– Да чтоб вас всех!

Вот что самое плохое в том, чтобы быть хорошей. Подобные мысли, лезущие в голову.

Матушка в который раз опустилась в кресло-качалку и поплотнее закуталась в шаль. Огонь в камине давно потух – она никак не предполагала, что сегодня вечером останется дома.

Тени заполняли углы комнаты, но лампу она зажигать не стала. Хватит и свечи.

Уставившись в стену, матушка качалась в кресле, а тени становились все длиннее.

Агнесса шла за нянюшкой по залу. Наверное, она сейчас нарушала какие-то правила этикета, но перед авторитетом ведьмовской шляпы пасовали почти все правила, не говоря уж о каком-то там этикете.

Данную часть Овцепикских гор традиционно занимали крошечные государства. Каждая местная долина, отделенная от своих соседок провалом, преодолеть который можно было в лучшем случае ползком, а в худшем – при помощи лестницы, – каждая такая долинка в большей или меньшей степени правила сама собой. И количество королей в Овцепиках было абсолютно произвольным, тем более что некоторые из них правили своими королевствами только по вечерам, подоив коров. Сегодня в этом зале собрались практически все местные монархи: бесплатное угощение – не та вещь, которой можно пренебречь. Тут присутствовала даже парочка гномьих старейшин с Медной горы. А в углу зала Агнесса заметила группу троллей, которые старались держаться подальше от гномов. «Оружия ни у тех ни у других нет, значит, политики», – предположила Агнесса.

Строго говоря, тролли не являлись подданными короля Веренса, и своим присутствием здесь они словно бы заявляли на официальном языке жестов: с футболом человечьими головами давным-давно покончено. Ну, не давным-давно, но давно. Почти покончено. Во всяком случае, в данной местности. Соответствующим указом, который со дня на день будет.

Проводив ведьм к трону, Милли поспешила прочь.

Омнианский священнослужитель приветливо кивнул вновь прибывшим.

– Добрый, гм… вечер, – сказал он.

И даже не попытался кого-нибудь поджечь. Священнослужитель был не очень стар. Возле носа у него красовался большой созревший фурункул.

Пердита брезгливо поморщилась. Нянюшка Ягг хмыкнула. Агнесса рискнула едва заметно улыбнуться. Священнослужитель громко высморкался.

– Вы, должно быть, те самые, гм… ведьмы, о которых я столько слышал, – сказал он.

У него была поразительная улыбка. Она возникла на его лице так быстро, словно кто-то щелкнул створкой иконографа. Появилась буквально на мгновение и тут же исчезла.

– Гм… да, – ответила Агнесса.

– Ха! – воскликнула нянюшка Ягг, которая умела повернуться к человеку спиной, глядя ему прямо в глаза.

– А я… я… – промямлил священнослужитель и смущенно потер переносицу. – Прошу прощения, боюсь, я не привык к горному воздуху. Я – довольно-таки преподобный всемогучий Овес.

– Как-как? – переспросила Агнесса.

К ее удивлению, омнианин густо покраснел. И чем дольше Агнесса смотрела на него, тем отчетливее понимала, что он ничуть не старше ее самой.

– То есть всемогучий-достославный-превозносящий-Ома-до-небес Овес, – пояснил священнослужитель. – На омнианском звучит гораздо короче. Кстати, вы знакомы со Словом Омьим?

– С каким именно? – уточнила нянюшка Ягг. – Мы знаем сразу несколько. «Огонь», «костер»… Ха!

Однако религиозная война была пресечена в самом зародыше громкими звуками фанфар. Завершились фанфары несколькими аккордами из «Танца ежика», и на лестнице показалась королевская чета.

– И заруби себе на носу: чтоб никакой этой вашей языческой ерунды! – прошипела стоявшая за пасторской спиной нянюшка Ягг. – Никаких обрызгиваний водой, маслом, песком, никаких отрезаний частей тела. А еще запомни: я прямо позади тебя, и в руке у меня очень острая палка. Если я услышу хоть одно известное мне слово…[9]

– Нянюшка! – донеслось с другой стороны. – Он же не какой-нибудь злобный инквизитор!

– Знаешь, девочка, острая палка есть острая палка!

«И что такое на нее нашло? – подумала Агнесса, заметив, как побагровели уши священнослужителя. – На матушку это еще похоже, но нянюшка…»

«Наверное, решила подменить старую кошелку, пока та где-то шляется», – встряла Пердита.

Агнесса была потрясена до глубины души. Что за мысли лезут ей в голову?!

– Ну что? Сделаешь все как положено? – осведомилась нянюшка.

– Гм… Король мне все объяснил, – ответил пастор. – Э-э… А у вас, случаем, нет ничего от головной боли? Боюсь…

– В одну руку вложишь ключ, другой она должна сжать корону, – неумолимо продолжала нянюшка Ягг.

– Да… Гм…

– Сначала ее имя, потом – имя матери, потом – имя отца. Если насчет последнего мать не уверена, просто промямли что-нибудь неразборчивое…

– Нянюшка! Ты говоришь о королевской чете!

– Ха! Уж я бы тебе кой-чего порассказала, девочка! Значит так, потом передашь дитя мне, я тоже назову ее имя и верну ее тебе, а ты назовешь ее имя людям и снова передашь ее мне, а я передам ее папочке, он выйдет через вон те двери и покажет ее людям, все начнут кидать в воздух шляпы и орать «ура!», потом все закончится, всем выпивка и закусоны, нажрутся так, что не найдут собственные шляпы. Но начнешь инквизитировать по поводу грехов или еще чего, и все закончится очень скверно. Для тебя.

– А какова, гм, твоя роль, мадам?

– Я – крестная мать!

– Т-тут будет замешан крест? – Молодой священнослужитель заметно вздрогнул.

– Это старая ланкрская традиция, – поспешила объяснить Агнесса. – Означает что-то вроде «заместитель матери по некоторым вопросам». Все в порядке… Как ведьмы мы терпимо относимся ко всем религиям и…

– Верно, – согласилась нянюшка Ягг. – Но только к правильным религиям, так что следи за языком, юноша!

Королевская чета наконец добралась до тронов. Маграт заняла свое место и, к удивлению Агнессы, незаметно подмигнула ей.

Веренс подмигивать не стал. Остановившись рядом с троном, он громко откашлялся.

– Ахым!

– У меня где-то была пастилка от горла, – сказала нянюшка, торопливо запуская руку под юбки.

– Ахым! – повторил Веренс, показывая взглядом на свой трон.

То, что выглядело серой подушкой, вдруг перевернулось, зевнуло, наградило короля кратким взглядом и принялось неторопливо вылизываться.

– О, Грибо! – воскликнула нянюшка. – А я-то думала, куда ты запропастился…

– Госпожа Ягг, ты не могла бы, э-э, убрать его? – спросил король.

Агнесса глянула на Маграт. Королева смотрела куда-то в сторону, положив локоть на подлокотник трона и закрыв ладошкой рот. Ее плечи тряслись.

Нянюшка смахнула кота с трона.

– Кот имеет право смотреть на короля, – возвестила она.

– Но не с таким выражением, – парировал Веренс и благосклонно махнул рукой собравшейся толпе.

И как раз в этот момент часы замка начали отбивать полночь.

– Прошу вас, ваше преподобие.

– Я как раз приготовил приличествующее моменту пасторское наставление… гм, с надеждой, что… – начал довольно-таки преподобный Овес, но вдруг как-то судорожно дернулся вперед. Уставившись в пространство, он пару раз изумленно моргнул и, громко сглотнув, быстренько закончил: – Но, увы, у нас нет на это времени.

Наклонившись, Маграт прошептала что-то на ухо мужу. «Да, дорогая, она так и не пришла, но у нас нет выхода…» – донесся до Агнессы тихий ответ Веренса.

К тронам подбежал запыхавшийся Шон в сбившемся набок парике. В руках он нес подушечку, на которой лежал огромный железный ключ от замка.

Милли Хлода осторожно передала ребенка священнослужителю. Довольно-таки преподобный Овес нерешительно принял сверток и заговорил.

В общем и целом речь его звучала так, как будто отец Овес тщательно обдумывал каждое следующее слово. Стоящая за его спиной нянюшка внимательно слушала – судя по ее лицу, которое выражало искреннюю (не считая ста процентов искусственных добавок) заинтересованность. А еще со стороны могло показаться, что молодой священнослужитель страдает от частых приступов весьма болезненных судорог.