэтому она дает возможность папе и другим врачам все обсудить.

Затем доктор Вонг назначает повторное УЗИ, и мне ставят капельницу, мама садиться на одну сторону моей больничной койки, а папа на другую. Доктор стоит рядом с ними с результатами моего обследованмя в руках.

— У тебя внематочная беременность, — говорит она, а потом объясняет, почему мне должны сделать срочную операцию, потому что они подозревают, что моя фаллопиева труба начинает разрываться. Мама прижимает ладонь ко рту, а слезы скатываются по ее щекам. Папа холодно кивает головой, пока слушает доктора Вонг.

— Что будет с моим ребенком? — спрашиваю я в панике.

Доктор Вонг касается моего плеча.

— Не получится спасти ребенка, — объясняет она.

Я начинаю плакать снова. В этот момент я понимаю, что я и в самом деле беременна, я надеялся, что беременности не было. Может мои негативные мысли подтолкнули мое тело отвергнуть ребенка? Я знаю, что сохраню чувство вины, глубокие следы страдания и горя в себе навсегда.

Еще один спазм боли, и я хватаюсь за живот.

Когда мои родители подписывают отказ от всех возможных претензий, от реальности происходящего меня бросает в дрожь.

— Смогу ли я иметь детей в будущем? — спрашиваю я доктора Вонг, прежде чем она выходит с комнаты, чтобы подготовится к операции.

Она кивает.

— Одна труба будет повреждена, но твоя другая здорова. Чаще всего удается зачать ребенка без особых проблем.

После капельницы они готовы отвезти меня на операцию, я смотрю на моих родителей. Мне хочется сказать им что-нибудь, но я знаю, если я это сделаю, то не выдержу и разрыдаюсь.

Мама слабо, совсем не весело улыбвается мне. Она разочарована во мне. Я не виню ее.

Папа держит меня за руку, пока меня катят в операционную.

— Мы будем ждать прямо здесь, пока ты не придешь в себя.

В операционной комнате холодно и пахнет искусственной вентиляцией. Меня подключают к монитору, и доктор Вонг говорит мне, что я буду чувствовать себя сонно, после того как они добавят что-то в мою капельницу. Когда я впадаю в глубокий сон, я обещаю забыть о Марко и забыть о нашем ребенке, у которого никогда не было шанса.

Луис Фуэнтес напомнил мне, что я все еще уязвима. Если я эмоционально закроюсь, то мне не придется беспокоиться о том, что мне сделают больно. Когда этот кошмар закончится, я собираюсь стать совсем другим человеком... Никки Круз больше не будет уязвима.

Глава 9

Луис

Два года и два месяца спустя.

Фейрфилд, штат Иллинойс.

Если бы две недели назад мне сказали, что я перееду обратно в Иллинойс после бегства из этого места в одиннадцатилетнем возрасте, я бы рассмеялся им в лицо. За все это время я возвращался в Иллинойс один единственный раз — на свадьбу моего брата, уже более двух лет назад.

Теперь мне семнадцать и я вернулся навсегда.

Я перешел в выпускной класс. Я знаю каждого учителя, каждого студента, и каждый дюйм Флэтайрон Хай в Колорадо, куда я ходил последние три года старшей школы. Если бы у меня был выбор, я бы не вернулся в Фейрфилд. Но я мексиканец, а моя культура предполагает лояльность к семье.

Долг перед семьей вернул нас обратно. Алекс и Британи живут здесь с моим племянником, Пако. Мы видели их вчера вечером, как только приехали.

Британи снова беременна, и mi'amá (моя мама) говорит, что хочет видеть как растут ее внуки.

Мы стоим перед старым домой, который раньше арендовали. Это двухкомнатный дом, по размеру больше, чем лачуга, но меньше, чем большинство домов в моем квартале. Как ни странно, но численность Кровавых Латино в Фейерфилде уменьшилась. Нарисованные метки на зданиях и уличных знаках исчезли, и больше никто не смотрит на проезжающие мимо автомобили, будто там могут быть члены конкурирующих банд, собирающиеся напасть прямо из машины. Однако, присутствие припаркованной патрульной машины на улице ставит под сомнение мои рассуждения.

Я знаю почему mi'amá хотела вернуться в этот город и в этот дом. Это не только потому, что Фейрвилд близко расположен к Эванстону, где живут Алекс и Бриттани. Это из-за прошлого... она отчаянно пытается держаться за воспоминания о mi papá.