– Я – СМЕРТЬ, – сказал Смерть. – И ЯВИЛСЯ Я ВОВСЕ НЕ ЗА ТВОИМ КОШЕЛЬКОМ. ДАЛЬШЕ САМ ДОГАДАЕШЬСЯ ИЛИ КАК?
Какое-то существо из последних сил билось в забранное деревянной решеткой окошко птичьего питомника.
Еще некоторое время доносились царапающие звуки, слабые удары клювом, но наконец все стихло.
Хищные птицы внимательно смотрели на окно.
А потом на улице что-то сделало «в-вуф». Лучи ярчайшего света скользнули по противоположной от окна стене, и деревянная решетка стала медленно обугливаться.
Нянюшка Ягг прекрасно понимала: официальная церемония случится в Главном зале, но настоящее веселье будет царить на улице, рядом с огромным костром. Там, в замке, подадут перепелиные яйца, это ихнее варенье из гусиной печенки и маленькие бутербродики, которые нужно засовывать в рот по четыре штуки зараз, чтобы хоть что-то распробовать. А снаружи выставят жареную картошку с топленым сливочным маслом в огромных чанах и зажарят на вертеле целого оленя. А потом специально приглашенный циркач, дабы развлечь собравшихся, будет запускать себе в штаны дурностаев. Подобные зрелища нянюшка Ягг ценила превыше всякой оперы.
И как ведьма она везде была желанной гостьей, о чем, кстати, никогда не мешает напомнить забывчивым вельможам… Таким образом, как следует поразмыслив, нянюшка решила остаться на улице и сытно поужинать олениной, тем более что, когда речь шла о бесплатном угощении, госпожа Ягг, подобно многим пожилым дамам, обладала практически бездонным желудком. Затем она проследует в королевский замок и заполнит оставшиеся в животе пустоты уже более изысканными блюдами. Кроме того, гостей в замке наверняка будут угощать этим дорогущим шипучим вином, которое нянюшка очень любила, – главное, чтоб кружки были побольше. Однако опять-таки, прежде чем переходить на всякие экзотические напитки, желудок следовало хорошенько заправить пивом…
Обернувшись, она увидела неподалеку косолапый силуэт Агнессы. Девушка неловко поправляла остроконечную шляпу, видимо, еще стесняясь появляться в своем новом головном уборе на публике.
– Расслабься, девочка, – приближаясь, посоветовала нянюшка. – Отведай оленинки. Такая вкуснятина…
Агнесса с сомнением оглядела жарящееся мясо. «Витамины – ничто, калории – все» – таков был один из негласных девизов Ланкра.
– Как думаешь, тут где-нибудь есть салат? – поинтересовалась Агнесса.
– Надеюсь, что нет, – с довольным видом ответила нянюшка.
– А народу собралось немало, – заметила Агнесса.
– О да, пригласили всех до единого, никого не забыли, – кивнула нянюшка. – Маграт, хвала богам, позаботилась об этом.
Агнесса, вытянув шею, окинула взглядом толпу.
– Что-то матушки нигде нет.
– Наверное, в замке, раздает указания…
– Честно говоря, последнее время я ее почти не вижу, – призналась Агнесса. – По-моему, она чем-то обеспокоена. Как-то странно ведет себя.
Нянюшка задумчиво прищурилась.
– Ты так считаешь? – спросила она, добавив в уме: «Похоже, девчушка, ты начинаешь кое в чем разбираться».
– Ну да. И ведет она себя так с тех самых пор, как мы узнали, ну, о рождении, – продолжала Агнесса, обводя пухлой ручкой буйство холестерина вокруг. – Она стала вся какая-то напряженная. Натянутая, будто струна.
Нянюшка Ягг набила табаком трубку и чиркнула спичкой о подошву башмака.
– А ты, что называется, подметчатая, – промолвила она, попыхивая трубкой. – Все подмечаешь, подмечаешь… Внимательная ты наша.
– Ага. А еще я заметила, что ты, когда думаешь о чем-то неприятном, сразу хватаешься за свою трубку, – сказала Агнесса. – Это называется «перемещать свое внимание».
«А ты слишком много читаешь», – огрызнулась про себя нянюшка, скрываясь в клубах ароматного дыма. Впрочем, все ведьмы, жившие в том домике до Агнессы, были любительницами книжек. Они считали, будто в книжках отражается жизнь – но что вообще можно разглядеть за всеми этими словами?
– Согласна, последнее время матушка какая-то замкнутая, – кивнула нянюшка Ягг. – Однако лучше к ней не лезть. Сама разберется.
– Я подумала, быть может, она недовольна священнослужителем, который будет совершать обряд Наречения?
– О, с братом Пердоре не будет никаких проблем, – возразила нянюшка. – Быстро пробормочет что-то на тарабарском наречии, получит за труды шесть пенсов, нальется бренди под завязку и уберется на своем ослике восвояси.
– Что? Разве ты не слышала? – удивилась Агнесса. – Брат Пердоре сейчас лежит в Скунде. Свалился с осла и сломал себе запястье и обе ноги.
Нянюшка Ягг даже вытащила трубку изо рта.
– А почему я ничего не знаю?
– Понятия не имею. Мне только вчера рассказала об этом госпожа Ткач.
– Вот гнусная баба! Я же встречалась с ней сегодня на улице. Уж могла бы и со мной поделиться!
Нянюшка сунула трубку в рот так, словно протыкала языки всем сплетницам мира.
– И вообще, как он умудрился переломать себе ноги? Он же с осла падал!
– Брат Пердоре ехал по тропке вдоль Скундского провала. Но ему повезло, летел он всего футов шестьдесят.
– И правда повезло. Осел мог быть и повыше.
– Поэтому король отправил гонца в омнианскую миссию в Охулане с просьбой прислать нам священнослужителя.
– Король… что? – изумленно переспросила нянюшка.
На поле, рядом с городком, стоял неумело натянутый серый шатер. Поднявшийся ветер радостно хлопал холстиной и раскачивал торчавший рядом шест с плакатом.
Надпись на плакате гласила: «ATЛИЧНЫЕ НОВАСТИ! ОМ ЗДРАСТВУЕТ ТЕБЯ!»
На самом деле на ознакомительное богослужение, объявленное всемогучим отцом Овсом, никто не явился, но поскольку о службе уже объявили во всеуслышание, пути назад не было. В положенное время всемогучий отец вышел в чистое поле, пропел несколько жизнерадостных гимнов под собственный аккомпанемент на переносной фисгармонии и вознес пару молитв во славу ветра и небес.
А в данный момент довольно-таки преподобный Овес критически рассматривал себя в зеркале. Честно говоря, к зеркалам он испытывал двойственные чувства. Зеркала привели к расколу омнианской церкви и возникновению многочисленных сект: сторонники одних заявляли, что зеркала поощряют суетность, а следовательно, порочны; другая сторона, наоборот, считала зеркала священными, поскольку те отражают праведность Ома. Сам Овес так и не вынес для себя окончательного суждения, поскольку по природе своей являлся человеком, привыкшим рассматривать любой возникший вопрос с обеих сторон. Кроме того, эти святотатственные зеркала помогали справляться с неимоверно сложной задачей – правильно застегивать священнослужительский воротничок.
Воротничок все еще выглядел новым. Проводивший пасторские занятия зело преподобный Мекль советовал воспринимать касавшиеся крахмала правила исключительно как рекомендации, но Овес, внимательно относящийся ко всем мелочам, так крахмалил свои воротнички, что ими можно было бриться.
Он аккуратно повесил на грудь ярко блеснувший медальончик с изображением священной черепахи и взял в руки «Книгу Ома», которую получил на выпускной церемонии. Некоторые семинаристы прилежно шуршали страницами «Книги» по несколько часов в день, дабы доказать свое рвение, но Овес никогда не прибегал к подобным методам. Кроме того, он знал священное писание практически наизусть.
Исподволь чувствуя за собой некоторую вину (в семинарии предупреждали о недопустимости использовать священное писание для предсказания судьбы), довольно-таки преподобный Овес отвернулся в сторону и наобум открыл книгу.
Потом повернул голову обратно и быстро прочел первый попавшийся на глаза абзац.
Отрывок относился к середине Второго Письма Бруты Омнианам, в котором Брута слегка журил их за то, что они не ответили на Первое Письмо.
«…Тишина – вот есмъ ответ, ставит каковой исчо три вопроса. Исчите и обрясчете, однаково прежде должны вы знать, што искать надобно…»