Литмир - Электронная Библиотека

Тут важно уточнить, о какой любви идет речь. Не надо думать, что христианская любовь – это какая-то сентиментальность: погладить преступника по голове, утешить и сказать – продолжай убивать и насильничать, раз это тебе так нравится. Нет. Речь совсем не об этом. Речь о совершенно другой любви. Любви в высшей степени разумной.

Простой пример. У человека аппендицит. Есть два способа помочь ему избавиться от боли. Первый, любвеобильный в кавычках – давать ему болеутоляющее. Принял – и уже лучше, уже не больно. «Ой, спасибо, доктор!» Но прошел час-другой – опять больно. Еще болеутоляющего, потом еще. А в конце концов – со святыми упокой! Это, конечно, не любовь. Это – безрассудство, а не любовь. А настоящая любовь как проявит себя в таком случае? – На операционный стол, разрезали, удалили аппендикс. Пострадал во время и после операции – верно, пострадал. Но в итоге – спасен! Вот о какой любви учит христианство, когда мы говорим, что Бог есть Любовь. Настоящая любовь состоит в том, чтобы дать человеку полное исцеление, а не минутное утешение.

И исцеление, прежде всего, духовное. Что оно означает? Это не просто исправление нашего внешнего поведения, но внутреннего состояния. Хорошо ли улыбаться кому-нибудь, а за глаза поноси́ть его на чем свет стои́т? Хорошо ли, когда тебя кто-то просит: «Только не говори никому, пожалуйста», – а ты выдашь его тайну, предашь его? Хорошо ли лгать, хорошо ли клеветать? Хорошо ли осуждать? Ведь, когда я осуждаю другого человека, то тем самым ставлю себя выше его: «Я бы такого не сделал, как он, негодяй. Видите, насколько я лучше? Я уверен, что намного лучше, и потому осуждаю его. Я бы такого не сделал никогда».

Но интересно, многое ли я могу сделать? Могу ли я не осуждать другого человека, как велит евангельская заповедь. Казалось бы, могу. Вот, дал себе слово, что никогда не буду никого осуждать. И тут же, словно по инерции, начал отзываться о ком-то скверно, начал судить о его мнимых или пусть даже действительных недостатках. Все, говорю себе, лукавить больше не буду, буду прямодушен. И тут же, при случае, взял и извернулся, как змея. И чего только, оказывается, во мне нет!

О каком же духовном исцелении идет речь, когда вспоминаем христианскую истину: Бог есть Любовь? К какому благу призывается человек в христианстве? Какое исцеление дает христианский Бог? – Очиститься от всего, что противоречит совести, нравственным законам жизни, от духовной нечистоты, которая внутри нас и которую мы так ловко умеем скрывать. Внешнее поведение человека может быть безупречным, он может соблюдать все правила и предписания религии и казаться со стороны чуть ли не святым, а внутри при этом быть исполненным всякой нечистоты: зависти, ненависти, тщеславия, гордости…

Но при каком условии очищается и изменяется человек? При твердом решении жить по совести и искреннем раскаянии перед Богом и обиженными людьми. Ибо Бог не может исцелить человека насильно без труда самого человека.

Итак, первое положение, которое, как мне кажется, необходимо обозначить для понимания, что такое православие, состоит в том, что Бог – это не награждающая и карающая справедливость, а Любовь. Но не какая-то сентиментальная любовь, а разумная, действующая только при усилии самого человека избавиться от всякой дряни.

Здесь стоит обратить внимание на то, что на церковном языке называется страстями. Нередко с восторгом говорят: «Ах, какая страстная любовь!» – Но что называется страстями в Православии? В переводе на современный русский язык древнеславянское слово «страсть» означает, прежде всего, страдание. Страдание! Например, завидую я кому-то – ну и как, сколько радости принесла мне эта зависть? Ненавижу я кого-нибудь – его моя ненависть может нисколько не беспокоить, а я весь содрогаюсь от ярости. Алчный я, вечно мне всего мало – кто от этого страдает? – Сам я и страдаю, извожусь от своей ненасытной алчности. Страсть всегда, в конечном счете, приносит страдание человеку.

Страсти – это корни всех наших бед. Поэтому христианство и призывает бороться с ними и предлагает средства для исцеления от них. Помните, как у Пушкина: «Хвалу и клевету приемли равнодушно, и не оспаривай глупца». Сам Пушкин, может быть, и не вкладывал в эти слова христианский смысл, но мы можем интерпретировать их по-христиански. Немалое дело – научиться принимать и хвалу, не тщеславясь, не поднимая нос кверху, и клевету, не впадая в отчаяние и ярость, а принимать и то, и другое спокойно, бесстрастно. Но увы, как только я услышу, как несправедливо меня обвиняют, или клевещут на меня, я весь содрогаюсь, готов кричать: «Где же справедливость?» А ревность? – Какие же мы все больные, не тронь нас ни с какой стороны. Как сильно мы подвержены страстям, из-за которых сами же и страдаем! Страсть – это действительно страдание!

Еще одна деталь. Если христианство говорит, что необходимо освобождаться от этих страстей-страданий, что освобождение от них приносит человеку настоящее благо, настоящую радость, то светский мир восклицает – да здравствуют страсти! Смотрим телевизор: каких только страстей нам не показывают и тем самым распаляют их в нас еще больше. Культ страстей! А если задуматься, что на самом деле представляет собой этот культ? – Примерно вот что. Лежит доска с гвоздями, торчащими острием вверх. «Ну, – призывает массовая культура, – ходи по гвоздям, это очень увлекательно!» Вот что такое страсти – ходить по гвоздям. Духовное самоистязание, а в конце концов – духовное самоубийство! К чему приводит алкоголизм, наркомания, всем известно. Разрушительность этих страстей всем очевидна. Но на духовном уровне разрушительны все страсти, все они повреждают, а если с ними не бороться – в итоге убивают душу.

Христианство предлагает средства освобождения от страстей – этих источников всех страданий. Но освобождается человек вовсе не карами Божиими: нарушил заповедь – вот тебе удар электрошокером, чтобы в результате выработался рефлекс вести себя праведно. Нет! Бог оставляет за человеком полную свободу. Это еще одно важнейшее положение Православия. Бог не может прикоснуться к моей духовной свободе. Не может, потому что создал нас свободными. Человек сам, добровольно избирает добро или зло.

Другое дело может ли он взять и так запросто выбрать добро и спокойно следовать ему. Увы, страсти настолько укоренились в каждом из нас, что это сделать не так просто. Поэтому выбор добра, если это не самообман – мол, хочу стать добродетельным, а жизнь свою при этом менять не хочет, – выбор этот предполагает волевое усилие изменить свою жизнь, которое невозможно без постоянного наблюдения за своими мыслями, желаниями словами и их совестной оценки. Нас разрывает множество самых противоречивых желаний, в том числе далеко не добрых. Тем не менее, в каждом человеке, сколько бы страстен он ни был, сохраняется нравственная свобода. И Бог ни на одну йоту не может прикоснуться к ней.

Здесь мы переходим к еще одному чрезвычайно важному пункту, характеризующему Православие. Звучит он не менее страшно, чем то, что я уже назвал. Бог, согласно православному учению, не запрещает людям грешить, делать зло. Значит, позволяет? Нет, ни то, ни другое: не запрещает и не позволяет. А оставляет человека свободным в выборе добра или зла. Человеку изначально дана полная свобода, и эта свобода не отнимается у человека никогда, иначе он перестал бы быть человеком. Нравственный выбор – творить добро или зло – всегда остается в его руках, в его мыслях, в его желаниях, в его воле, в его свободе.

А что же Бог? Разве Он устранился от нас и свысока взирает, как мы мечемся между добром и злом? Нет! Бог своими заповедями и голосом нашей совести и нашего разума непрестанно напоминает о том, где добро и счастье, а где зло и страдания. Нужно только пристально всмотреться в обстоятельства всей своей жизни, внимательно прислушаться к голосу своей совести, чтобы понять это. Он постоянно говорит нам: «Не ходи по гвоздям – тебе будет плохо. Не лги – тебе будет плохо. Поднявший меч – от меча погибнет. Не воруй, не клевещи, не осуждай, не презирай никого – тебе будет плохо. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».

12
{"b":"222676","o":1}